— Пойдем погуляем?
Не дожидаясь моего ответа, он надел куртку, шагнул в коридор и стал спускаться по лестнице, прыгая сразу через три ступени. Захлопнув дверь комнаты, я в недоумении последовала за ним. Мы шли к реке. Вернее, к тому, что было когда-то рекой, а теперь пузырилось и пенилось возле гранитной стены, тоскливо облизывая искусственные песчаные берега, и с отвращением протискивалось через шлюзы к обмелевшему и оскудевшему Дону.
Навстречу нам дул холодный осенний ветер, надувая на спине куртки, и мы почти бежали, словно впереди была незримая, но уже близкая цель. Остановившись возле чугунных перил, мы уставились на темные, тяжело перекатывающиеся волны. Ветер обдавал наши лица холодной водяной пылью, разбивая на тысячи мелких осколков отражения фонарей. Дэвид смотрел вдаль, словно ища в темноте морской горизонт, и ветер трепал его длинные светлые волосы. О чем он думал, стоя вот так на полутемной набережной? Передо мной простирался чужой, неведомый мне мир, и я стояла перед ним безоружная, готовая в любой момент уронить на асфальт свое кроваво-красное антиимпериалистическое сердце… И когда Дэвид Бэст обнял меня, я вмиг потеряла всякое представление о действительности. Кажется, меня никто еще до этого не обнимал… Мешали мои очки, и Дэвид аккуратно снял их и положил в карман своей куртки. Замершие в смертельном шоке фонари лихорадочно затряслись, провода задымились от утроенной силы тока, чугунная литая решетка закачалась от девятибалльного толчка — и гранитная набережная с грохотом рухнула в Воронежское водохранилище, так что весь левый берег, где стоял мой дом, накрыло огромной приливной волной, несущей ядовитые отбросы полусотни заводов…
Когда буря улеглась, Дэвид Бэст вынул из кармана мои очки, протянул их мне и улыбнулся. Обнявшись, мы медленно пошли обратно.
Лилиан всегда любила гулять одна, особенно осенью, когда все становилось тихим и чутким, когда слышно было, как звучит увядание. По берегу реки деловито прохаживались вороны — по песку, у самой воды, среди мусора и водорослей. Их крики были созвучны безлюдью и сонной жизни осенней реки, созвучны той пустоте, которую Лилиан последнее время ощущала в себе. Она ходила и ходила по берегу, туда и обратно, она совсем замерзла…
Чижовские холмы, наполовину застроенные одноэтажными домишками, уныло темнели над замерзающей водой, и над огромным, безжизненным пространством водохранилища не было слышно ничего, кроме порывистых вздохов ноябрьского ветра.
Черные, покрытые мертвой травой холмы, покосившиеся деревянные заборы, наполовину вросшие в чернозем жилища тех, кто претендовал в этой жизни лишь на выживание. Дети… Они пробежали мимо Лилиан с двумя измазанными грязью дворняжками, весело и бездумно крича что-то, не обращая на нее, стоящую неподвижно, никакого внимания.
Рассеянно глядя на черные холмы, Лилиан заметила вдруг, вернее, почувствовала какие-то перемены. Что-то было не так. Но что? Может быть, в ее мыслях произошло какое-то движенье? Там, на одном из холмов… Темные, почти сливающиеся с землей стены, высокие башни. Лилиан закрыла глаза, засунула руки поглубже в карманы пальто. «Нет… — в отчаянии подумала она, — надо взять себя в руки… не позволять себе больше этих убийственных фантазий. Убийственных? Но почему?..»
Она снова открыла глаза, смело устремив взгляд прямо туда, где ей только что померещились темные стены. И она снова увидела их — и на этот раз более отчетливо.
Стены… башни… высокие, узкие окна, ворота, каменная изгородь…
Лилиан потянула узел шарфа, туго завязанный на шее. От волнения ей не хватало воздуха. Или она сходит с ума, или…
Мимо нее снова пробежали дети. Одна из девочек подняла с земли хворостинку и слегка огрела ею зазевавшуюся дворнягу.
— Эй, малышка, — ласково позвала ее Лилиан, — поди-ка сюда!
Девочка тут же подошла; дворняга вертелась у ее ног, доверчиво виляя хвостом.
— Ты видишь этот высокий… дом? — осторожно спросила Лилиан, указывая перчаткой в сторону холма.
Склонив голову набок, девочка медленно покачала головой.
— Нет, ничего не вижу, — ответила она.
«Значит, со мной что-то не в порядке», — в отчаянии подумала Лилиан, совершенно отчетливо видя стоящий на холме темный замок.
— Не видишь этих темных стен? Этих высоких башен? — снова спросила она.
Девочка отрицательно покачала головой.
— Не видишь этих птиц на черепичной крыше?
Девочка неподвижно стояла, глядя в сторону холма.
— Вижу… — неуверенно и удивленно произнесла она.
Лилиан чуть не подскочила на месте.
— Видишь?.. — еле слышно, словно боясь спугнуть загадочное виденье, спросила она.
Некоторое время девочка стояла молча, но потом радостно закричала:
— Да, вижу, вижу! Сказочный замок! Я видела такой в книжке! На каждой башенке флажок! А на крыше сидят вороны!
Лилиан засмеялась.
— А ты видишь? — в свою очередь спросила ее девочка.
— Вижу! — весело ответила Лилиан.
— И я вижу!
— Мы с тобой обе видим этот замок, — серьезно произнесла Лилиан, — но больше никто его не видит.
— Почему? — не менее серьезно спросила девочка, но тут же сама все объяснила: — Потому что мы с тобой волшебницы! Ты и я. И больше никто.
Лилиан молча кивнула.
— Ты можешь приходить в этот замок, когда захочешь, — сказала она девочке.
Та с достоинством кивнула, снова огрела хворостиной дворняжку и вместе с собакой побежала дальше.
А Лилиан продолжала молча смотреть на темные башни.
Кто-то позвал ее. И она не могла в точности определить, откуда доносится этот голос.
