журнала. Этот конь на скачках никогда не проигрывал“. Тут я увидел, что в проеме дверей стоит Валера (Воронин. —
Фразу «Это всё на мои деньги построено» Старостин часто произносил, приезжая на Беговую улицу. Контролеры ипподрома всегда пропускали его со товарищи без билетов. Случалось, приезжал с ним и поэт Константин Ваншенкин. Однажды он со слов друга записал историю, которая в коротком пересказе выглядела так. Зимой, в метель, Андрей с братом Александром и несколькими приятелями на подхвате сделал несколько неудачных ставок, а после заключительного заезда выбросил билеты тотализатора в снег. Но вдруг до него дошло, что он поторопился: на самом деле одна из ставок принесла неплохой выигрыш.
Как известно, любой солидный, уважающий себя игрок никогда не ходил в кассу сам: этим занимались подручные. Вот и теперь, узнав о казусе, они без всякой команды со стороны мэтра начали рыться под скамейками, чиркая спичками. Нашли, понеслись к кассам, которые уже были закрыты, уговорили кассиршу за небольшую мзду выплатить выигрыш — восемь тысяч рублей старыми. Андрей и Александр, разумеется, в этой суете никакого участия не принимали.
А вот зарисовка представителя иного поколения — Юрия Архипова, однокурсника дочери Старостина Наташи:
«Однажды он на краткий вежливый миг принял участие в нашем гулянье у них на квартире.
Вошел, отвесив компании картинный поклон, присел к столу, слегка чего-то пригубил. Спрошенный дочерью, поведал, как прошли сегодня бега на ипподроме.
— Андрей Петрович, а правда ли, — спросил его мой друг Харитонов, — что новички там всегда выигрывают? Может, и нам с Юрочкой в таком случае повезет? И жены будут довольны!
— Пижонов там тоже довольно, — гласил уклончивый каламбурный ответ основателя „Спартака“. Вполне в духе Булгакова и Олеши, с коими до войны великий футболист резался по ночам в карты».
А вот что писал Виктор Понедельник: «У Яншина со Старостиным была своя ложа на ипподроме на Беговой. Разочек и меня пригласили: „Виктор, ты же донской казак…“ Там тоже интересный круг людей собирался. Рада Волшанинова, да всех не перечислишь…»
Привозил ли Андрей Петрович актрису Раду Волшанинову (которая, кстати, пела на его пятидесятилетии) на творческие встречи с футболистами сборной, свидетельств не сохранилось. А вот Булат Окуджава, Рубен Симонов, Михаил Царев на сборы приезжали точно.
Михаил Яншин, старый поклонник «Спартака», после игр приходил вместе с Андреем Петровичем в раздевалку. Никита Симонян писал: «Если мы выиграли, Михаил Михайлович поздравлял нас с победой, проиграли — вставал в сторонке и молча, внимательно за всеми наблюдал. Не исключаю, что ему как актеру было небезынтересно состояние людей, победивших или потерпевших поражение».
Старостин соединял мастеров своего дела, порой даже не присутствуя при этом лично. Однажды Булат Окуджава и Эдуард Стрельцов пересеклись где-то в Таджикистане, разговорились, и выяснилось: оба знают два значения слова «бейт». То есть футболисту было известно, что это еще и восточное двустишие, а поэт представлял фирменный прием Стрельцова — «когда достаешь мяч у себя из-за спины и подбиваешь пяткой». Можно было даже не спрашивать, кто выступал в роли «просветителя», — разумеется, Андрей Петрович.
После возвращения из Норильска третий Старостин вошел в футбольную жизнь без раскачки. Да и в театральную, литературную — тоже. Окончание его ссылки друзья из артистических кругов отмечали несколько дней. Племяннику Андрею запомнилось:
«Однажды устроили сабантуй в доме на улице Горького, около Елисеевского. Я там же и заночевал, пришлось спать на одном диване с Яншиным — он меня придавил, такой тяжелый… Дядя водил меня в Дом актера, причем представлял собравшимся сыном, а не племянником. Водил и в „Националь“, там Олеша сидел каждый вечер. Он тогда находился в опале, и ему было безразлично, сын я или не сын…»
Поездка на машине Иттина на юг обернулась посещением в Ялте Марии Чеховой: сестре великого писателя исполнялось 90 лет, и на Яншина выпала миссия поздравить Марию Павловну с юбилеем от имени Ольги Книппер-Чеховой. Приехал Иван Козловский, который спел виновнице торжества романс. В общем, по отзыву Старостина, визитеры «уехали с просветленной душой».
Да и в Москве оставалось немало старых друзей. На даче свояка — драматурга Исидора Штока, второго мужа Александры Кононовой, — он еще успел встретиться с Александром Фадеевым, связь с которым была потеряна на весь период заключения и ссылки. Безо всяких обид сидели на траве, вспоминали былое. Писатель в шутку жаловался, что побаливают ноги, что врачи запретили употребление алкоголя, но отнюдь не выглядел человеком, который вскоре покончит жизнь самоубийством. Но всё произошло именно так, и их разговор оказался последним. А через четыре года после Фадеева ушел из жизни и Юрий Олеша.
С особым пиететом Старостин относился к Анне Ахматовой, с которой он познакомился опять-таки благодаря Штоку. Стихи ее любил с молодых лет, но вот встретиться лично довелось уже в зрелом возрасте. Его самого за глаза называли Лордом, но каким же грациозным величием обладала поэтесса, если у Андрея Петровича она вызвала ассоциации с королевой!
Сама Ахматова со смехом вспоминала эпизод с участием Ильи — сына писателя Евгения Петрова (эту историю можно найти и у Александра Нилина, и у Михаила Ардова). Молодой музыкант, куда больше интересовавшийся футболом, нежели литературой, не обращал на поэтессу особого внимания, пока… Вот цитата из Ахматовой: «Сегодня здесь был Илюша Петров. Я сидела на диване, а он в этом кресле. Ко мне он вообще никак не относится… Ну, сидит себе какая-то старуха и сидит… И вдруг я при нем сказала кому-то, что вчера у меня в гостях был Шток с Андреем Старостиным… Тут он переменился в лице, взглянул на меня с изумлением и сказал: „Вы — знакомы со Старостиным?!!“».
Нилин подметил: «Мне приходилось бывать в ресторанах Дома актера, Дома писателей и прочих творческих клубов вместе со знаменитыми футболистами, по традиции дорожившими возможностью общения с деятелями искусства. Футболистов в этих ресторанах любили, привечали, они привыкали чувствовать себя в центре внимания. Но никто из них, в отличие от Андрея Петровича, не считался в них своим. Андрей же Старостин любил мир искусства не менее футбольного и ощущал с ним свое душевное родство».
Третий из братьев действительно был в этой среде настолько своим, что швейцар дядя Митя в ресторане ВТО, если за столиком сидел Андрей Петрович, объявлял результаты состоявшихся матчей. Во многом симпатия окружающих объяснялась тем, что Старостин обладал невероятной культурой речи. Никто не мог вспомнить, чтобы из уст уважаемого человека прозвучали нецензурные выражения, самым крутым ругательством у него было «полный осел». Речь его отличалась не только богатой, образной лексикой, но и особой манерой. Например, давая комментарий на радио по случаю пятидесятилетия общества «Спартак», он произнес слово «отведено» с ударением на втором слоге. И это не казалось ошибкой, скорее — архаизмом, приветом из середины тридцатых годов, о которых Старостин рассказывал.
Владимир Артамонов описывал магию обаяния, исходившего от собеседника:
«Он обладал шармом — слегка улыбчив, то ли от стеснения, то ли еще от чего, голос ровный, баритонально-хриповатый, речь правильная, слова весомые, дикция привлекающая, предложения законченные, хоть ставь точку. Он приходил к нам в редакцию, садился в кресло, стоявшее напротив моего стола, вынимал пачку „Беломора“ и начинал курить, причем очень красиво. Я хотя и неоднократно бросал это занятие, поддавался иной раз соблазну закурить вновь и нередко закуривал тоже, „стреляя“ у Андрея Петровича „беломорину“. В это время он рассказывал о футбольных и нефутбольных делах, и мы, редакторы, с интересом его слушали».
Евгений Евтушенко писал в своих мемуарах:
«Колоссальное впечатление производили Старостины, особенно Андрей Петрович. Прекрасно знал литературу. Это был человек, полный достоинства. Необычайно красивый».
Известный грузинский писатель Чабуа Амирэджиби, который тоже был выслан в Норильск, однажды подарил Николаю Петровичу фотографию, на которой был запечатлен вместе с Андреем. И подписал: «Андрей — блистательная личность. Такие не забываются даже поколениями». Имелся в архиве старшего
