который, вместо того чтобы ухаживать за именитыми гостями, вознаграждал себя за двадцать лет службы без жалования тем, что рассматривал их, разинув рот.
Ла Бри поднял глаза.
— Ступайте к господину барону Джузеппе Бальзамо, — приказал Таверне, — и передайте ему, что ее высочество желает его видеть.
Ла Бри исчез.
— Джузеппе Бальзамо! — повторила принцесса. — Какое необычное имя, не правда ли?
— Джузеппе Бальзамо! — задумчиво повторил кардинал. — Мне кажется, я уже слышал это имя.
Пять минут прошли в полной тишине.
Внезапно Андре вздрогнула: она раньше других услыхала шаги.
Ветви раздвинулись: Джузеппе Бальзамо оказался лицом к лицу с Марией Антуанеттой.
XV
МАГИЯ
Бальзамо низко поклонился. Подняв умные, выразительные глаза, он остановил почтительный взгляд на принцессе, ожидая ее вопросов.
— Если вы тот человек, о котором нам только что рассказывал господин де Таверне, — проговорила Мария Антуанетта, — то подойдите ближе, чтобы мы могли видеть, как выглядит колдун.
Бальзамо сделал еще шаг и снова поклонился.
— Вы занимаетесь тем, что предсказываете будущее? — спросила дофина, рассматривая Бальзамо с любопытством, видимо большим, чем она бы хотела показать, и продолжая маленькими глотками пить молоко.
— Я не занимаюсь этим, ваше высочество, — отвечал Бальзамо, — мне случается предвидеть, вот и все.
— Мы воспитаны в святой вере, — сказала принцесса, — единственная тайна, в которую мы верим, — это таинства католической церкви.
— Они достойны всякого уважения, — почтительно проговорил Бальзамо. — Однако господин кардинал де Роган может, как князь Церкви, сказать вашему высочеству, что это не единственные таинства, заслуживающие уважения.
Кардинал вздрогнул: он никому из присутствовавших не назвал своего имени, никто его не произносил, однако незнакомцу оно было известно.
Казалось, Мария Антуанетта не обратила на это обстоятельство никакого внимания.
— Вы не можете не признать, что это единственные таинства, которые нельзя опровергнуть, — сказала она.
— Наряду с верой существует уверенность, ваше высочество, — все так же почтительно и вместе с тем твердо заявил Бальзамо.
— Вы выражаетесь слишком туманно, господин колдун. Я настоящая француженка душой, но пока еще не разумом: я не очень хорошо понимаю тонкости языка. Правда, мне обещали, что господин де Бьевр займется со мной. Однако пока я вынуждена просить вас не говорить загадками, если вы хотите, чтобы я вас понимала.
— А я осмелюсь просить у вашего высочества позволения оставаться непонятым, — с грустной улыбкой возразил Бальзамо, качнув головой. — Мне бы так не хотелось приоткрывать великой принцессе будущее, которое, возможно, не оправдает ее надежд.
— О, это уже серьезно! — проговорила Мария Антуанетта. — Господин желает раззадорить мое любопытство, чтобы я велела ему предсказать свою судьбу!
— Напротив, Боже сохрани, если я буду вынужден это сделать! — холодно возразил Бальзамо.
— Неужели? — рассмеялась принцесса. — А вам что же, не хочется?
Смех ее постепенно затих: присутствовавшие молчали — они находились под влиянием необыкновенного человека, который привлекал к себе всеобщее внимание.
— Признайтесь откровенно! — сказала принцесса.
Бальзамо молча поклонился.
— Говорят, вы предсказали мое прибытие в дом господина де Таверне? — с едва заметным нетерпением продолжала Мария Антуанетта.
— Да, ваше высочество.
— Как это было, барон? — обратилась дофина к Таверне. Ей не хотелось продолжать разговор с Бальзамо. Она уже пожалела, что начала его, но не могла остановиться.
— Ваше высочество! — воскликнул барон. — Клянусь Небом, все было очень просто: господин Бальзамо смотрел в стакан с водой…
— Это правда? — взглянув на Бальзамо, спросила она.
— Да, ваше высочество, — отвечал тот.
— В этом и состоит все ваше колдовство? Это, по крайней мере, неопасно, лишь бы ваши предсказания были столь же безобидны.
Кардинал улыбнулся.
Барон приблизился к принцессе.
— Вашему высочеству нечему учиться у господина де Бьевра, — заметил он.
— Дорогой хозяин! — весело проговорила принцесса. — Не льстите мне или, напротив, говорите смелее. Я не сказала ничего особенного. Давайте вернемся к нашему разговору, — обратилась она к Бальзамо.
Казалось, что-то влечет ее к нему помимо воли: так порой тянет к месту, где нас ожидает несчастье.
— Раз вы прочли будущее господина барона в стакане воды, не могли бы вы и мне предсказать судьбу… ну хоть, скажем… читая в графине с водой?
— Конечно, ваше высочество, — сказал Бальзамо.
— Отчего же вы с самого начала отказывались?
— Будущее неясно, ваше высочество, а я заметил небольшое облачко…
Бальзамо замолчал.
— И что же? — спросила дофина.
— Как я уже имел честь сообщить вашему высочеству, мне не хотелось огорчать вас.
— Вы видели меня раньше? Мы где-то встречались?
— Я имел честь видеть ваше высочество, когда вы еще были ребенком. Это было у вас на родине, вы стояли рядом с вашей матерью.
— Вы видели мою мать!
— На мою долю выпала эта честь. Ваша матушка — могущественная королева.
— Императрица, сударь!
— Я хотел сказать, что она — королева сердцем и разумом, однако…
— Что за недомолвки, сударь, да еще когда речь идет о моей матери!
— И у великих людей, ваше высочество, бывают слабости, в особенности, когда они думают, что дело идет о счастье их детей, — вот что я имел в виду.
— Надеюсь, потомки не заметят ни единой слабости у Марии Терезии, — возразила Мария Антуанетта.
— Потому что история никогда не узнает того, что известно императрице Марии Терезии, вашему высочеству и мне.
— У нас троих есть общая тайна? — с пренебрежительной улыбкой спросила принцесса.
— Да, ваше высочества, она принадлежит нам троим, — спокойно отвечал Бальзамо.
— Что же это за тайна?
— Если я отвечу вам вслух, это перестанет быть тайной.
