l:href='#n_462' type='note'>[462]. Он грубо говорил мне: «У Мониной исключительно тонкая психология, это и делает ее поэтом, а у Вас что? И почему только Вы нравитесь человеку с революционным прошлым?» Его легко было простить, жалея и смеясь. Он великолепно знал Москву и москвичей со всеми их семейными делами, состоял высококвалифицированным сплетником. Нередко злорадствовал, любил подчеркнуть превосходство других перед собеседником, но, в сущности, оставался безобидным, несчастным, запущенным, не лишенным интересных знаний. Во время войны он предлагал Мониной соединиться и вместе спасать Москву. Нашлась какая-то странная особа, которая писала ему восторженные письма: «О, Тарас!» У кого-то он имел успех. В дальнейшем след его пропал.
Федор Жиц. На фоне тогдашних критиков, любителей утопить в луже, этот коренастый человек казался более крупным, широкообъемлющим. Бобров так и говорил: «Бейте каждого автора как попало, если он силен, то выплывет». А Федор Жиц хвалил всех, в каждом умел найти достоинства. Вышла тогда его книжка, нечто вроде дневника, кусочки биографии, обрывки мыслей, наблюдений [463]. Запомнилось мне, как что-то нужное, меткое, одно наблюдение: «Всё, хорошо сделанное для себя, пригодится и другим». Я встретила его у Бальмонта, майским солнечным днем. Он принес поэту кусочек сливочного масла, щедрый дар в те голодные годы. У выхода из квартиры он побежал за мной, я от него. Потом во Дворце искусств он сказал мне: «Я Вас люблю». Потом говорил общим знакомым: «Какая она неинтересная». О стихах: «Суровый морозный воздух». След его пропал.
Николай Соколов [464], молодой человек с карими глазами, постоянный член президиума. Творчества его что-то не замечала. Отзывались о нем, как о хорошем популяризаторе научных книг по физике.
Николай Николаевич Захаров-Мэнский, по пренебрежительной кличке «Захарка Мэнский», хорошенький молодой человек, любитель своих собратьев, всегда взвинченный, возбужденный. Что он писал — не знаю. Говорили — хороший администратор.
Николай Берендгоф[465]. Странный молодой человек с музыкальными способностями. Он находил, что с любимой девушкой не нужно встречаться. Это портит отношения.
Теодор Левит — молодой человек с блестящей памятью, феноменальной эрудицией. Был сослан за антисоветские анекдоты. Остался неунывающим шутником. Впоследствии работал в издательствах. Попалась мне какая-то его статья, на уровне профессорской эрудиции. Дальнейшее неизвестно.
Петр Карамышев[466]. Приятель Василия Федорова. Высокий плечистый брюнет. Василий Павлович рассказывал, что он любит посадить женщину на шкаф, а сам ходит вокруг и мурлычет, как кот. Я ему нравлюсь, он считает, что с такой истеричкой интересно иметь дело. Раз я шла с Карамышевым по Знаменке, он сообщил, что за всю жизнь написал только одно стихотворенье:
Он убеждал меня, что «Евгений Онегин» — действительно недурная вещь. Что-то случилось с ним страшное. На одном из собраний он плакал, потом исчез без следа. Какое он имел отношение к литературе, не знаю.
Яков Апушкин. Молодой человек с желтым лицом. Был избранником Ивана Аксёнова, что считалось честью. «Надо же кого-нибудь из молодых и похвалить». Аксёнов выбрал Апушкина. Почему — не знаю. Апушкин уезжал летом на Кавказ, был поражен величием природы. Вернувшись говорил: «Оттуда, с вершин и круч, весь Союз поэтов кажется ничтожно-мелким. Выдерживает сравнение только Сергей Есенин! Апушкин заинтересовался Варей Мониной и даже рискнул сделать предложение. „Да нет же, нет“, — мелодично ответила она. В его стихотворенье, посвященном ей, помню строчку»:
Сусанна Мар. Красивая армянка, член группы «ничевоков», гордившихся пустотой. Помню ее строчку:
Впоследствии известная переводчица, жена Аксёнова.
Его строчка к ней:
Яков Бин. Неопределенный юноша без особых примет.
Нина Хабиас [467]. В интерпретации насмешников — Похабесс. Дама в большой шляпе с наивно-откровенной чувственностью. Стихи ее — смешно-мелодраматичны:
Таких нельзя обижать, они слишком беспомощны.
Иван Грузинов. Одна из наиболее серьезных фигур в Союзе. Стихи скучно-классического направления. Издавал сборнички. Имел военное прошлое. Был сравнительно образован, думал, искал, но писал суховато, вяло. Помню строчку:
Были у него свои поклонники. Среди них такой, который говорил «монументальные произведенья». В дальнейшем Грузинов работал редактором учрежденческой стенгазеты. Постепенно он терял зрение. Тон его беседы был спокойный, рассудительный. Он не упражнялся в издевательствах.
Сергей Буданцев — автор книги стихов — «Охота за миром» [468]. Считался чем-то более значительным среди других. Как-то выступал на эстраде с пылкой похвалой книги стихов Натальи Бенар [469], которая далеко не была ему безразлична. Был мужем поэтессы Веры Ильиной [470], строгой, скромной женщины, кончавшей тогда университет. Вера Ильина иногда печаталась в журналах. Помню строчку ее стихотворенья, посвященного матери:
