в поселке, связать из плавучего материала плоты, пригодные для жизни, после чего разбить на них водонепроницаемые палатки, перенести в них все запасы продовольствия, по возможности, консерванты, все теплые вещи. Палатками вас обеспечит химический концерн. Лицом, ответственным за эти реформы я назначаю командующего армией спасения Дмитрия Кондратьевича…
Тут я сбился, и обнаружил тишину в кабинете, которую шум на площади только, пожалуй, усиливал. Митя, его спасатели с хлебными ножами, Виктория Гусева и даже Вьюн слушали меня, чуть не разинувши коллективную пасть.
- Как ваша фамилия, Дмитрий Кондратьевич?
- Полозов.
- Чудесно. Пиши. Дмитрия Кондратьевича Полозова. Записано?
Редактор Зайцев что-то проглотил и мотнул подбородком.
- Теперь гони в свою вшивую многотиражку и печатай. Чтобы к вечеру номер был по всем адресам. По всем, значит по каждому. Опоздаешь, вздерну.
Зайцев пропал из кабинета быстрее даже, чем Хомяк.
- Что это было?
Вика-смерть, отложивши всю свою косметику, таращилась на меня точно страдающая задержкой дефекации. Такой же задержкой, похоже, страдала еще и девятка бойцов армии спасения, сбившихся в плотную стаю.
- Спроси, что это будет. Тебе известно о запуске синтезатора «Кениг-рей»?
- В общем.
- В общем?
Виктория повстречалась глазами с Полозовым, и тот приказал спасателям обождать его дальнейших распоряжений в приемной господина бургомистра. Одного отправил за подкреплением. Митингующая на площади толпа, судя по отдельным выкрикам в мой адрес, долетавшим до резиденции, настроилась агрессивно. Я дождался возвращения командующего, затем продолжил.
- Поясню конкретнее вам, контрразведчик зеленого братства товарищ Гусева, и тебе, командующий Полозов. Возможно, завтра, или, лучше, послезавтра на поселок такие осадки выпадут, по сравнению с которыми те, что к наводнению привели, грибным дождиком покажутся. Возможно, затопит весь поселок. Возможно, большую часть. Скорее весь. И я стану крайним, товарищ Гусева. Уже сейчас я для них блядь вавилонская. Завтра в антихристы сплавят. Именно по этому вчера меня тайным голосованием назначили в бургомистры. Настолько тайным, что электорат, якобы заполнявший бюллетени, оторопел от моего внезапного избрания. Теперь население уверено, что у нас тут Ватикан.
Надо признаться, после моего монолога даже Гусева смутилась. «Значит, в яблочко, - сказал я себе. - В антоновку. В золотой ранет, мать его за ногу».
- Надеюсь, Борис Александрович меня слышит. Надеюсь, и видит. Ну, так вот, уважаемый Борис Александрович, - обратился я в пустоту. - Крайним я стать согласен. Только не безмолвным свидетелем гибели стариков и бесплодных женщин. И к вам я не поплыву. А если поплыву, то с такой испанской армадой, что мало не покажется. Так что сделайте соответствующие выводы: обеспечьте электорат палатками, сухим пайком, аспирином и алкоголем. Армию спасения дополнительными катерами, сколько есть, и запасом горючего. Остаюсь в недоумении, ваш бургомистр.
Митя допил из горлышка дешевый коньяк, вышел в приемную и приказал своим спасателям занять оборону вестибюля и до подхода основных спасательных сил. После чего вернулся в кабинет, вытащил из будуара Хомяка за шиворот и пинком под зад вышиб его за дверь. Следом выкинул чемоданы с коробками. Закрыл дверь плотней. Сползал куда-то в книжный шкаф, обернулся к столу совещаний с рулоном и размотал его в карту местности. Карта была толковая. С точным рельефом. Обозначением высот и низменностей. Самодельные топографические наброски Марка Родионовича отличались от нее примерно как детский рисунок самолетика от реального чертежа. Мы с Полозовым обложились карандашами.
Отметили районы, подлежащие эвакуации в первую очередь. Плоты, конечно, плотами, да маловато было у нас надежды на сознательность обывателей, даже когда речь зашла о спасении их собственных жизней. Выше всего над уровнем условного моря оказались корпуса «Франконии», площадка заброшенного аэродрома, плато на свалке отходов и степная часть над карьером до автобусной станции. Относительно высоко стояли славянские казармы.
- На производственную территорию «Франконии» поселенцев быстрее всего будет определить.
- Сомневаюсь.
- Думаешь, Борис Александрович воспротивится?
Борис Александрович собирался пять миллиардов поселенцев уничтожить как можно скорее. Для их собственного, разумеется, блага. Полторы сотни жильцов поселка вообще не цифра для Ростова. Так. Что-то в минусовой степени.
- Словарь воспротивится. Охрана корпусов его юрисдикция.
Честнее Полозову я объяснять не стал. Дмитрию Кондратьевичу Князь виделся исключительно в белоснежных одеждах. Как и всем из тех, кого и когда Ростов благодетельствовал. Между тем, нарастающий шум толпы вплотную приблизился к зданию бывшего Дома культуры. В кабинете со звоном разбилось очередное стекло. Теперь его снаружи высадили. Кирпичный обломок упал к ногам Вьюна. Шеф моей охраны поспешила занять позицию на подоконнике.
- Что этим козлам надо?
- Пивной бунт, гражданин, командующий армией спасения.
- Подавим.
- Любой другой подавите. Этот бессмысленно давить. Я клопов когда-то в общежитии давил. Десяток раздавишь, остальные спрячутся. Через пять минут снова налезут. И так далее. Придется нам, Дмитрий Кондратьевич, напоить эту шайку, иначе они плоты сожгут.
- Без согласия Бориса Александровича? Продуктовые склады его собственность. Пускай сначала Вика разрешение доставит в письменной форме.
Я обернулся к секретарю Виктории Гусевой.
- А ты что молчишь?
- Мне в туалет надо.
- Разумеется.
Гусева огладила юбку ладонями на бедрах, вильнула ими, точно барсучиха широким хвостом, и покинула совещание. Следы замела ответственный секретарь. Умыла руки. Восставшие сектанты еще пару окон высадили. Осколки беззвучно рассыпались по коврам. Обломок последнего влетевшего кирпича был обернут в бумагу. Вероятно, ультиматум нацарапали. Переглянувшись, мы с Дмитрием Кондратьевичем отказались читать его по молчаливому обоюдному согласию. Однако, требовалась разрядка. Требовалось как-то себя повести. Встать на какую-то позицию. И я встал. И прошелся по резиденции, подыскивая для Мити железный аргумент. Нашел. Присел на кушетку. Анечка Щукина с любопытством поглядывала то на меня, то на галдящую толпу николаевских бунтарей. Полозов угрюмо играл в ножички на столовой поверхности.
- Куда теперь Могила рванет? - отвлек я Митю от решения спорной проблемы.
- Известно. Присмотрит себе домину с одинокой парой, возьмет заложницу, мужика будет за продуктами гонять.
- Славяне найдут его?
- Только после меня.
- А если Могила выберет более активную линию?
- Не выберет. У него пуля под ребрами, - напомнил Митя.
Вернулась Гусева.
- Ты про философа Канта слышал? – привлек я Митю к решению спорной проблемы.
- Ну, слышал.
- «Критику чистого разума изучал»?
- Чистого разума нет, - возразил Митя со свойственной анархисту категоричностью. - А если найдется хотя бы один, лично я критиковать его отказываюсь.
- Это теория. Философский труд. Борис Александрович его изучал.
