юсеров к почтальонам отношение трепетное. Носом в землю, конечно, уложат, но точно не застрелят. Ну… Тогда счастливо.
— Сам-то чего надумал?
— Да ничего, — Ник отвечает небрежно так. И мне подмигивает незаметно. — Уж больно обстановка неконкретная. Оно ведь как может обернуться — мы тут, понимаешь, с ума сходим, а это просто учения. Сам небось помнишь, какой всегда на учениях бардак. Мимо нашей площадки однажды танковая дивизия шла, так сто метров бетонного забора будто корова языком… Ну и, спрашивается, чего им стоило пару столбов уронить? Да ничего. Они такой ерунды и не заметили.
— Нас бы загодя предупредили, — отец возражает. — И потом, учения просто на местности не проводятся. Только на полигонах. И где они тут?
— Могут захват базы отрабатывать. Да мало ли… А нас предупреждать — ты подумай, ну кому мы нужны?!
Мне становится неинтересно, я встаю, говорю, что прошвырнусь до почты, и выхожу за дверь. Почти моментально вслед за мной на крыльце оказывается Ник.
— Уфф, — отдувается. — Тебя-то мне и надо. Зайдешь на минутку, а?
Про вчерашнее он, похоже, забыл. Или вспоминать не хочет. Ну, тогда зайду. Почта как раз в ту сторону.
На улице грязь подсыхать вроде думает, но сомневается пока. А вот дождик больше не моросит — так, пылью оседает. Неужто кончается светопреставление? Кое-как пошкандыбали по обочине, иногда за заборы хватаясь для устойчивости. Местами штакетник уже обломан.
— Дураки Россию губят, а дороги спасают, — Ник под нос себе ворчит. — Русский патриот, скажи автобану «нет»! Ибо только грязь родная непролазная за тебя в лихую годину заступится. И утопнут в ней враги со всеми ихними «Леопардами» и «Абрамсами»…
— …и «Меркавами», — поддакиваю. — Ты это серьезно про грязь или дурака валяешь?
— Я-то валяю, — отвечает Ник загадочно. — А вот они, похоже, нет.
— Кто — они?
— Сейчас услышишь. Если успеем.
Пришли наконец-то. На чердак влезли — Ник сказал, «там прием лучше». О-па! Стоит посреди разнообразного хлама здоровенный всеволновой приемник «Ленинград», такой позднего советского производства монстр. Запитан от двенадцативольтового аккумулятора. А под самой стрехой Ник проводов навертел, вроде там у него антенна. Поймал мой взгляд заинтересованный, усмехнулся.
— Активная, — говорит. — Вон блочок маленький, видишь? Нормально пашет. В полевых условиях и не такое сооружать приходилось, чуть ли не из консервных банок. Ладно, тут главное — вот что.
Смотрю — подсоединена небольшая коробочка к приемнику. Лампочки, кнопочки…
— Декодер натовский. Конечно, боевые приказы он не возьмет, мне это не по зубам, но общую служебную трансляцию я, кажется, расколол. Внимание, Леха, включаю.
Ник врубает приемник, жмет кнопочки на своей коробочке, и тут у меня челюсть отваливается напрочь. Потому что либо это галлюцинация, либо я собственными ушами слышу голос, вещающий на типично юсерском английском:
— …и на этом мы завершаем передачу. Воскресную проповедь для личного состава, выполняющего боевую задачу, прочел наш полковой реббе Менахем Гибель!
И тишина. И мертвые с косами стоят. Точнее, некоторые еле живые на полу сидят. То есть на потолке. Тут же чердак.
— Чего он говорил-то, Леха? — Ник допытывается. — Ты расслышал? Можешь перевести? Я же в этой каше ни хрена не разбираю. Скажи хотя бы, кто они!
— Кто, кто… Юнайтед Стэйтс оф Эмерика. Зуб даю. Это у них проповедь закончилась. Для выполняющих боевую задачу — во как… А чего ты про глушилки-то нес?
Ник отстегивает декодер от приемника, и чердак заполняется громким жужжанием и скрежетом. «Понял? — спрашивает. — Они давно научились эти проблемы обходить». Понял я.
— Ну что, племяш, а то в разведку сбегаем?
Я сижу на полу-потолке, тупой, как ступа. Плохо мне. Поджилки трясутся. Мир будто на голову встал. То есть это представление мое о нем взяли и кувыркнули. Или все-таки галлюцинация? Угу, тотальная. А может, я на самом деле сплю, и у меня кошмар такой?
Хочется полбанки откупорить, в теплую ванну залезть, из горла — хлоп!
Или в теплую постель, и одеялом — с головой. Шекли еще советовал, а он глюконавт со стажем был, знал, о чем пишет.
Нас оккупировали. Мама, роди меня обратно. Что же теперь будет?! Да, в общем, и ежику понятно — что. Новый порядок. Аусвайс-контроль. Полицаи. Немецкие овчарки. Череп на рукаве.
Одна радость, что меня вряд ли угонят арбайтером на бескрайние поля Оклахомщины. У них там своих лузеров и реднеков девать некуда, зачем им еще раздолбай славянские… Это же всему миру известно, общим местом стало и банальностью — от нас хорошего не жди. Спрашивается — на фига таких завоевывать?
— Слушай, Ник, да бред же, бред! Вдруг какая-нибудь совместная операция? Может, шаттл в неположенном месте сел? В наш лес навернулся, а? Натовская инспекция приперлась смотреть, как мы ракеты на орала перековываем?
— Стоп! — у Ника аж уши зашевелились. Ага, тарахтит в отдалении. Похоже, вертушка. Или, что гораздо хуже, чоппер. Не тот чоппер, который рокерский байк, а который юсерский вертолет.
Ник в два прыжка вниз слетел, еще в два обратно вернулся, уже с биноклем, и к чердачному окошку нырнул. Однако, в хорошей форме дядя.
— Та-ак, вот он, красавец… Не узнаю. На «Апач» вроде смахивает. Мимо чешет, не к нам. Глянешь?
Ну, глянул. Летит по-над лесом винтокрылый аппарат, явно нерусский. Гляжу и с некоторым удивлением ощущаю — поджилки не трясутся больше. Примирился я, видимо, с новой картиной мира. В полосочку и со звездочками.
— Зачем я тебе в разведке, Ник?
Легко так спросилось.
— Если языка возьмем — переведешь.
Совсем просто он ответил. Как так и надо. Мне почему-то на ум песенная фраза пришла — «партизанский молдаванский собираем мы отряд». А еще «…и ходят оккупанты в мой зоомагазин».
— На самом деле все не так страшно, — Ник говорит. — Нам ведь нужно просто разобраться, что происходит, верно? Сам представь, какой может выйти конфуз, если у них, и вправду, шаттл в лес упал — а мы тут уже томагавки выкапываем и танцы военные пляшем. Не надо бардака. Сходим, приблизимся осторожно, поглядим… Короче, Леха, я тебя за околицей ждать буду. Двинем сначала вдоль дороги, будто и вправду обрыв ищем, я инструмент монтерский возьму для правдоподобия. Удостоверение не забудь. Чуть что, кричи — «постмен»! — и стой, как вкопанный. А дальше моя забота.
— А если председатель все-таки электриков на линию выгонит?
— Хотелось бы. Они ребята не промах, один спецназовец, другой погранец. Вот увидишь, я их мигом сагитирую.
Электриков председатель на линию не выгнал. Это они его выгнали. Они с утра в мастерских железом гремели, чего-то там мудрили с кузнецом за компанию и начальству сказали: пошел вон, ты этого не видел. А он и вправду ничего такого не видел. Труба, сказал, с ручкой. Мне-то, сказал, по фигу подробности, и так чую: инструмент подсудный — сто пудов, а если стрельнет, так наверняка расстрельный. Но поскольку вся Красная Сыть в едином порыве… Я дальше слушать его Демагогию не стал — успеют еще уши завянуть, когда он при новом порядке старостой устроится. Пошел в дорогу собираться. Иду, как говорят юсеры, «с опущенным хвостом», но в кусты не сворачиваю. Будто на подвиг топаю. Вроде и не хочется, а надо.
Потому что нет другого выхода, правда ведь? Надо же, блин, разобраться. А я в селе единственный, кто нормально понимает инглиш. Некому больше с Ником пойти. Блин.
По дороге пацаненка соседского из лужи вытащил, где он в морское сражение играл.
