Все это за несколько минут Люс узнал от виноторговца на углу улицы, к которому зашел выпить стаканчик вина. Но, разговаривая с торговцем, Люсу показалось, что этому человеку известно больше, чем он желает сказать; он решил как следует порасспрашивать его. Это было нетрудно; заказав две бутылки хорошего шабли, он пригласил продавца распить с ним стаканчик-другой, отчего эти господа никогда не отказываются, так как это поощряет посетителей раскошеливаться и способствует процветанию их торговли.
— Вы, как я вижу, работаете в булочной? — спросил виноторговец Люса.
— А почему вы это видите?
— Просто по опыту; знаете, глаз уже наметан распознавать всякого рода людей.
— Правда, — отвечал Люс, — я булочник, но мне знакомо и пирожное дело, и если бы нашлось подходящее местечко где-нибудь в богатом доме, где бы требовался пирожник, я бы с радостью поступил. Понимаете, работать в булочной по ночам — куда ни шло, пока человек молод, а всю жизнь месить тесто и ходить у печи не так-то весело!
— А ведь это, право, счастливая мысль!
— Вы не знаете, не нашлось ли бы мне работы у этого самого вашего генерала… Кор… Корр… Как вы его называли?
— Дон Хосе Коррассон!
— Вот, вот… Как вы думаете?
— Что же… дружок… генерал любит хорошо поесть, да и господин Иван тоже не прочь отведать вкусного блюда.
Услыхав имя Иван, Люс чуть не вздрогнул от радости, но вовремя сдержался.
— Что это за господин Ив…ан? — спросил он безучастно.
— Не Ив-ан, — засмеялся торговец, — Иван, говорю тебе. Иван, ты, верно, никогда не слыхал такого имени? Это имя иностранное!
— Так кто же этот господин Иван?
— Это близкий приятель генерала; они никогда не расстаются и живут душа в душу; господин Иван заведует всем в доме, нанимает служащих, платит по счетам, выбирает поставщиков; я им поставляю вино на кухню и служащих… И, поверишь ли, зарабатываю у них по полутораста франков в месяц и более!
— Значит, семейство в доме большое?
— Нет, всего только двое господ, а челяди человек тридцать, и мне приказано отпускать им вина и водки, сколько потребуют. Ты не поверишь, сколько эти люди могут выпить… Водку они дуют, как воду; за последний месяц они выпили одной водки на две тысячи франков; видно, у них дома, на родине, люди пьют водки больше, чем у нас скотина воды!
— Так они не французы разве?
— Вот выдумал, французы! Французы только повар да поварята, а то все иностранцы, и имена их оканчиваются все на «ов», да на «ин», да на «ский», право, не сразу и выговоришь!
Люс был в восхищении: он сразу понял, что напал на самое гнездо Невидимых. Что мог делать какой-то Иван и вся эта орава русских у чернокожего генерала, представителя крошечной республики Панама? Очевидно, генерал жил здесь лишь для отвода глаз, он был наемником тех же Невидимых, которым нужно было в Париже надежное убежище. Но каким образом он, Люс, состоявший членом Общества Невидимых, не знал об этом? Это было весьма просто: ведь он не был русским, те не могли всецело ему довериться.
Пока Люс соображал все это, словоохотливый виноторговец продолжал разглагольствовать.
— А если бы ты видел их рожи: настоящие разбойники… Они иногда заходят ко мне сюда вечерком распить стаканчик-другой. Хорошо еще, что они живут в таком доме, у посланника его величества короля Панамы…
— Как, его величества короля Панамы?
— Ну, да! Ты, вижу, не силен в географии, приятель! Это же — один из королей Америки; у них денег куры не клюют… И хотя они курносые, волосатые, бородатые, так что взглянуть страшно, но тихие и смирные, как овечки.
— Уж больно любопытно вы рассказываете про них, мне смерть как хочется попасть на службу в этот дом!..
— А насчет мороженого ты мастер?
— Все, что по кондитерской части, хорошо знакомо мне!
— Ну, так я тебя устрою… Я завтра же поговорю с господином Флорестаном, старшим поваром; он на кухне полный хозяин.
— А нельзя ли повидать его сегодня?
— Невозможно: после десяти вечера все французы уходят. Как видно, эти люди хотят по вечерам и на ночь оставаться одни…
— Как? Что вы хотите этим сказать?
— А вот что… после десяти, когда все французы покидают дом, там творится такое, чего никто не видел, и я тоже…
Виноторговец заметно начинал хмелеть, так как Люс, пользуясь каждый раз отлучками своего собеседника, выливал содержимое своего стакана обратно в пуншевую чашу, и таким образом споил хозяину чуть не обе бутылки шабли.
— Ну, и что же там делается? — спросил Люс со вполне естественным любопытством.
— Я, видишь ли, ничего не видел, но слыхал… Ведь недаром же у человека уши… Знаешь, они там по ночам, вплоть до утра, хохочут, кричат и поют, а огня не зажигают в целом доме… А иногда и ссорятся, и кричат, как бешеные и, вероятно, дерутся или борются, потому что оттуда слышатся вопли и стоны, точно кого-то мучают или истязают!
— А полиция не вмешивается?
— Ты забываешь, что это — дом посланника! Сюда полиция не смеет и носа сунуть… Кроме того, я уж так и быть скажу тебе, ведь никто ничего не знает… Это я только слышу: мои погреба тянутся до самого их дома и соприкасаются с их подвалами; нас разделяет всего только одна стена. Но во дворце об этом, вероятно, не знают, а то бы… Но там, наверное, совершаются недобрые дела!..
Торговец хмелел все сильнее и сильнее, и язык его становился все развязнее…
— Знаешь, я не раз видел, как ночью какие-то люди крадучись пробираются вдоль стены и не стучат и не звонят у калитки, которая как будто сама открывается перед ними… Раз даже, в собачью погоду, они приехали вчетвером в крытой карете, и я видел, как они вытащили из кареты связанного и скрученного человека, который бился, как рыба на суше, и я услышал, как один из несших его сказал: «Сдавите ему горло посильнее, если он не хочет держаться смирно!» Я чуть не лишился сознания… У меня холодный пот выступил на лбу… Генерал и господин Иван иногда выезжают вечером, закутанные в большие темные плащи, и дня по два-три не возвращаются домой; тогда говорят, что они уехали на охоту… Ну, что ты на это скажешь? Только смотри, не вздумай болтать об этом… Мне, быть может, не следовало говорить тебе все это, но у меня оно камнем лежало на сердце… Понимаешь, мне надо было перед кем-нибудь облегчить свою душу…
Но Люс уже только одним ухом слушал своего собеседника: его внимание было привлечено человеком, прохаживавшимся взад и вперед перед домом генерала.
— Ого! — подумал сыщик, — уж не разнюхала ли чего-нибудь полиция!
В этот момент свет фонаря упал прямо на лицо незнакомца, и Люс сразу узнал агента Фролера.
— Эге, он снова поступил на службу, а я слышал, что его отчислили за пьянство… Он, наверное, явится сюда, чтобы выведать что-нибудь у виноторговца. Но погоди, я подстрою тебе штучку! — мысленно рассуждал Люс.
— Вы знаете этого человека? — спросил он, указывая своему собеседнику на Фролера.
— Нет, я вижу его в первый раз!
— Ну, так я вам скажу, кто он! Это — сыщик, остерегайтесь его; он, наверное, придет сюда и
