приняты: в момент появления полиции они выстрелом из револьвера разнесут голову пленнику, чтобы тот не мог ничего сказать, затем двое из них набросятся на своих начальников; полиция будет довольна тем, что ей удалось спасти двух из них, русского полковника и американского генерала, а Фролер и Люс должны будут поплатиться за эту штуку. Однако ты заставляешь меня терять время, тогда как для жизни этого несчастного дорога каждая секунда. Попытаемся же его спасти! Ты оставайся здесь и что бы ни случилось, не спускайся с дерева; здесь тебя никто не заметит… Мне придется пропадать довольно долго; только бы найти карету!
— Загляните в контору Пигали; там всегда есть запряженные кареты; бегите с Богом; вернувшись, вы застанете меня на этом самом насесте!
Люс тихонько слез с дерева, в два прыжка очутился в кустах и исчез из виду. Едва только он успел скрыться, как Иванович, очевидно, не считавший излишней никакую предосторожность, подошел к окну и стал внимательно вглядываться в темноту. Убедившись, очевидно, что все обстоит благополучно, он отошел от окна и принялся ходить взад и вперед по комнате, как бы выдерживая назначенный им самим срок. По временам он останавливался перед доном Хосе и о чем-то горячо говорил с ним, сопровождая свою речь энергичными жестами, означавшими протест или отрицание.
— Уж не просит ли негр пощады для несчастного? — подумал Фролер.
Пока они разговаривали, трое приспешников, которых по лицам можно было принять за разбойников, забавлялись тем, что запускали свои громадные ножи в закрытую дверь, на которой было грубо намалевано изображение человека в натуральный рост, причем делали это с такой ловкостью, что ножи их каждый раз вонзались в область сердца.
Несчастная жертва Невидимых была бледнее мертвеца. Чего только не пережил в эти минуты несчастный молодой человек, которого заманили сюда какой-нибудь хитростью?! За ним предательски заехал кто-нибудь из друзей, и он отправился с ним в бальном наряде, улыбающийся, с цветком в петлице, как о том свидетельствовали его фрак, сорванный в пылу борьбы, и белый цветок камелии, растоптанный на полу в нескольких шагах от него… И знать, что никто не придет его спасти, что он должен умереть здесь, как в глухом лесу, думать об отце, матери и всех, кто ему дорог и кому он мил, считая минуты и секунды… Умереть так на двадцать пятом году жизни, когда все еще манит впереди, все радует и веселит… Умереть в полном расцвете сил! Нет, это так ужасно, что никакое перо не в силах описать.
Но вот один из палачей по приказанию Ивановича приблизился к несчастному. У Фролера похолодели руки: неужели уже настал час казни?
Нет, палач был безоружен; он просто развязал и освободил правую руку несчастного, затем придвинул к нему маленький столик, положил лист бумаги и перо, потом поставил чернила и свечу и спокойно отошел в сторону.
— Ах, что за счастливая мысль пришла этому бедняге, — подумал Фролер, — он, очевидно, попросил позволить ему выразить свою последнюю волю! Пусть он только хоть четверть часа попишет, и Люс успеет прийти к нему на помощь.
Молодой человек взял перо, но когда он попробовал написать несколько слов, то рука его так сильно дрожала, что он сам не в силах был разобрать того, что выходило из-под пера.
Иванович равнодушно пожал плечами и отдал палачу какое-то приказание, которое тот собирался уже исполнить; но несчастный умоляющим жестом поднял руку, и палач по знаку Ивановича отошел в сторону.
— Да пиши же, пиши как можно дольше; в этом твое спасение! — хотел было крикнуть ему Фролер; он был один, но охотно рискнул бы жизнью, чтобы спасти несчастного, если бы не был связан словом повиноваться Люсу и если б не сознавал, что его вмешательство будет бесполезно.
Между тем время шло; молодой человек все еще писал, слишком медленно и долго для Ивановича и палачей, которые начинали уже терять терпение, слишком быстро для Фролера, который желал бы протянуть это время подольше. Наконец Иванович подошел к столику и хотел вырвать бумагу из-под руки бедного юноши, но на этот раз ему воспротивился негр, поднесший часы к его глазам, вероятно, для доказательства, что дарованный срок еще не истек. Но, очевидно, осталось уже немного времени, так как палач, засучив рукава и вооружившись своим широким ножом, встал позади молодого человека, который в этот момент, судя по движению руки, подписывал свое имя под своей последней волей. Двое остальных бандитов, удалившись на мгновение в соседнюю комнату, вышли оттуда, неся черный гроб с большим белым крестом на крышке, и поставили его к ногам осужденного.
— Ах, негодяи, негодяи! — воскликнул Фролер, невольно хватаясь за свой револьвер, и закрыл глаза, чтобы не видеть рокового удара.
Когда спустя минуту он раскрыл их, то сцена совершенно изменилась. Трое негодяев подняли жертву со стула и теперь не только связали руки и ноги, но еще обмотали веревкой с ног до головы, как мумию, после чего по знаку Ивановича положили тело в гроб и, накрыв крышкой, стали заколачивать. Первый удар молота проник в самое сердце Фролера, так что он едва удержался на дереве.
— Боже мой! — воскликнул он подавленным голосом. — Эти звери хотят зарыть его живым.
Но что же делал в это время Люс? Где он пропадал?
XIII
ПОКИНУВ ПРИТОН НА МОНМАРТРЕ, ЛЮС поспешил к хозяину извоза, на которого ему указал Фролер.
Здесь он потребовал экипаж и пару лучших лошадей изо всей конюшни; благодаря обещанным пяти франкам на чай спустя семь минут он уже несся по направлению к улице св. Доминика, где рассчитывал прихватить таких ценных союзников, как Дик, канадец и гигант Лоран.
Зная, что Невидимые на этот раз решили покончить с графом, он был уверен, что для исполнения своего приговора ими избраны самые надежные люди, а потому против них следовало выставить таких же защитников. Негр Том и молодой нготак тоже были недюжинными силачами и людьми отчаянной решимости. Таким образом, захватив попутно еще графа, капитана и Литлстона и считая себя и Фролера, Люс мог противопоставить пяти Невидимым восемь человек, что до известной степени обеспечивало им успех дела.
Правда, Люсу приходилось ехать за своими союзниками довольно далеко, но ставка была так велика, что нельзя было ничем пренебрегать.
Вскочив на козлы подле возницы большого закрытого ландо, Люс сказал своему соседу:
— Мы сейчас едем на улицу св. Доминика, оттуда на улицу Капуцинок и, наконец, на Монмартр, на улицу Лепик; если ты сумеешь все это объехать менее чем за час, то останешься мною доволен!
— Но это будет зависеть от того, сколько времени вы пробудете во всех этих местах! — вполне резонно ответил кучер.
За четырнадцать минут они доехали до дома графа, но по пути городовые пытались остановить лошадей, думая, что они понесли и кучер не в состоянии справиться с ними. Лоран и его приятели спали, но при первых же словах кинулись одеваться с невероятной поспешностью и в несколько минут были готовы следовать за ним. В один момент лошади домчали их до улицы Капуцинок. Проходя мимо своего привратника, Люс крикнул ему:
— Нужно доктора, что на третьем этаже, очень спешно! — И привратник не стал его расспрашивать.
Отперев дверь комнаты, он уже с порога крикнул вполголоса:
— Тревога, господа! Живо! Они все в наших руках — и «человек в маске», и его приятель генерал, и все трое палачей; нельзя терять ни минуты: быть может, мы успеем еще спасти другую жертву этих негодяев! Захватите с собой ваши револьверы и охотничьи ножи; подробности я расскажу вам по дороге!
К счастью, граф, Дик и капитан еще не раздевались; они совершенно одетые расположились на постели, на диване и на кушетке, ежеминутно ожидая тревоги, а потому в один момент были уже на ногах.
