Ну, хорошо, давайте я ещё раз посмотрю себя со стороны.
И на неё.
И сказать – что деньги?
Так была советская власть.
А тут эти занятия сатирой…
Но дачу мы снимали с мамой в сарае.
Я правильно сказал?
Снимали дачу мы в сарае без окна.
Свет от дверей, от лампочки и от меня.
Телефон был дома.
Я там был редко и всегда попадал на её звонок.
Ну что мне, что ей?
Даже трудно было представить, не то чтобы согласиться, как я встречусь, в чём я к ней выйду и куда пойдём.
Я презирал мужчин на каблуках.
Даже если бы я влез на табурет.
Но меня достали.
Я сказал, что мне не в чем.
Я сказал, что я занят.
Я сказал, что я болен.
И, конечно, пошёл.
Там было всё, какое быть должно.
Не какое бывает.
А какое быть должно.
Она была так хороша, что со мной ничего не случилось.
Я был капризен, равнодушен, угрюм и остроумен.
Меня угощали.
Меня умывали.
Мне вытирали нос.
Она умела готовить и накладывать гипс.
Она умела убирать, петь и не раздражаться.
И это при таком росте, и это при такой коже.
И это было таким, каким должно было быть, если бы я когда-нибудь такое видел.
Она была с Карпат.
Она спустилась.
А я всё равно поднимал голову.
Такие заботливые руки.
При такой красоте.
Я хохотал.
Я не являлся вовремя.
Я плевал в лицо жизни и любви.
Ну, это как бы вы стали владельцем яхты, которую используете лишь для стирки.
Что я мог придумать?
Зачем мне это всё?
Кроме ужаса и шторма.
Кроме ощущения близкой гибели…
Когда мы были с ней на писательском обеде, молодёжь целовала стул, на котором сидела она.
А я кричал кому-то:
– Вот будешь всю жизнь писать правду, вот не будешь врать и приспосабливаться, и народ тебе выделит такую…
От неё осталась фотография: бульвар, она стоит, а я на лошади рядом.
Вот разве что на лошади.
Где я достал лошадь?
И вот как-то у меня сломалась «Спидола».
Был такой приёмник, когда был я.
Она сказала: – Я починю.
Она сказала: – У меня есть знакомый, он тебя любит.
Она сказала: – Он хочет, чтоб ты пообедал у него.
Она сказала: – Это будет на 7-й станции Фонтана.
Она сказала этот адрес.
Она была в шортах и фартучке.
Мы ели и смотрели на неё.
Она сказала: – Мы будем рады, если вы ещё придёте.
Это она сказала мне.
– Молодец, – выдохнули три девицы.
Она звонила каждый день.
Что ей было нужно?
Тут меня пригласили в конкурс красоты.
Первый Всесоюзный.
Нет-нет – в жюри.
Я пошёл из-за неё.
Я ей звонил в Одессу.
Со мной что-то случилось.
Я стал давить в жюри.
Я поставил условием своё пребывание в жюри, если у меня будет кандидат.
– Молодец, – сказали три девицы.
Я уговорил её. Она сразу стала вице-мисс Украины.
Теперь международный конкурс.
А что конкурс, когда мы с ним что-то ели, плита была прямо у стола.
Она поворачивалась то к плите, то к столу.
Фартучек и шорты выше стола.
Ещё раз шорты выше стола.
Мы ели и смотрели.
Не знаю, кто она мне.
Не знаю, кто она ему.
Это было совершенство.
Я очень обиделся.
Она сломала ногу и не поехала в Париж на конкурс.
А я звонил.
А я просил.
И с ногой с этой было всё в порядке.
У неё всегда было в порядке с ногой.
И опять прошли два года.
И она мне позвонила.
– Ты знаешь, я теперь живу в Лос-Анджелесе. Я вышла замуж ещё тогда…
– Да. Чего там знать.
Оказывается, ещё в Одессе, ещё тогда.
Ещё во время фестиваля.
Она жила у ювелира тоже.
