то, что ее руководители проявят чувство высокой ответственности за судьбы Апрельской революции, что они преодолеют нынешний раскол в своих рядах и с позиций революционного единства и сплоченности ополчатся против внутренних и внешних врагов.
Послание Старой площади было внимательно выслушано обоими лидерами. Оба заверили Старую площадь в том, что с избранного пути НДПА не свернет. Н. М. Тараки подчеркнул, что выступает за единство в партии, и особенно в ее руководстве. Напомнил, что именно об этом шла речь во время его встречи с Л. И. Брежневым в Москве. X. Амин поблагодарил Старую площадь за глубокое и емкое послание и постарался свою позицию в отношении противоборства в руководстве НДПА сформулировать не менее емко и глубоко: он имеет честь быть искренним последователем Тараки и сделает все от него зависящее для продолжения дела своего Учителя. X. Амин посылал шурави сигнал.
Слова «последователь» и «продолжение дела» прозвучали при живом Учителе. Уловили ли это шурави? Возможно, уловили. Возможно, нет. Но, так или иначе, они посчитали, что примирение между Тараки и Амином состоялось, о чем с удовлетворением и радостью поспешили протелеграфировать на Старую площадь. А примирения-то не было!
Высказав свое отношение к посланию Л. И. Брежнева, X. Амин покидает Дом народов. А Тараки продолжает беседу с шурави. Он не скрывает, что «второй человек» доставляет ему то одно беспокойство, то другое. Вот и сейчас вознамерился вернуть в Кабул Пактина, афганского посла в Москве, своего рьяного сторонника. Он пользуется высоким авторитетом у студентов и интеллигенции вообще. Тараки опасается, что возвращение Пактина в Кабул существенно изменит баланс сил в пользу Амина. И поэтому намерен оставить Пактина в Москве.
Генсек НДПА откровенно сетует на нехватку опыта в управлении государством и руководстве партии. Признает свою неправоту в отношении «парчамистов» и, прежде всего, Бабрака Кармаля. Выражает готовность наладить с ним диалог, конечно, при посредничестве шурави.
«Я порой не знаю, что следует предпринять, на кого опереться», — сокрушается он, расписываясь, по-существу, в своей несостоятельности как партийного и государственного деятеля.[183]
«В одной из бесед с советским послом и представителем КГБ, после очередного «крупного разговора» с Амином, — пишет в своих мемуарах В. Курилов, — Тараки, чтобы прощупать позицию СССР, даже сказал, как бы размышляя и советуясь: «Дети мои… Я свое дело сделал, революция победила… Я уже стар и болен… Может действительно мне уйти… Пусть теперь попробуют другие…»
Его тут же с жаром принялись отговаривать. Ну что Вы? Как можно! Вы — признанный народный лидер, у Вас — международный авторитет в рабочем и коммунистическом движении! Вас ценит лично Леонид Ильич!
Отговорили, он согласился. Еще бы: кто добровольно отдает власть?»[184]
В тот же день, 13 сентября. «Четверка» министров в 19.30 объявляется в советском посольстве и просит у руководителя представительства КГБ в Кабуле полковника Л. П. Богданова защиты, поскольку, по их словам, X. Амин уже распорядился арестовать их и физически уничтожить. Полковник Л. П. Богданов в замешательстве. Это выше его прерогатив. Он угощает пришельцев чаем и опрометчиво разрешает А. М. Ватанджару обзванивать по посольскому телефону командиров частей Кабульского гарнизона с требованием поддержки и решительных действий, поскольку революция и ее вождь Тараки в опасности. Но те, почти поголовно, отвечают отказом. И более того, тотчас информируют об этом начальника Генштаба М. Якуба, а тот, естественно, — X. Амина.
По указанию X. Амина С. Д. Тарун звонит Л. П. Богданову и интересуется, с какой такой миссией находятся в советском посольстве сразу четыре афганских министра. И опять полковнику не позавидуешь. Он отвечает, что только сегодня вернулся из Москвы и еще не знает обо всех мероприятиях, проводимых в посольстве.
14 сентября. В 9.00 утра в приемной начальника службы госбезопасности слышится перестрелка, в ходе которой погибли Наваб Али (предупредивший Амина о планах Тараки убить его в аэропорту) и начальник политотдела этой же службы Салтан. По приказу X. Амина они должны были арестовать А. Сарвари, но были расстреляны.
С. М. Гулябзой тотчас же оповещает об этом Н. М. Тараки и призывает незамедлительно принять самые решительные меры против X. Амина. Но в ответ слышит: «Сынок, не волнуйся, все идет по плану».
В тот же день, 14 сентября. X. Амин в своей резиденции обсуждает с Б. С. Ивановым и Л. П. Богдановым кадровый вопрос: вместо смещенного А. Сарвари он предлагает назначить С. Д. Таруна, а Н. М. Тараки продвигает на этот место А. Акбари.
В присутствии шурави X. Амин звонит Н. М. Тараки и настаивает на отставке «четверки». Не соглашаясь на это, Н. М. Тараки обвиняет X. Амина в неповиновении главе государства и требует прибыть к нему на следующий день в обеденное время, причем без оружия и личной охраны.
Во время телефонного разговора двух лидеров в кабинете появляются сначала начальник Генштаба М. Якуб, а затем — начальник канцелярии генсека НДПА С. Д. Тарун. Оба предупреждают X. Амина о том, что Н. М. Тараки собирается расправиться с ним завтра, во время аудиенции. В кабинете генсека, по словам С. Д. Таруна, для этого специально подготовлены два пистолета и автомат.
Выслушав своих приверженцев, X. Амин спрашивает Б. С. Иванова и Л. П. Богданова, как ему поступить. «Вы скажете «ехать», я поеду».
Б. С. Иванов поначалу сказал было «да, ехать», но потом поправился: не уполномочен, мол, решать такие щепетильные вопросы, нужно посоветоваться. X. Амин попросил дать ответ до 17.00, поскольку к этому времени ему предстоит принять решение по составу правительства.
Вернувшись в посольство, Б. С. Иванов срочно докладывает в Центр по существу дела. Старая площадь дает поручение передать Н. М. Тараки устное личное послание Л. И. Брежнева.
В тот же день, 14 сентября. А. М. Пузанов, Б. С. Иванов, И. Г. Павловский и Л. Н. Горелов, а также переводчик Д. Б. Рюриков в сопровождении вооруженной охраны приезжают в Дом народов на встречу с Н. М. Тараки. Ему сообщается устное послание генсека ЦК КПСС, в котором выражается крайняя озабоченность советского руководства тем, как развивается ситуация в Афганистане. Она все более обостряется, и потому необходимы срочные меры по ее стабилизации. Генсек НДПА просит передать благодарность Л. И. Брежневу за заботу о судьбах Апрельской революции.
Расценил ли он это послание как напоминание о совете, данном ему генсеком ЦК КПСС на их последней встрече в Москве, — неизвестно. Но надо полагать, что он не забыл этот совет. Как бы то ни было, он в присутствии гостей звонит «второму человеку» и приглашает его к себе, подчеркнув, что это приглашение исходит и от советских товарищей, находящихся рядом с ним.
«…Амин сначала отказался, — свидетельствует А. Ляховский, — но, когда трубку взял посол и сказал, что пока советские представители в резиденции Тараки, то Амину, мол, опасаться нечего, председатель Совета министров ДРА сказал, что охотно приедет, но только с охраной». [185]
В ожидании приезда X. Амина Б. С. Иванов, как бы между прочим, доводит до Н. М. Тараки «упорно циркулирующие слухи» о том, что X. Амин будет убит, как только появится в резиденции президента ДРА. Тот категорически опровергает подобные слухи.
Слухи, однако, подтверждаются. Стоило «второму человеку» перешагнуть порог резиденции «первого человека», как раздаются выстрелы. Причем стреляют во «второго человека».
«Тараки вызвал Амина на встречу с советским послом Пузановым, — свидетельствует «человек, стоявший у истоков афганской смуты». — Пообещал, что никаких провокаций не будет и, в подтверждение своих слов, сопровождать его поручил Таруну.
И Амин согласился. Но как только они вошли в президентский дворец, раздалась автоматная очередь. Тарун закрыл собой Амина и погиб на месте. Амину, раненному в ногу, удалось спастись. Дни Тараки оказались после этого сочтены. Некому было его защитить».[186]
В тот же день, 14 сентября. В 16.20 по приказу начальника Генштаба М. Якуба части Кабульского гарнизона блокируют резиденцию Н. М. Тараки. В 17.50 Кабульское радио сообщает о том, что в
