правительстве ДРА происходят кадровые перестановки, в результате которых ключевые посты переходят в руки верных сторонников X. Амина. Сообщается также о чистке в войсках столичного гарнизона.
В тот же день, 14 сентября. В Москве раздается телефонный звонок из Кабула. Совпосольство срочно сообщает о неудавшемся покушении на X. Амина и о принятых им мерах по блокированию Н. М. Тараки в его резиденции. В Москве спрашивают: «Есть ли человек, способный удержать власть в ДРА?» Из Кабула отвечают: «Кроме Амина, таких людей в Кабуле нет».
Сразу же после телефонного разговора с Москвой А. М. Пузанов, Б. С. Иванов, И. Г. Павловский и Л.H. Горелов наносят визит X. Амину и выражают свое сожаление по поводу случившегося.
Со своей стороны, X. Амин информирует их о том, что в ближайшие дни пройдет пленум ЦК НДПА, который освободит Тараки со всех занимаемых им постов в партии и государстве. Шурави замечают, что в Москве не поймут X. Амина, если он полностью отстранит Н. М. Тараки от власти.
Пока еще «второй человек», не задумываясь, отвечает, что он готов следовать советам советских товарищей, но опасается, что после террористического акта, организованного Тараки и приведшего к человеческим жертвам, не сможет сдержать эмоции своих соратников по партии.
В Афганистане, замечает он, кровь смывается кровью. Конечно, мнение советских друзей он доведет до сведения членов партии и посоветуется с ними. Но он не уверен, что ему удастся снизить остроту момента. А в конце беседы добавляет, что отныне на любые контакты с Тараки необходимо его личное разрешение.
Из мемуаров В. Курилова:
«Из Москвы пришла шифровка, смысл которой сводился к тому, что деятельность Амина дискредитирует революционные преобразования, играет на руку мировому империализму и т. д. и т. п. Предлагалось силами Отряда специального назначения «Зенит» провести мероприятие по похищению Амина и доставки его на территорию СССР. В случае, если похищение сорвется, Амина необходимо будет уничтожить физически. Операцию разработать и… ждать сигнала».[187]
Утром 15 сентября. «Наконец-то Москва «проснулась». Пришла шифровка с требованием привести в готовность Отряд специального назначения «Зенит» для возможного осуществления операции по Амину. Целый день мы просидели в полном вооружении на заднем дворе нашего посольства. Ждали из Москвы сигнала к началу операции.
Сначала, около 10 часов утра с нами провели дополнительный инструктаж, еще раз напомнили порядок действий, уточнили вопросы взаимодействия. Через полчаса из посольства прибежал офицер безопасности Бахтурин и сообщил, что минут через пятнадцать мы выступаем на операцию. Принес пару бутылок «Посольской» водки с винтом и черной этикеткой. Мы с удовольствием распили вкусную водочку, о которой уже стали забывать в ходе нашей девственно чистой и непорочной жизни на чужбине. «Наркомовские 100 грамм», добрые старые традиции, предстоящее интересное дело — все это поднимало настроение и окрашивало все вокруг в праздничные цвета.
Однако через час к нам вышел Долматов, и сказал, что решите пока не принято, надо ждать. Потом я узнал, что вопрос о начале операции согласовывался лично с Брежневым, а тот никак не мог решиться.
Нам еще два раза выносили «Посольскую» «перед боем», однако боя так и не состоялось. Мы просидели в посольстве весь день. Москва ни на что не решилась».[188]
Аналогичная ситуация сложилась и в Баграме, где квартировал советский батальон. Утром пришел приказ быть готовыми к переброске в Кабул, но другой приказ, о начале операции, так и не поступил.
В тот же день, 15 сентября. Поздно вечером в посольстве СССР в Кабуле фиксируется сообщение радиостанции «Би-Би-Си» об освобождении Нур Мухаммада Тараки от должности президента ДРА по состоянию здоровья.
«Срочно были подняты с постели резидент и представитель КГБ, — свидетельствует В. Курилов. — По их указанию дежурный разбудил посла. Тут же связались с Москвой. Через полчаса посольские, так же как и мы, повторно прослушали сообщение…
Через пять минут из Посольства по рации пришла команда — «в ружье!»
Мы срочно нацепили на себя всю амуницию, заняли места по боевому расчету. В окутанном ночной сентябрьской прохладой городе все было тихо. Время от времени слышались отдаленные выстрелы, где-то взревел на высоких оборотах двигатель автомашины, вдали лаяли собаки, иногда до нашего слуха доносились притушенные расстоянием истошные крики местных патрулей «Дрэш!» Все как обычно. И вместе с тем все уже давно изменилось. Оказывается, еще с утра Амин посадил Тараки под «домашний арест» в одном из помещений дворца. Всем было объявлено, что президент приболел, поэтому не показывается на людях».[189]
Тараки был обречен.
В тот же день, 15 сентября. Политбюро ЦК КПСС в срочном порядке обсуждает проект представленного МИДом, КГБ и Министерством обороны постановления о первоочередных мерах в связи с событиями в Афганистане.
В констатирующей части постановления отмечалось:
— По возвращении из Гаваны Тараки столкнулся с ультимативными требованиями Амина устранить и наказать близких к Тараки деятелей — министра внутренних дел Ватанджара, министра связи Гулябзоя, министра по делам границ Маздурьяра и начальника органов безопасности Сарвари под предлогом того, что эти лица находились в «империалистическом заговоре» против него, Амина. Попытки убедить Амина отказаться от своих требований и нормализовать положение в руководстве успеха не имели.
— Тараки был, видно, готов устранить Амина из руководства, но проявил нерешительность и колебания, а возможно, и не располагал необходимыми для этого силами.
— Обращение Политбюро ЦК КПСС с настоятельным призывом к Тараки и Амину во имя революции сплотиться и действовать согласованно, с позиции единства, внешне было воспринято и тем и другим положительно, однако на деле Амин продолжал добиваться своих целей, а Тараки демонстрировал нерешительность, да, видно, и неспособность к пресечению действий «второго человека». В результате, все рычаги реальной власти в стране уже находятся в руках Амина. Более того, он полностью изолировал Тараки, в том числе и от шурави.
— На 16 сентября намечен пленум ЦК НДПА, на котором Тараки лишится всех постов в партии и государстве.
— Амин фактически игнорирует предупреждения шурави о том, что его действия могут привести к тяжелым последствиям для партии и страны.
Исходя из вышеизложенного, в постановлении предлагалось придерживаться следующей линии:
— Не следует отказываться иметь дело с Амином и возглавляемым им руководством, пока окончательно не выяснится его политическое лицо и намерения.
— Всем советникам: партийным, военным и прочим — продолжать выполнять возложенные на них функции, но избегать участия в любых репрессивных акциях.
— Высказать лично Амину мнение о том, что в случае ухода Тараки с занимаемых им постов не следует подвергать его репрессиям.
Соответствующие указания, вытекавшие из данного постановления Политбюро ЦК КПСС, были направлены за подписью А. А. Громыко совпослу и прочим руководителям совзагранучреждений в Кабуле.
По поручению Москвы они нанесли визит X. Амину и высказали ему неудовлетворение советского руководства по поводу смещения Тараки с поста генсека ЦК НДПА и президента ДРА. Ответ X. Амина был по-восточному учтивым, наполненным чувством преданности идеалам Апрельской революции и готовности следовать указаниям Москвы. X. Амин отметил, что Тараки на практике игнорировал рекомендации
