врачеватель Кремля и Старой площади:
«Брежнев, несмотря на снижение критического восприятия, — свидетельствует он, — бурно переживал это событие. Больше всего его возмущал тот факт, что еще 10 сентября, незадолго до этих событий, он принимал Тараки, обещал ему помощь и поддержку».[197]
Вместе с тем, если В. Крючков усмотрел главную причину горьких переживаний генсека в его преданности дружбе, в его доброте и ранимости, то у Е. И. Чазова присутствует несколько иная интерпретация причин генсековского горя. По словам академика, Л. И. Брежнев считал, что убийство Тараки в известной мере подрывает его международный авторитет.
«Разве можно верить слову Брежнева, — возмущался он, — если его заверения в поддержке и защите остаются словами».
Вот где собака-то зарыта!
А ведь вся вина Амина состояла в том, что он убил Тараки, который замышлял убить его. Кто-то из них должен был умереть, как это предписывал кодекс чести пуштунов «Пуштунвалла». Но Леонид Ильич об этом не знал. Просто Тараки пришелся ему по душе, а Амин — нет.
«Однажды, когда готовились документы к заседанию комиссии Политбюро ЦК КПСС по Афганистану, — свидетельствует Р. Ульяновский, — в комнату затянул Л. И. Брежнев, узнав, чем они занимаются, сказал: «Амин — нечестный человек». Этого было достаточно, чтобы сотрудники Международного отдела ЦК КПСС восприняли реплику генсека как руководство к действию, приступив к поиску вариантов по отстранению Амина от власти в Афганистане».[198]
А дальше пошло-поехало. По каналам внешней разведки КГБ на Старую площадь потекла информация о том, что Амин — тиран, развязавший в стране беспрецедентную кампанию террора и репрессий против собственного народа, что он предал цели Саурской революции, что, наконец, он — враг Советского Союза, вступивший в сговор с американцами, и исподволь ведет линию на переориентацию внешней политики с Москвы на Вашингтон, что он попросту — агент ЦРУ. И так далее, и тому подобное. Однако никто и никогда не сумел представить прямых неопровержимых улик антисоветской, предательской деятельности «первого и самого верного ученика Тараки», «предводителя Саурской революции».
14 октября. В расквартированной в пригороде Кабула 7-й пехотной дивизии вспыхивает вооруженный мятеж сторонников Тараки. Мятеж жестоко подавлен, причем не без помощи советских военных советников.
20 октября. «Мы прибыли в Кабул, — вспоминает командир «Зенита» полковник А. Поляков. — На следующий день я был представлен представителю Председателя КГБ, генерал-лейтенанту Б. С. Иванову, руководителю Представительства КГБ Л. П. Богданову и офицеру безопасности т. С. Бахтурину, через которого я решал все текущие дела…
В конце октября в отряд прибыла еще одна группа сотрудников КГБ. Эта группа была размешена примерно в трехстах метрах от нашей виллы.
Увеличение численности отряда нас несколько озадачило, ибо конкретных задач для отряда пока никто не определил…
С нашей стороны, конечно, предпринимались необходимые меры по конспирации и прикрытию, но вместе с этим все мы чувствовали, что афганские спецслужбы знали, кто мы такие…
Несмотря на указанные обстоятельства, мы не могли сидеть сложа руки. Речь шла не только о тщательном изучении Кабула и его окрестностей, но и о выявлении и изучении объектов, представляющих интерес для разведывательно-диверсионного подразделения, каковым, по сути, являлся отряд «Зенит».
В результате плодотворной и творческой работы всего личного состава отряда к исходу ноября месяца была отработана достаточно подробная карта-план г. Кабула с нанесенными на нее политическими, военными, административно-хозяйственными объектами г. Кабула и другими объектами, представляющими оперативный интерес».[199]
25 октября. В Прагу направляется сотрудник КГБ А. В. Петров с задачей привезти из Чехословакии в Москву Б. Кармаля, которого Старая площадь облюбовала как следующего после Амина руководителя Афганистана. Прибыв в Москву, Б. Кармаль вместе с А. Ратебзад, А. Сарвари, С. М. Гулябзоем и А. М. Ватанджаром приступили к разработке политической платформы второго этапа Саурской революции и конкретных планов по ее реализации, исходя из рекомендаций Старой площади. Но Хафизулла Амин об этом не знал. Он не терял надежды завоевать благосклонность Старой площади. Он бомбил ее телеграммами с просьбой о помощи.
3 ноября. Совпосол А. М. Пузанов информирует X. Амина о том, что советское руководство «удовлетворено мерами, предпринятыми афганским руководством в сфере строительства партии и государства» и готово принять его в Москве.
X. Амин просил об этом в беседе с В. Заплатиным и выражал готовность уйти с постов генсека НДПА и председателя Ревсовета ДРА, если Старая площадь этого пожелает.
10 ноября. Из Москвы в Кабул возвращается представитель Председателя КГБ в Афганистане Б. С. Иванов. Своим ближайшим коллегам — руководителю представительства КГБ в ДРА Л. П. Богданову и резиденту КГБ в Кабуле — он сообщает о принятом на Старой площади решении об оказании практического содействия «здоровым силам Афганистана», выступающим за свержение режима Амина, и ставит задачу — приступить к проработке и проведению конкретных мероприятий в этом направлении.
17 ноября. По каналам КГБ в Москву из афганской столицы поступает шифровка о том, что X. Амин напоминает о своей просьбе направить в Кабул батальон советских военнослужащих для его личной охраны.
20 ноября. Представитель КГБ в ДРА докладывает в Москву о том, что X. Амин опять ставит вопрос о направлении в Кабул батальона советских военнослужащих для его личной охраны.
21 ноября. А. М. Пузанов покидает Кабул. Его отзывают в Москву по указанию A.A. Громыко с явно вымышленной формулировкой — «в связи с его многочисленными просьбами». В действительности же на его замене неоднократно настаивал X. Амин, открыто заявляющий, что «советский посол поддерживает оппозицию и вредит мне».
На Старой площади работа А. М. Пузанова на посту посла в ДРА была признана «неудачной». Его отправили на пенсию.
26 ноября. В Кабул прибывает Фикрят Ахмедзянович Табеев, новый посол СССР в ДРА, до этого — первый секретарь Татарского обкома КПСС.
30 ноября. Политбюро ЦК КПСС принимает очередное Постановление по Афганистану. Его проект был представлен A.A. Громыко, Ю. В. Андроповым, Д. Ф. Устиновым и Б. Н. Пономаревым. В нем, в частности, отмечалось:
— В лице Амина нам приходится иметь дело с властолюбивым, отличающимся жестокостью и вероломством деятелем. В условиях организационной слабости НДПА и идейной незакаленности ее членов не исключена опасность того, что ради сохранения личной власти Амин может пойти на изменение политической ориентации режима.
— Настораживают поступающие сигналы о налаживании Амином контактов с представителями правомусульманской оппозиции и вождями враждебных правительству племен, в ходе которых с его стороны проявляется готовность договориться с ними о прекращении ими вооруженной борьбы против нынешнего правительства на «компромиссных» условиях, фактически в ущерб прогрессивному развитию страны.
— В последнее время отмечаются признаки того, что новое руководство Афганистана намерено проводить более «сбалансированную политику» в отношениях с западными державами. Известно, в частности, что представители США на основании своих контактов с афганцами приходят к выводу о возможности изменения политической линии Афганистана в благоприятном для Вашингтона направлении.
— Поведение Амина в сфере отношений с СССР все более отчетливо обнажает его неискренность и
