Здесь наш рассказ снова разделяется на две части, и мы возвратимся к братьям Чэн, которые остались в доме Вана и прожили здесь чуть ли не год. За это время они передали Ван Шисюну все свои знания, надеясь при этом, что он не останется в долгу. Сын Вана действительно хотел щедро их наградить и ждал лишь возвращения отца, а тот все не ехал. Братьям надоело бесполезное ожидание, и они настойчиво заявили об отъезде. Baн Шисюн раз-другой пытался уговорить их остаться, однако братья стояли на своем. У молодого хозяина больших денег под рукой не было, ему удалось собрать всего пятьдесят лянов серебра — каждому по двадцать пять. Кроме того, он подарил братьям два набора одежды. Во время проводов, устроенных в их честь, Ван Шисюн сказал:
— Мои почтенные и мудрые наставники, я должен был гораздо щедрее наградить вас за то искусство, которое вы мне преподали. Однако мой родитель надолго задержался в Линьани, между тем вы твердо решили уехать. Сейчас у меня нет больших денег — всего лишь вот эта мелочь, которой вам хватит на дорожные расходы. Если в будущем вы окажетесь в наших местах и заглянете к нам, мы отблагодарим вас сторицей.
Разочарованные скудным даром, братья, однако, не высказали своего огорчения, но про себя подумали: «Учитель Хун говорил, что оба Вана, старший и младший, не только справедливы, но и щедры. Он сулил нам солидные деньги. Мы специально приехали сюда, прожили целый год, и вот на тебе — нам подбросили мелочь, которой хватит лишь на дорожные расходы. Это даже меньше, чем получали в нашем отряде. Если бы знать, что все так обернется, давно бы распрощались с этим домом… еще тогда, когда хозяин был здесь, и получили бы те же деньги на дорогу… Что же делать? Ждать его возвращения? Вроде неудобно — ведь уже устроили проводы». И недовольные гости стали прощаться. Они попросили младшего Вана написать письмо Хуну, но тот, к слову сказать, не слишком сведущий в грамоте, ограничился тем, что отдал им послание, которое когда-то написал отец, и велел передать Хуну привет. Проводив гостей, он вернулся домой.
В этот вечер братья, сильно уставшие в пути, решили заночевать на постоялом дворе. За чаркой вина они поделились друг с другом своими обидами и разочарованием.
— Прикинулся бедняком и вел себя будто трехлетний младенец, — сказал Чэн Тигр. — Лишняя сотня связок монет у него, наверное, нашлась бы… Так унизить друзей!
— Молокосос прижимист, это точно, но все ж у него есть какая-то совесть, — заметил Чэн Барс. — А вот его распроклятый родитель — тот действительно хорош! Оставил нас силой и не оказал никакого уважения! За несколько месяцев не прислал нам ни строчки! Перед отъездом небось клялся, что, когда вернется, проводит нас самым торжественным образом, а сам будто сгинул. А если и через десять лет не вернется? Изволь его ждать все это время?
— Да, не выйдет из него хлебосола Мэнчана[252], — согласился Тигр. — Единственно, на что он способен, — это творить безобразия в своей волости, пользуясь силой и властью. А как дело доходит до денег — даже сыну их тронуть пальцем не позволяет. Ничтожество!
— И этот Хун… тоже хорош! Совсем не разбирается в людях, — заметил Барс. — Послал сюда, будто нет у него других знакомых!
Беседа братьев затянулась до полуночи. К этому времени они успели сильно поднагрузиться.
— Послушай! — вдруг сказал Чэн Тигр. — Интересно, что написал Ван наставнику Хуну. Давай вскроем письмо и прочитаем!
Барс, достав из сумы письмо, отмочил склеенное место и вынул послание из конверта. В письме говорилось:
«Наставнику Цзыцзину низкий поклон от ученика Ван Гэ. В ответ на Ваше письмо сообщаю. За долгие годы нашей разлуки я часто вспоминал Вас. Можете представить мою радость, когда я получил Ваше послание. Прочитав его, я будто увидел Вас перед собой. Вы послали ко мне братьев Чэн, чтобы я их приютил в своем доме, а они обучили бы моего сына ратному делу. Сейчас они вдруг решили уехать, а мне, между тем, предстоит поездка в Линьань. Так получилось, что я не смог, как положено, отблагодарить их, чем крайне смущен, ибо не сумел оправдать цель визита». В конце письма была строка, написанная мелкими иероглифами: «Особо сообщаю Вам, что я исполню свой долг по возвращении из Линьани, откуда собираюсь вернуться к осенним холодам. Ван Гэ бьет челом!»
— Толстосум! Мог бы раскошелиться сразу, при знакомстве! — воскликнул Тигр в сердцах. — К нему приехали специально, а он, видите ли, назначает сроки, будто мы батраки или арендаторы… И еще заявляет, что мы, мол, торопимся с отъездом, а потому он не может щедро нас одарить! Ясно, что он с самого начала не собирался тратиться!
Чэн Тигр хотел было разорвать письмо или сжечь, но брат его остановил и снова спрятал послание в свою суму.
— Учитель Хун замолвил за нас слово, и мы должны передать ему ответ, — сказал —он. — Пусть знает, что мы возвращаемся с пустыми руками. Как говорят: не досталось ни капли навара!
— Верно! — буркнул Тигр.
Братья пошли спать, о чем можно и не рассказывать, а на утро снова тронулись в путь. На третьи сутки они добрались до уезда Тайху и сразу же отправились к Хун Гуну, которого застали в чайной. Гости и хозяин, как положено, обменялись приветствиями. Надо вам знать, что в свое время Хун взял себе наложницу по имени Сии. Эта трудолюбивая женщина не гнушалась никакой работой: хлопотала по дому, смотрела за тутовым шелкопрядом, ткала пряжу. Понятно, что Хун Гун души в ней не чаял. Прилежная и расторопная, Сии, однако, была на редкость прижимиста: не подаст гостю даже чашку простой воды. В первым раз, когда братья приехали к Хуну, хозяин отправил их ночевать в кумирню, но ужин и завтрак устроил у себя, из-за чего женщина ворчала на него несколько дней. Поэтому во второй раз он остерегся потчевать гостей или, тем паче, — дарить им деньги. И все же он решил подарить братьям несколько кусков шелка, который ткался в его доме. Опасаясь, что женщина будет недовольна, он спрятал четыре куска за пазухой и собрался уже выйти к гостям, как вдруг перед ним появилась сама Сии.
— Старый дурень! Куда ты потащил эти куски?
Хун Гуну не удалось скрыть правду.
— Братья Чэн — мои давние друзья… — стал объяснять он, будто извиняясь. — Они пришли издалека, а сейчас возвращаются домой… Мне нечего им подарить, кроме этого шелка. Позволь мне взять, не упрямься!
— А ты знаешь, сколько сил я потратила, чтобы его выткать? Задаром отдавать не позволю! Если у тебя есть свой, ты его и дари. Меня это не касается! — ответила Сии.
— Это же мои друзья, издалека пришли проведать меня… А я даже чарку вина им не поставил! Неужели тебе жалко каких-то четырех кусков?.. Женушка моя ненаглядная! Уважь! Дай мне их отправить по-хорошему, а я тебе что-нибудь подарю! — Мужчина направился к двери, но женщина схватила его за рукав.
— Твердишь, что они пришли издалека, как друзья?.. Я уже в тот раз их кормила. И сейчас на них тратиться больше не собираюсь! Из этого шелка мне платье себе жалко сделать, а ты хочешь его отдать! Будто они наши родственники! Если им нужен мой шелк, пускай выкладывают деньги!
Чувствуя, что гости его заждались, а женщину все равно не унять, Хун рассердился, рванул рукав своего халата и пошел к выходу. Сзади раздался пронзительный визг.
— Бесстыдники, бродяги! Были бы хоть родственники, а то невесть кто! Голову пришли нам морочить! Занимались бы лучше своим делом, попрошайки!.. Будто у нас, у мелких торговцев, богатства горы!.. А у нас шаром покати. Если другим помогать — себя обобрать!.. И мой дурень хорош! Старая бестолочь! Водит в дом разных бездельников да бродяг, а ты корми их всех подряд!.. Хотела бы я видеть этих дружков, когда у нас котел опустеет! Наверняка и рисинки не подадут!
Женщина изрыгала свои проклятья, намеренно подойдя вплотную к ширме, которая прикрывала дверь. Братья Чэн, конечно, слышали перепалку и каждое слово брани, которую хозяйка обрушила на них. Чаша терпения их переполнилась. Не простившись с хозяином, братья взяли свои пожитки и пошли прочь. Сзади послышался крик Хуна, который бросился вдогонку.
