Воротынский. В русское войско вернулся один из виднейших полководцев. Гарантией лояльности князя должны были стать поручные грамоты, взятые по нему в апреле того же года. Воротынский присягнул в том, что никогда не отъедет и не станет хотеть «лиха» государю[779]. Поручные грамоты дали и бояре И.П. Федоров, В.Ю. Траханиотов, И. А. Шуйский, окольничие М.И. Колычев, Н.В. Борисов, а также несколько княжат. Они ручались за Воротынского 15 тысячами рублей и своими «головами». В свою очередь у этих лиц Воротынского «выручили» около 120 детей боярских[780]. Помилованному князю вернули жребий в Воротынске, Одоев и Новосиль, но с полунезависимого положения «слуги» низвели до боярина [781]. В мае 1566 г. возвращена была значительная часть опальных казанских жильцов[782]. В том же месяце царь «пожаловал» Владимира Андреевича: разрешил ему построить в Москве двор на том месте, где он был ранее, и даже придал ему дворовое место И.Ф. Мстиславского[783]. В Думу вошли близкие к старицкому князю боярин князь П.Д. Пронский и окольничий Н.В. Борисов-Бороздин[784] . Словом, создавалось хотя и не вполне устойчивое, но все-таки относительно спокойное состояние, которое давало возможность московскому правительству в нормальной обстановке рассмотреть вопрос об условиях мира с Великим княжеством Литовским.
Литовские послы Ю. Ходкевич «с товарищи» прибыли в Москву 30 мая 1566 г., а 9 июня 1566 г. с ними начались переговоры[785]. Так как Иван IV не вполне доверял Боярской думе, где пользовались влиянием сторонники Адашева, выступавшего в свое время против Ливонской войны, он поручил вести переговоры наиболее доверенным лицам. Это были боярин В.М. Юрьев, оружничий А.И. Вяземский, думный дворянин П.В. Зайцев, печатник И.М. Висковатый и думные посольские дьяки А. Васильев и Д. Владимиров[786], т. е. преимущественно опричники, выражавшие прежде всего точку зрения самого Ивана IV. Кроме В.М. Юрьева, одного из инициаторов опричнины, к 1566 г. уже были опричниками Вяземский, Зайцев и Владимиров. И. Висковатый хорошо был известен как сторонник решительной борьбы за Ливонию.
Главной задачей переговоров было решить территориальный вопрос. Первоначально русские представители, как и во время переговоров И декабря 1563 г., обусловили заключение мира передачей России Киева, Любеча, Орши, Могилева, Луцка, Ровно, Бреста, Галича, Каменца, Львова, а также всей Ливонии («Вифляндской земли»)[787]. Московское правительство твердо заявило ту программу воссоединения русских, украинских и белорусских земель, которую оно упорно продолжало отстаивать и впоследствии, в XVII в. В этот максимальный план, как и в 1563 г., уже вскоре были внесены коррективы: Иван IV давал согласие на заключение мира в случае возвращения древних русских земель — Киева, Гомеля, Витебска и Любеча, а также Ливонии [788]. Размер уступок, на которые могло пойти литовское посольство, был гораздо скромнее: передача давно уже находившегося в составе России Смоленска, а также Полоцка, Озерищ и той части Ливонии, которую в момент переговоров занимали русские войска[789].
17 июня состоялось заседание Боярской думы, которая выслушала сообщение комиссии о ходе переговоров и приговорила (приняла решение): поскольку литовская сторона не согласна на возвращение древнерусских земель, мира не заключать, а ограничиться перемирием.
Камнем преткновения на этот раз оказалась Ливония. Русские представители в переговорах 19, 21 и 25 июня настаивали на том, что «Вифлянская земля — вотчина государя нашего от прародителей его»[790]. Россия стремилась получить всю Ливонию до рек Лива и Двины[791]. Видя непреклонную позицию литовского посольства, Иван IV пошел на серьезные территориальные уступки. Он согласился оставить за Великим княжеством Литовским часть ливонских городов между реками Западной Двиной и Эвстом (Влех-Мариенгаузен, Резекне-Режица, Лудзень-Лужа, Динабург-Невгин). Его главная цель состояла в присоединении Риги, обладание которой давало колоссальные возможности в развитии экономических связей со странами Западной Европы[792]. Литовское посольство соглашалось подписать перемирие с Москвою только на условиях сохранения существовавшего в 1566 г. положения вещей.
Длительные споры велись и о русско-литовской границе у Полоцка [793]. Русская сторона требовала передачи городов и волостей Полоцкого повета, лежащих по левобережью Западной Двины в 25–30 км от Полоцка[794], с целью обеспечения безопасности этой важной крепости, а «поступалась» городами Дрысь, Лепель, Белмеки, Кобец и другими, которые и без того находились под литовской властью.
Литовская сторона соглашалась лишь на установление границы по Двине, в 5 верстах севернее Полоцка (по реке Оболи) и в 15 — южнее его (до реки Ропницы)[795]. Но этот спор не имел существенного значения. Стремясь получить Ригу, Иван IV предлагал даже вовсе очистить занятую русскими часть Полоцкого повета, Озерище и Усвятскую волость.
Вопрос, следовательно, сводился к следующему: или отказ русского правительства от Риги и заключение долгосрочного перемирия, или разрыв переговоров и продолжение напряженной Ливонской войны.
Вот для решения этого важнейшего вопроса уже понадобился созыв не Боярской думы, а Земского собора, более широко представлявшего интересы господствующего класса России[796]. Этим созывом правительство хотело добиться санкционирования своей твердой позиции в переговорах и возложить на членов Земского собора ответственность за последствия их возможного срыва[797]. Изучение деятельности Земского собора 1566 г. следует начать с выяснения его состава[798]. По-видимому, все участники заседаний перечислены в соборной грамоте 1566 г. — основном сохранившемся источнике по его истории[799].
Всего на Земском соборе присутствовало 374 человека. Духовенство (так называемый освященный собор) представляли три архиепископа, шесть епископов, 14 игуменов и архимандритов, девять старцев[800] и келарей — всего 32 человека. Боярская дума, также принимавшая участие в соборных заседаниях, состояла из 30 человек (17 бояр,[801] трех окольничих, двух казначеев, одного «у бояр в суде», шести думных дьяков и одного печатника). 204 человека входили в состав дворянских представителей (96 детей боярских первой статьи[802], 99 детей боярских второй статьи, три торопчанина и шесть лучан). Дьяков и приказных людей было 33. Представители «третьего сословия» образовали крупную группу участников в 75 человек (гостей — 12, торговых людей москвичей — 41, смольнян — 22). Наглядное представление о составе собора дает следующая таблица.
Таким образом, на Земском соборе 1566 г. мы видим решительное преобладание дворянства. Это является несомненным свидетельством возросшей политической активности широких кругов класса феодалов, укрепивших свои социально-экономические и политические позиции в середине XVI в. Отсутствие на соборе крестьян и рядовых посадских людей лучше всего показывает чисто феодальный состав соборных представителей, выражавших интересы господствующего класса.
Сословная кастовость на соборе 1566 г. проявилась в подаче обособленных мнений духовенством, боярами, детьми боярскими первой и второй статьи, приказными людьми и торговыми.
Особенности созыва собора и организации служилого люда, а также другие обстоятельства накладывали свой отпечаток на группировку его участников при подаче мнений. Рассмотрим состав каждого из «чинов», участвовавшего в заседании собора 1566 г.
В июле 1566 г. в Москве находился весь освященный собор, который после ухода на покой митрополита Афанасия 20–24 июля избрал главою русской церкви соловецкого игумена Филиппа (Колычева)[803]. Из высших церковных иерархов не было митрополита и полоцкого архиепископа (он умер незадолго до собора) и серьезно болевшего глубокого старика тверского епископа Акакия[804].
Если сравнить список игуменов и архимандритов, присутствовавших на соборе 1566 г., с аналогичным списком, помещенным в приговоре 1580 г.[805], то увидим, что
