l:href='#n_827' type='note'>[827].
О том, что материалом Дворовой тетради можно пользоваться для характеристики служилого положения дворян в середине 60-х годов XVI в., говорит поручная по И.П. Яковлеву 1564/65 г.[828] Здесь среди поручителей названы М.Н. Глебов, Ф.М. Зелов, Д.Б. Молоцкий и И.Я. Федцов с указаниями на те же города, по которым они служили в 50-х годах XVI в. В грамоте упоминаются Тит Кобяков и А.П. Хитрово, служившие по тем же городам, как и их братья (Тирон Кобяков и Л.П. Хитрово)[829]. В 1655 г. считался Юрьевичем К.И. Жеребятичев[830].
Но даже не эти случайно сохранившиеся данные решают вопрос. Дело заключается в самом приговоре 1566 г. До сих пор исследователи не обращали внимания на порядок размещения детой боярских внутри самих статей приговора. Если попытаться определить города, по которым служили соборные представители, то окажется, что каждая статья обычно начинается с перечня служилых князей, затем идут дети боярские основных русских территорий и в самом конце новгородцы, псковичи и торопчане. Этот порядок полностью соответствует разрядной документации середины XVI в.
Как будет показано ниже, больше всего соборных представителей было из западнорусских городов — Можайска, Вязьмы, Новгорода, Пскова и др. Хотя Можайск и Вязьма уже в 1565 г. вошли в опричнину, можаичи и вязьмичи 50-х годов XVI в. присутствовали на соборе 1566 г. в силу своего служилого положения в середине века. Если бы они в годы опричнины были переселены из своих уездов в другие, то наличие компактной группы «бывших» можаичей и вязьмичей объяснить было бы невозможно. Следовательно, опричные переселения основной массы соборных представителей не коснулись.
Кроме того, в соборном приговоре дети боярские часто расположены в статьях не в случайном порядке, а определенными группами. Например, в I статье вместе помещены ряд москвичей[831], переславцев[832], новгородцев (сначала Шелонской, затем Вотской пятины)[833], во II статье можно обнаружить группы галичан[834], козличей[835], москвичей[836], новгородцев[837]. Конечно, эти группы не столь определенные, как скажем, в Тысячной книге и Дворовой тетради. Кроме того, со времени составления этих памятников до Земского собора прошло от 15 до шести лет, что внесло существенные коррективы в состав государева двора и в семейно-служилые связи придворных детей боярских. Однако наличие указанных групп также говорит, что Дворовая тетрадь и Тысячная книга вполне пригодны для выявления землевладельческой принадлежности соборных представителей.
К тому же на соборе присутствовали служилые люди только шести опричных городов, в которых происходили переселения, причем «соборян» из четырех городов (Можайск, Вязьма, Галич, Козельск) они явно не коснулись, из остальных двух (Суздаля и Малого Ярославца) было всего 7 человек из 195 участников соборных заседаний. Если даже допустить опричные переселения для 5 человек[838], то они не могут повлиять на общую картину.
Из 195 детей боярских, присутствовавших на Земском соборе, 123 занесены в Дворовую тетрадь[839]. К этому надо добавить 15 тысячников по Новгороду, Пскову и Торопцу, т. е. всего 138 человек.
Некоторые трудности испытывает исследователь, когда интересующее его лицо в Дворовой тетради записано дважды. Но и они преодолимы. Так, Андрей и Борис Тимофеевичи Зачесломские записаны в Дворовой тетради среди галицких и среди вяземских детей боярских. Так как в Тысячной книге (т. е. в более раннее время) Б.Т. Зачесломский фигурирует как галичанин, то позднейшей, казалось бы, надо считать его службу по Вязьме. Но в приговоре 1566 г. оба Зачесломских помещены после галичанина Асанчука Юрьевича Зачесломского. Поэтому мы склонны в конечном счете отнести их к галичанам.
Дважды в Дворовой тетради упомянут Истома Федотович Щепотьев: среди коломенских и каширских детей боярских. Но в первом случае он «почернен» (зачеркнут), т. е. служба по Кашире у него была более поздней. И действительно, в приговоре 1566 г. он находится перед каширянами Юрием и Замятней Петровичами Степановыми.
Князь Василий Федорович Рыбин-Пронский до Дворовой тетради числился и среди детей боярских Рузы и среди детей боярских Костромы. Однако к моменту составления соборной грамоты он скорее всего служил по Костроме. Правда, по Дворовой тетради более поздней надо было бы считать его службу по Рузе[840]. Но она, вероятно, была кратковременной, и к 1566 г. он снова считался костромичом[841].
Из числа известных в середине XVI в. Андреев Плещеевых, служивших по Кашину, Бежецкому Верху и Пскову, вероятно, в соборных заседаниях 1566 г. участвовал псковский помещик, тысячник Андрей Шарапов (Плещеев), ибо интересующее нас лицо значится в приговоре после псковича В.Ю. Сабурова.
Отцы 16 соборных представителей записаны в Дворовую тетрадь, и их дети скорее всего служили по тем же городам.
В Дворовой тетради помещены отцы Федора и Михаила Александровичей (Александр Дмитриевич), Дмитрия и Владимира Ивановичей (Иван Семенович Горбатый) и Федора Осиповича (Осиф Дмитриевич) Мосальских. Все они помещены в приговоры одной компактной группой, что свидетельствует о сходстве их служебно-земельного положения. Отец Федора Романовича Образцова — Роман Игнатьевич — был дворовым сыном боярским по Можайску. Отец Андрея Федоровича Клобукова — Федор Иванович — был дворовым сыном боярским по Переславлю-Залесскому. Дети вязьмича Варгаса Михайловича Бутурлина, Ефим и Степан, вероятно, в 1566 г. также служили по Вязьме, как и Борис Иванович Дементьев — по Бежецкому Верху (так как два Ивана Дементьева в 50-х годах XVI в. были бежичанами). Псковитином был Голова Федорович Соловцев[842], сын Федора Леонтьева, тысячника II статьи по Пскову, который до начала 1561 г. был кормленщиком в Гдове [843]. Отец Никиты Гавриловича Спасителева — Гаврила Иванович — был дворовым по Московскому уезду. А поместье самого Никиты Гаврилова отмечено в московской писцовой книге 1573/74 г.[844] Двое Салтыковых — Василий Глебович и Никита Худяков — были вязьмичами[845], хотя владели землями также и в других уездах. По Калуге служили, конечно, сын калужанина князя Ю.И. Кашина Дмитрий Юрьевич. По рубрике «служилых князей Ярославских» в Дворовую тетрадь занесен Петр Иванович Деев — отец соборного представителя Федора Петровича Деева, который в соборном приговоре находится после ярославского князя Ивана Меньшого Васильевича Гагина.
Служилые связи 41 соборного представителя устанавливаются перекрестным анализом источников. Для шести человек у нас есть сведения боярского списка 1576/77 г.[846] , подтверждавшиеся анализом приговора 1566 г. В их числе М.С. Андреев-Павлов (Кашира)[847], И.И. Головин-Сабуров (Новгород) [848], П.И. Волынский (Руза)[849], И.И. Селиверстов (Таруса), Я.И. Судимантов (Белая)[850], М.В. Чихачев (Псков)[851].
Поскольку северо-западные города в Дворовой тетради отсутствуют, служилую принадлежность ряда новгородцев и псковичей приходится устанавливать косвенным путем. В поручной записи 1564/65 г. Федор Яковлевич Пыжов (Отяев) называется служилым человеком «Бежецкой пятины»[852]. Поэтому мы уверенно считаем его вместе с братом Степаном новгородцами[853]. В той же поручной служилым человеком «Шелонской пятины» назван Бархат Олферьевич Плещеев[854], которому в 1539–1573 гг. в Шелонской пятине, действительно, принадлежали поместья[855]. Поэтому мы без колебаний относим его к новгородцам. К тому же он указан в приговоре после Дмитрия Федоровича Пушкина-Шаферикова, служившего по той же пятине. В приговоре вслед за Плещеевым находится Михаил Иванович Чулков-Засекин, который, вероятно, также был новгородским помещиком той же пятины (его отец Иван Михайлович был испомещен в Новгороде)[856] . В приговоре же сам М.И. Чулков записан между новгородцами А.И. Новокрещеновым и И.И. Головиным-Сабуровым[857]. Братья Петра Дмитриевича Софроновского — Иван и Михаил — были тысячниками Бежецкой пятины Новгорода
