ПРЕМЬЕРА ГЕРОИЧЕСКОЙ СИМФОНИИ не опыт первенствует — опус, пустяковина сыграли раз — не слышат… надо снова пускай взойдет из глухоты бетховена крапива-музыка у пункта пропускного пускай аккордеон кусается бросаясь под сапоги детоубивца-годунова и кружит в сорняках беспочвенная зависть аккордоборца — к боевой раскраске воина зеленка все снесет и всех покроет пятнами землисто-ядовитыми на вид и даже кровь пролитая горит зелен-огнем под креслами бесплатными трех литерных рядов заполненных как шкаф людьми плечистыми в цивильных пиджаках[266]. Появление слова зеленка предваряется сочетанием крапива- музыка (это и развитие языковой метафоры обжигающая музыка, и, возможно, косвенная отсылка к строкам Ахматовой Когда б вы знали, из какого сора / Растут стихи, не ведая стыда — Ахматова, 1977: 202 — «Мне ни к чему одические рати…»). Затем зеленка соотносится со словами зелен-огнем.
Военный контекст здесь обозначен словами у пункта пропускного, к боевой раскраске воина, указанием на телосложение и одежду[267] слушателей симфонии, на их бесплатные места в зале. Но боевая раскраска зеленкой — это и раны, царапины, ссадины, смазанные лекарственной жидкостью. Зеленкой обычно смазывают ссадины детям, и мотив детства здесь можно наблюдать в том же фрагменте: к боевой раскраске воина — так говорят о дикарях и об индейцах как персонажах детских игр.
Однако строки зеленка все снесет и всех покроет пятнами / землисто-ядовитыми на вид говорят о том, что это еще и та зелень, которая вырастет на месте гибели или на могилах людей. Этот зелен-огонь и превращается в траву, кусты, деревья. Возможно, что образ огня связан с поговоркой земля горит под ногами.
И значения слова зеленка, и метафоры, связанные с зеленью земли, цветом лекарства, зеленой кровью и зеленым огнем, образуют некое симфоническое единство, придающее смысловое расширение заглавию «Премьера героической симфонии».
Смысловая напряженность слова зеленка есть и в таком стихотворении:
СУЩИЕ ДЕТИ сущие дети они ладони в цыпках заусеницы ссадины шрамы гусеничные следы колени да локти в зеленке под ногтями — воронеж тамбов пенза или зола арзамаса там я не был но все поправимо буду быть может еще не вечер[268]. Такие детали, как ладони в цыпках, заусеницы, ссадины, шрамы, подготавливают общеязыковое, бытовое значение слова зеленка — ‘средство дезинфекции’. Слово шрамы ведет от темы детских незначительных травм к теме серьезных ранений, полученных на войне. А слово заусеницы порождает образ гусеничных следов (танковых) — и это уже шрамы земли. Строка колени да локти в зеленке оказывается полисемантичной: колени и локти изображены не только как смазанные лекарственной зеленкой, но и как останки солдат, покрытые травой. Продолжение текста — под ногтями — воронеж тамбов / пенза или зола арзамаса — это не только гиперболы грязных ногтей у мальчиков, но и география военных действий и мест гибели. Слова там я не был но все поправимо / буду быть может / еще не вечер могут быть прочитаны и в контексте топонимического перечисления, и в метафизическом контексте: там ‘за чертой жизни’ — ср. поговорку все там будем.
Следующий текст содержит ироническую рефлексию над жаргонным выражением в натуре:
ГДЕ ЖЕ НАШ НОВЫЙ ТОЛСТОЙ? странно две уже войны минуло и третья на подходе а Толстого нет как нет ни в натуре ни в природе есть его велосипед ремингтон его, фонограф столько мест живых и мокрых тот же дуб или буфет но душевные глубины будто вывезли от нас в Рио или в Каракас в африканские малины
