Афонский монах позвал меня и сказал:
— После Золотого и Серебряного века русской поэзии вдруг явился век Алмазный — твоя поэзия.
Господь наш дал тебе алмазное перо.
Хватит тебе заниматься литературой.
Напиши о Детстве Иисуса Христа, нашего Спасителя.
Алмаз режет камень, Пусть простые Слова твои будут, как высеченные, выбитые на камне.
Я сказал сокрушенно:
— Батюшка, непосильная ноша. Не для человека…
Кому Господь дал алмазное перо рассказать, хоть смутно, об этих затерянных алмазных днях? О том Святом Агнце? О том Отроке вечноюнном, вечновесеннем?..
Ты видишь — я только подумал о Нем, как слезы застилают глаза…
Разве Святое молчанье Евангелистов не выше всех поэтических видений и фантазий?
Монах сказал:
— Две тысячи лет человечество всматривается в те Святые первоначальные Дни Детства Христа!..
Во Дни Святого Гнезда и Святого Птенца!
И ты вглядись! Ведь эти Дни были.
Господь даст тебе мимолетно свято увидеть Те ускользающие обветренные Дни Дни Дни, когда Спаситель был ещё более Человеком, чем Богом…
Из бездны, тьмы времен вдруг явятся те пресветлые Дни.
И уж невозможно будет отойти, отлепиться, отстраниться от Них всем человекам на земле…
Только очисти душу от суеты, как древнее зеркало от жемчужной пожирающей пыли…
Я сказал:
— Отец, пыль столетий пожирает не только глаза человеков, но и
зеркала…
А тут пыль тысячелетий… Как глядеть чрез неё?
Вот он — тысячелетний песчаный хамсин, хамсин — Великий Ветер
Пустынь!..
Ветер непобедимого Забвенья…
Как узреть Те Дни чрез него?..
Хамсин, хамсин, лишь ты вечен и неизменен…
И две тысячи лет назад ты стоишь, течешь летучими песками над Назаретом…
ГЛАВА ПЕРВАЯ
… Хамсин, хамсин, ты вечен и течешь над Назаретом…
— Ах, иму, иму, мама, мама, маа! Как сладко пахнет в хамсине иерихонская роза, роза! На крыше назаретского глинобитного домика нашего… Вылепленного из глины и дикого острого камня.
И стены домика нашего похожи на наши рваные и оттого еще более родные одеяла, из которых светятся по ночам мои острые колени как камни…
Мама, матерь, как роза попала на крышу?
Отец мой Иосиф посадил её на крыше?..
Иль ветер занес семя её?
Я вдыхаю её аромат. Тяну телячьими ноздрями.
Я встал на колени, склонился над розой на самом краю крыши и дышу ароматами.
Тогда Мать говорит:
— Сын, ты уже давно дышишь розой…
Сходи с крыши.
Он говорит:
— Мама, я сойду, когда осыпятся все лепестки… Они такие недолговечные…
Так быстра весна в Галилее… Ветрена… Хамсин пожирает её…
Она говорит:
— Ты ничего не ешь… Похудел от этой розы… от хамсина слепого…
Он говорит:
— Мудрецы говорят, что в раю человеки ничего не едят, а только вдыхают ароматы вечноцветущих деревьев и кустов…
Я в раю, мама?
Я хочу, чтобы все люди были в раю, и добрые, и злые…
Человеки вышли из рая и идут в рай.
Жизнь — это мост между раем и раем.
Все идут в рай, и все будут в раю… И добрые, и злые…
Ада нет в небесах…
Ад только на земле…
Он говорит:
— Вчера по Назарету проходил персидский караван с хной, басмой и горной бирюзой.
Перс-зороастриец сказал: 'Рай находится у подножья наших матерей…'
Караван ушел бесследно, остались только эти Слова?..
От всех караванов остаются только Слова?..
Иму, иму, мама, пока я не вырос, пока я брожу у твоих колен, пока я дитя
— я в раю?
Царство божие у колен матерей?
Царствие божие среди детей?..
А раввины говорят, что рай — это награда за гостеприимство…
Но этого мало…
Хамсин, хамсин вечный стоит над Назаретом…
Как быстротечна роза, как скоротечна весна в хамсине…
Иму, и мы уйдем, опадём, как роза, а хамсин будет веять вечно.
И мы станем хамсином, хамсином… вечным… вечным…
.. Лепестки розы осыпались от набежавшего ветра. Лепестки осыпались, и Он сошел с крыши к Матери своей.
В раю не опадают лепестки…
В раю нет хамсина…
ГЛАВА ВТОРАЯ
— Абу, абу, отец, отец мой!.. Старый, покосившийся Иосиф в дряхлом таллифе с древнеиудейскими
