— Ложись, Анастасия! — и Генералиссимус Ночи, Тиран Империи, Отец Народов дрожит от Анастасии, от ночной кружевной рубахи ея, от снежных девьих вдовьих льстивых избыточных лакомых ног ея темнеющих спело плодово несметно в рубахе вологодской сонной!..
И он дрожит и трубка дрожит во рту его и горящий табак сыплется на рыжие его веснушчатые короткие крысиные хищные руки, но он не чует…
Тогда Анастасия говорит:
— Уйди, бес. Глаза мои не хотят видеть тебя.
И Он говорит:
— Анастасия!.. Я приказал облить бензином сжечь древнюю Чинару и на месте её поставить свой бронзовый памятник с трубкой в устах!
Прямо напротив твоей кибитки, чтоб ты все время видела меня, а я тебя!..
Пусть народ чтит бронзового идола, а не древо предков своих!..
А город твой Джимма-Курган будет называться отныне Иосифград-Иосифабад!..
И все мужи этого города отныне будут носить имя Иосиф!..
И твой спящий сын Тимур-Тимофей отныне будет носить имя Иосиф Маленький! да!..
Тогда Анастасия содрогается и говорит:
— Не трогай сына моего спящего последнего. Не разбуди его. Уходи бес…
И Он говорит и горящий едкий табак златистый сыплется из дрожащей трубки его на руки его необъятные имперские смертоносные…
Но он не чует, ибо объят древней похотью перезрелого отца своего Абаллы-Амирхана- Хазнидона.
И терпкой зрелотелой матери своей Кеко-Кетэваны.
И Он говорит:
— Анастасия, поляжем на бурку. И я усыновлю сына твоего!..
И Она говорит:
— И ты убил отца его и хочешь усыновить его?..
И ты убил отцов многих и хочешь усыновить сынов их?
И ты хочешь усыновить народ сирот своих?
Ты Бог? Ты Всеотец?..
Ты Бес и Русь — увы! — ныне место твое! Но прейдет!..
И Он говорит шепчет уж от страсти:
— Анастасия, ложись в бурку или погублю и этого сына твоего.
И Она говорит и страх полночный бред страх уже вселяется в голос ея:
— Бес, не губи, не буди сына моего.
Он будет поэт певец златоуст Руси и Азии.
И какая вина на нем и какой вред тебе, владыка?..
…Русь! и я гляжу на матерей вдов твоих и они забыли мужей своих убиенных и боятся за живых сынов своих, ибо срок их ближе, чем думают они… да…
…И Она говорит и голос её дотоле твердый каменный — теперь течет как талый ручей в полевых снегах мартовских.
И горло её материнское язык её убоявшийся как ручей талый а тело как поле ледовое не тронутое талыми водами.
И Она уже не говорит Ему «бес» а говорит «владыка».
И она говорит:
— Не буди, не губи сына моего до времени его, ибо Ты говоришь: «Тиран правит, народ стонет, а певец поет». Дай спеть сыну моему.
И у соловья одна песнь и во дни Владимира Крестителя и во дни Чингис-хана и Грозного Иоанна и Великого Петра и во дни иные…
Тиран, дай петь сыну моему…
Тогда престают дрожать руки Его и горящий табак не сыплется боле на руки желтые гробовые пергаментные Его.
Тогда Он чует (волк) что Она (овца) боится Его.
Тогда он вынимает трубку изо рта и шепчет щерясь скалясь зарясь на тело её улыбаясь:
— Анастасия, а ты видела, как смиряется сминается воробьиный хрупкий птенец гнездарь слетыш под танком?.. Ха-ха!.. Фаччи!.. Шидзак!.. Айчча!.. Быр! Харе!..
Анастасия а ты видела как смиряется божье-горлый человек певец под несметной единой моей монолитной слепой глухой беспробудной Державой?..
Ха! Бырс! Ичча!..
Ты знаешь как алчно топчет палого агнца многоглавое пыльное слепое стадо…
И Он глядит на Неё и Она страждет мается и она глядит на сына своего спящего безвинного…
И избыточные груди ея в рубахе вологодской тесной вздымаются прибывают задыхаются, как амурские тяжкие рыбы-толстолобики переселенные в низкие рисовые азиатские таджикские мои поля поля поля…
И Он говорит и вновь дрожит от этих грудей прибывающих:
Анастасия, поляжем! Айда! Гойда! Бар! Дыре!.. Анастасия, а иначе я постелю бурку свою пред Кремлем моим на Красной площади Империи и положу на неё сына твоего певца златоуста соловья! да! Гойда!
И прогоню двести пятьдесят миллионов подручных моих по Красной площади, по бурке моей, по горлу соловьиному сына твоего.
И потопчут порвут пресекут они малое горло сына твоего!..
Ха! Бырс! Учча! Хачча!..
И потопчут они горло сына твоего и песню его!
И красные немые пузыри облака пойдут из уст сына твоего, а не песнь трель серебряная вольная!..
И кровь руда пойдет из горла сына твоего а не серебряный горийский горный родник ручей!..
Гей!.. Гой! Гей!
Эх, погулял я на Руси моей!..
Эх, потравил подавил я миллионы мужей да сыновей!..
И стал я средь зрелых втуне спелых вдов да неутоленных дев невест как потийский царь-петух средь одиноких несметных кур!..
Гой Русь!..
И была ты Русь повольников-ушкуйников, а стала Русь рабов да палачей…
Гойда!.. Ачча!.. Быр!.. Харе!..
Анастасия, ложись, как подрубленная горная тысячелетняя арча ложится на землю от долгого двуручного топора!..
Анастасия, ты арча, а я топор твой…
Анастасия-Русь-тысячелетняя арча, я алчный топор твой… Ложись!..
Ачча!.. Быр! Харе!.. Абла!..
