Ах Господь мой всю жизнь я страдал от одиночества и вот бараны стадные лижут одинокие ладони мои мокрые от водопада
Вся жизнь моя была как одинокая горная арча ель на одинокой вершине и только орлы парящие — друзья арчи одинокой
А тут бараны обступают меня теплом животным парным своим любовью своей немой… пахнет бараньим семенем более чем запахом весенних жгучих трав…
О Аллах… запах сей похож на дух человечьего семени…
О Боже… не из одних ли семян лепил возводил нас Творец Наш?..
О Творец наш — и человеков и баранов…
И человеки умирают от одной болезни и имя ее — одиночество, а бараны мудры и бредут по земле в стаде и подпирают друг друга
И потому бараны не боятся смерти ибо знают что стадо родное блеющее — бессмертие их
А человеки страшатся смерти потому что ушли от стада своего
Ушли от человеков
И я одинок бреду в Фанских горах, и я одинок нем как эти горы, и водопады, и реки, и травы…
И страшусь смерти хотя уже алчу ее…
Много яств я перевидел а этого еще сладострастно не вкушал
Много страстей пережил а этой страсти а этой блаженной последней судороги жизни еще не знал…
И тогда я глажу баранов и волкодавов по внимающим мордам ликам их, и вдруг читаю им свои стихи, которые давно не читал человекам, забывшим о поэзии и мудрости…
И я читаю баранам и волкодавам свои одинокие стихи и добавляю:
…И потому бараны и волкодавы — звездопады любят…
И стадо внимает мне… чует меня и благодарно лижет мне ладони…
Тут является чабан-локаец с широким каратагским ножом в руках
У него глаза камышового кота — желтые роящиеся быстрые
Он поет:
— Дервиш хочешь барана? Любого бери…
Баран любит мой нож… Все бараны мечтают о моем сладком ноже…
Бараны любят смерть текучую кровь любят…
Баран любит когда кровь из него струится от сладкого ножа моего…
А меня зовут Дарий Бахрам-Гур Сасанид… я из царей…
А теперь цари стали пастухами…
Раньше я проливал кровь человеков — а теперь — кровь овец…
Таков замысел Аллаха… Таковы вращающиеся Колеса Четки Аллаха…
Я гляжу на чабана…
Какое-то спелое золотое безумие пляшет в его очах бездонных… сладость убиенья… сладость смерти что ли в очах пчелиных медовых его…
Дивной дикой красоты афганский козел встав на две ноги пьет из водопада…
В нем — смесь козла, снежного барса, быка, павлина и орла…
Творец явно перемешал перепутал в этом козле разных зверей и птиц…
Чабан немо улыбается и поет:
— Хочешь этого козла? Из него самая душистая ханская шурпа-суп…
Нынче только правители и олигархи едят эту шурпу-«серку»…
Дервиш ты великий мудрец… Хаким!.. Табаррук!..
Таких на таджикской земле не рождалось шестьсот лет… после мавлоно Руми…
Ты идешь по его следам…
Но через шестьсот лет все узнают о тебе…
Но Аллах знает о тебе…
И я узнал тебя…
Ты нищий, как и мой народ, и потому народ любит тебя, потому что только нищий поэт может сказать о нищем народе…
А чабан — мудрец, а все чабаны пастухи — мудрецы, ибо беседуют только с баранами, звездами, реками, деревьями и Творцом их…
Ах, чабан, никогда я не смирюсь с тем, что этот красавец козел закипит в казане, и мы будем хлебать сладостно тело его!.. красоту его будем поедать…
О Творец! никогда! никогда! никогда не постичь мне печальных бездонных, как кровь этого козла, Тайн Твоих…
О Всевышний прости мне муравьиные вопрошанья мои…
Ах Господь мой нет мне ответов в последнем одиночестве моем в Фанских горах у водопада Ишак- Кельды…
И нигде нет мне ответов Господь мой…
Или смерть — ответ Твой…
Но тут над Фанскими горами святыми целебными пошла потекла ночь с Плеядами ее ночь нощь азиатская
Нощь Звездный игольчатый дикобраз… куда мечешь падучие иглы звезды твои…
Ночь может быть ты ответишь мне на вопрошанья мои…
Глава VIII
НОЧЬ
…Ночь нощь…
Азиатская азьятская ночь нощь пахнет перезрелым семенем
Азиатские мужи мечут в лона жен
И встают кишат мириады лакомых возлюбленных чад
О Аллах! И все для того чтобы родился Один Пророк…
А Он не рождается…
Он уже родился и не хочет Возвращенья…
Аллах говорит с народами через Пророков… и если не рождаются новые Пророки — значит, Всевышний не говорит с человеками?.. иль мы не узнаем Посланцев Аллаха в суете нашей?..
Ночь нощь всепахучая очарованная
Я бреду по вершине горы Лолачи…
Одинокие деревья жмутся друг к другу… как человеки в больших городах…
Я останавливаюсь у огромной балхской шелковицы… ем податливые тутовые ягоды похожие на сладких терпких мятных гусениц…
Цикады раздирающе кричат… всхлипывают ночные переспелые птицы породившие мириады млявых птенцов…
Млечный Путь дымчат бел мучнист жарок над моей головой… тепло от Млечного Пути доходит до
