этом ни слова, лишь спросили — на сколько процентов он перевыполняет на работе план.
— На японском кране могу и двести, — ответил Мастаев.
— Но-но-но, при чем тут японский? — труд-то у нас советский, социалистический, стахановский, — строго одернули его.
— Э-э-э, — заволновался Ваха.
— Ну, он рабочий, что ж мы его донимаем… Следующий. А ты, Мастаев, еще лучше должен работать.
Ваха работал бы еще лучше, однако теперь на его плечи легла большая общественная нагрузка: как передовик производства, молодой рабочий и почти коммунист, он должен выступить и перед ветеранами, и перед подрастающим поколением, и в воинской части, и в доме для престарелых, не говоря уже о партийных и комсомольских собраниях и пионерских сборах.
Все эти мероприятия выматывают, отнимают много времени и сил, но он не сдается, а еще усерднее старается работать.
— А как это у вас получается? — задают Мастаеву вопрос на собраниях, а он прямо отвечает:
— Пить надо меньше, а лучше вовсе не пить.
Однажды на одном из собраний в заднем ряду примостился Кныш и после порекомендовал Мастаеву:
— Ты особо на мораль и нравственность не напирай. Как говорил классик, «питие на Руси — лучшая забава». А ты лучше про политику, про международное положение, так сказать… Вот, выполняя благородный интернациональный долг, Советский Союз ввел войска в Афганистан. Что ты по этому можешь сказать? В помощь тебе я посоветую образцово-обязательную классику, в библиотеке поработай.
В «образцово-обязательную классику» вошли: К. Маркс («Капитал»), Ф. Энгельс («Анти-Дюринг»), В. Ленин («Материализм и эмпириокритицизм») и И. Сталин («О правом уклоне в ВКП(б)»).
У Вахи огромное желание учиться, очень он исполнителен, но не так, чтобы лоб расшибать. И раз цель поставлена, он конечно же все эти работы не прочитал, хоть и перелистал. И раз была поставлена цель — ввод войск в Афганистан, то он, как в инструкции по ремонту кранов, стал искать «поломку» в предметном указателе на слово «Афганистан» и нашел:
«После провала революционного движения в Англии, Пруссии, падения Венгерской Советской республики (август 1919 г.) на заседании Политбюро и Оргбюро ЦК РКП(б) выработали новый план мировой революции, который зачитал Л. Троцкий: «Поскольку Красная Армия на европейских весах сейчас не может иметь крупного значения и мы на деле проигрываем Антанте, нужно повернуть маршрут мировой революции на Восток, ибо именно здесь открывается перспектива революционных бурь… Путь на Париж и Лондон лежит через города Афганистана, Пенджаба и Бенгалии… красноармейцы будут мыть сапоги в Индийском океане, и эта дорога будет более проходимой и короткой, чем дорога через Советскую Венгрию».[11] А через месяц В. Ленин принял решение о создании «восточной интернациональной Красной Армии» для «красной интервенции через Индию и Персию на запад».
…Ссылаясь на эти данные, Мастаев написал: «По техникоэкономическим показателям в противостоянии «холодной войны» с Западом мы уступили, и поэтому наконец-то, претворяя в жизнь ленинский план контрнаступления, мы создали в Афганистане народно-демократическую партию, основой которой служил научный социализм, подготовили в Советском Союзе кадры, в том числе и военные, и помогли в Республике Афганистан совершить военно-государственный переворот (1978 г.). А когда народно-демократическая партия Афганистана стала уступать власть, чтобы поддержать ее, Советский Союз ввел Ограниченный контингент войск, выполняя свой интернациональный коммунистический долг… Освободив от гнета трудящихся Афганистана, мы с этой революционной миссией двинемся дальше на юг. И тогда Запад поймет, что значит военнотрудовой почин коммунистов-интернационалистов… Диктатура пролетариата избавит человечество от ига капитала и от войн. ПСС, том 37, страница 393».
Закончив, как ему казалось, эту серьезную работу (а дело было в субботу), он отдал рукописный текст машинистке и на рейсовом автобусе поехал к деду в Макажой. Неожиданно на Харачоевском перевале милицейский пост остановил переполненный автобус, его попросили выйти, усадили в коляску трехколесного мотоцикла, и под гору. В Ведено их встречали черная «Волга» и люди в штатском, слова лишнего не говорят. Ваха гадал: его в тюрьму или на Доску почета, а его — прямо к общежитию. Не понимая, что происходит, он зашел в свою маленькую комнатенку, где сидела мать.
Мать удивилась, что он не уехал. Не успела она раскрыть рот, как раздался грубый стук в дверь. В комнату вошли участковый, комендантша и следом ворвался Кныш, с ходу бросая в лицо Вахе рукопись:
— Что это такое? Что это за хреновина с ссылкой на вождя? Когда это Ленин мог говорить о каком-то Афганистане?
— Э-э-э, — замычал Мастаев, — это в ПСС.
— Что?! А ну, пошли, я посмотрю, что ты читаешь.
В пятиэтажном общежитии санузел мог быть на двух этажах — женский и мужской, летом туалет и вовсе на улице. А вот «Красный уголок» должен быть почти на каждом этаже, и там, может, К. Маркс и Ф. Энгельс не везде, но ПСС Ленина — обязательно.
Кныш достал с полки указанный Мастаевым том. Эта книга издана лет пятнадцать назад, да, видно, с выхода из типографии ее никто не открывал, только сверху пыль, которую агитатор-пропагандист осторожно сдул, бережно томик протер.
— Где, где эти слова? Покажи!
Вахе всегда было легче делать, нежели говорить, но он пояснил:
— В-в-в п-примечаниях, — и сразу открыл нужную страницу.
Не раз, вслух, шепотом, Кныш перечитал два абзаца примечаний, печально уставился в потолок и в неподдельном волнении прошептал:
— Прости, прошу, прости.
— Да я прощаю.
— Молчи, болван, я к вождю… Прости, Владимир Ильич, все прочитал, почти все выучил, а вот примечания… Прости.
Кныш бережно поставил книгу на место. Не обращая на Ваху внимания, он торопливо удалился в коридор — нецензурная брань в адрес комендантши, и под конец:
— Пыль на Ленине! Но не в твоей… — и вновь непристойности.
А Мастаев был уверен в своей правоте, и он доказал это. Поэтому, в отличие от матери, он абсолютно не беспокоился. Благодаря представившейся возможности он все выходные гонял футбол, словно судьба дала ему возможность напоследок насладиться свободой и игрой. А наутро, в понедельник, у его дверей — участковый с повесткой в военкомат. На сей раз медкомиссия признала Ваху «годным к строевой», и в тот же вечер его посадили на поезд. А еще через месяц в общежитие матери пришло письмо из Афганистана. В том, что план Ленина-Троцкого был гениальным, — нет сомнения… Однако то ли теоретическая база Мастаева оказалась слабой, то ли Суворова не хватало, то ли Гиндукуш круче Альп, то ли контингент действительно был ограниченным, в общем, воины-интернационалисты не смогли выполнить поставленную партией задачу, и как итог через десять безуспешных лет, в 1989 году, войска были выведены из Афганистана.
В это время Мастаева в Афганистане уже не было. Он прослужил более года, когда их колонна на одном из горных участков попала под обстрел. Сам Мастаев никому об этом не рассказывал, да в центральном органе бюро обкома Чечено-Ингушской АССР, газете «Грозненский рабочий» появилась большая статья о подвиге земляка, командира отделения, старшего сержанта Мастаева, за что он был представлен к медали, а его мать и дед давали отдельное интервью — как славно они воспитывали потомство.
Правда, родственники при этом не знали, что их Ваха не тяжело, да был ранен, и, пытаясь по снежным тропам вывести своих товарищей из окружения, он опять застудил свои слабые легкие и теперь лечится в госпитале Ашхабада.
Когда Ваха демобилизовался, ему дали специальное предписание, по предъявлении которого ему в Грозном полагалась отдельная квартира. Мастаев в это счастье верил и не верил. И когда предъявил