Ответственный капитан Колногузенко. 22 февраля в четырнадцать ноль-ноль в здании школы объявляем собрание всех мужчин села. Я повторяю, всех по списку: от 15 лет и более. Их запираем в школе до утра. Утром 23 февраля, ровно в шесть ноль-ноль, поднимаем все оставшееся население… Так, капитан Аверин, доложите о составе населения села Дуц-Хоте.
— Докладываю… В населенном пункте Дуц-Хоте, Веденского района, ЧИ АССР — всего 57 дворов, из них 5 — нежилые. Всего проживает 246 человек: из них мужского пола 97 человек, 139 женского пола. Из мужского пола 52 человека старше пятнадцатилетнего возраста. При этом четыре человека прикованы к постелям и без помощи носилок не транспортабельны.
— Назовите их поименно и поадресно, — сказал Касьянов. — Так, — Аверин стал ковыряться в своих записях. — А, вот… Так — Мучаева Авраби, дом семь, старуха; Лалаева Асмалик, дом двадцать шесть, инвалид с детства; Бахмадов Алхи, дом восемнадцать, древний старик, и наконец Арачаев Ески, дом сорок два, фронтовик, недавно демобилизовался, тяжелое ранение в живот… У меня всё.
— Хорошо, продолжим… — сказал, закуривая, Касьянов. — Утром 23 февраля сюда должны прибыть четырнадцать грузовиков — американские студебеккеры. Если погода не улучшится, автотранспорт сюда не приедет. В этом случае по инструкции поведем жителей строем до селения Махкеты. Это будет самое тяжелое… Далее уже транспортом доставим до станции Грозный, погружаем по спискам в состав, по двадцать-тридцать семей в вагон, и далее будет приказ… Теперь, далее по инструкции — каждая семья имеет право взять любую личную одежду и один-два мешка муки на семью.
— Тут ни в одной семье нет столько муки, — вмешался Голиков.
— Ну и слава Богу, — продолжал Касьянов.
— А если не будет автотранспорта, как они понесут муку до Махкеты?
— Это их проблемы — на спине, волоком и так далее.
— Может, разрешим взять сани?
— Категорически нет. Никаких отклонений от инструкций. И вообще, не забывайте, с кем имеете дело, — это скоты, бандиты, сплошь уголовные элементы и предатели Родины… Никакой сантиметровости…
— Сентиментальности, — поправил его лейтенант Лопатин.
— Чаго? — повернулся к нему Касьянов.
— Да я так просто, — отмахнулся командир взвода.
— Вопросы есть? — оглядел всех капитан НКВД.
— Есть… Если не будет транспорта, а это так и будет, что будем делать с лежачими?
— Вопрос правильный… В инструкции об этом не сказано, но есть устное распоряжение — всех лежачих в расход.
— Я даже лежащих фашистов не стрелял.
— А эти хуже фашистов, — вскрикнул Касьянов, — бандюги натуральные.
— Что-то я здесь четвертый месяц живу — и ничего бандитского не видел, а даже наоборот — очень нормальные и гостеприимные люди. К тому же еле-еле сами кормятся. Живут, как везде у нас.
— Это точно.
— Что это за дермагогия? — вскочил Касьянов.
— Демагогия, — поправил его вновь Лопатин.
— Чаго? — повернулся к нему Касьянов. — Что это Вы меня перебиваете, лейтенант… Молчать… В инструкции все сказано, а этих четверых в расход.
— Так это старухи и фронтовик, как это можно?
— Это приказ.
— Я такого приказа не получал.
— А если получишь?
— Пущу пулю в лоб.
— Хорошо, — сквозь зубы процедил Касьянов, — это возьму я на себя.
На крыше раздались какие-то шорохи, прямо рядом зловеще завыл волк, сверляще гаркнула сова.
— Что это такое? — прошептал Касьянов.
Все застыли, испугались.
— Караул хоть на месте?
— Должен быть.
— Проклятые, дикие места.
— Да к тому же и кладбище рядом.
— Можно было совещание и в сельсовете провести.
— Да я хотел по стаканчику в честь завершения операции пропустить, — оправдывался Касьянов.
— А в селе нельзя было?
— Да ладно, пошли отсюда, — выхватил из кобуры пистолет капитан НКВД.
…22 февраля по списку собрали всех мужчин села, загнали в школу для проведения собрания. Председатель колхоза без вступления объявил народу страшную весть. Заканчивая короткое выступление, сказал:
— Вы плохо работали, план не выполнен, поэтому вас выселяют. Но ничего, через полгода-год вернетесь и будете более исправными, — с этими словами он попятился к выходу, улыбнулся Касьянову, ожидая его одобрения от выступления. Однако милиционер ткнул его в живот дулом пистолета.
— Назад… Ты тоже с ними.
— Да Вы что? — возмутился председатель колхоза. — Да я ведь с вами.
— Пошел прочь.
С этими словами Касьянов выбежал из здания. Мужчины в помещении загудели, кинулись к двери, потом к окнам — отовсюду увидели направленные в упор пулеметы.
— Назад! Сесть всем на пол! — кричали снаружи. — Любое неповиновение — откроем огонь… Молчать!
На следующее утром собирали во дворе школы оставшееся население: женщин и детей. Во дворы Арачаевых пришло семь солдат. Женщины, ожидая неладное, не спали всю ночь: тихо плакали, дрожали в страхе, молили Бога помочь, надеялись, что в последний момент все уладится. Только дети беззаботно спали. Было совсем рано, темно, ветрено, морозно. По-прежнему шел снег.
— Встать! Выходить всем во двор, — кричали солдаты.
Завопили женщины, залаяли собаки, прогремело в селе несколько выстрелов.
— Побыстрее, Арачаевы… Так, выходи, стройся… Арачаевы Табарк, Дихант, Дикани, Кутани, Гелани, Дени… Что ты лазаешь там, а ну вылезай, — набросился солдат на Табарк.
Старуха на чеченском что-то объясняла военному, махала руками, умоляла о чем-то.
— Что ты болтаешь? — не понимал ее служака. — Давай пошевеливайся, — и он пнул ее прикладом несильно в бок.
Однако этого оказалось достаточно, чтобы старая женщина полетела в снег.
— Что ты бьешь мою бабушку! — вскричал Дакани, с бешеными глазами махал кулаками перед лицом обидчика.
— А ну пошел прочь, — и солдат пнул мальчика прикладом в грудь.
Дакани упал в глубокий снег, быстро вскочил, вновь встал перед военным.
— Ты что лезешь? Вот мой папа на фронте, он герой, он капитан, он вернется и набьет тебе морду, — кричал мальчик в ярости, со слезами на глазах. — Трус, с отцом бы ты так не говорил, он дал бы тебе по шее.
— А ну пошел вон, сопляк, — мальчик вновь полетел в снег. Мгновение он лежал в оцепенении, потом пискляво закричал в беспредельном отчаянии, мокрые от слез глаза его сузились, он вскочил, хотел броситься на обидчика, но Дихант и Табарк перехватили его, стали успокаивать, изо всех сил удерживать. Заплакали все младшие дети. Вокруг Дакани крутилась его близняшка Кутани, слезно плакала, причитала:
— Дакани, братишка, успокойся, родной, оставь его, он убьет тебя, у него ружье, он варвар… Не волнуйся, наш папа вернется с войны, он им всем даст. Все будет хорошо… Успокойся. Смотри как их много.
