Истину, истину говорю вам: спаси меня от друзей, а от врагов я как-нибудь сам… Нет благостней блага: безопасность государства напрямую зависит от количества народных миллионов, перекаченных слугами народа за кордон! Нет уж, по мне, питерская шушера – куда моральней… Игровой Игорек Бецкой, обдирающий лохов, не прикидывается Робин Гудом: отниму у богатеньких, раздам бедненьким. Покойный Реваз Чантурия, кромсающий алкашей, не строит из себя профессора Барнарда: смерть бомжа – это жизнь многих достойных, но безнадежно больных членов общества. Покойный, опять же, Мишаня Грюнберг не рядится под спасителя молодого поколения: вывозя проклятым империалистам килограммы героина, мы тем самым оберегаем наших детей от соблазна, за неимением такового Нет слов, грех. Но если грешить, так хоть не звезди: это праведно! А звездят! Звездят, слуги народа! Звездеть всегда, звездеть везде, звездеть – и никаких гвоздей! Да уж, гвоздей никаких – повывезли. И сами, похоже, следом намылились – люди, те самые, из которых гвозди бы делать. Эх, а ведь прямое назначение гвоздя – по шляпку в дерево!
Что же до канонов поведения, то «гвозди» прямы, тверды и неотличимы друг от друга – чего и добиваются от остальных. Пусть Георгий Вадимыч порадуется: я прям, тверд и неотличим. Канон! Понимание момента, добровольное взваливание на себя ответственности за судьбу, коммунисты вперед, ты же советский человек, Санечка!
– Ты же советский человек, Санечка! – проникновенно завибрировал голосом советский человек Георгий Вадимыч. – Ты – коренной ленинградец, помни об этом, сынок!
Помню-помню! Только не надо сейчас-то про многовековую культуру и особую миссию – в противовес пусть сытой- обутой-одетой, но бескультурной Америке. Между прочим, Нью-Йорк и Питер почти ровесники, Нью-Йорк еще и постарше будет на семьдесят с лишком лет!
– Давайте к делу, Георгий Вадимыч! – вроде бы проникся я. Мое теперешнее «георгий- вадимычество» означало не отталкивание, но спайку. Спайку поколений в процессе выполнения ОБЩЕГО дела, без фамильярного, полуродственного «дядь-гошества».
Вот, блин! Как просто их обмануть, лицемеря в строгом соответствии с «гвоздевыми» представлениями об искренности. А еще генерал КГБ! Я обеспокоился – не за себя, за поручение:
– А этот… Факов все правильно поймет? Вы же говорите: без языка, без ничего, черт-те кто. Может, открытым текстом? Без иносказаний?
– Э-э-э, Санечка… – проскочила-таки торжествующая нотка хитрого маразматика, мол, все учтено еще до того, как у тебя, сынок, вопрос возник. – Это и есть открытый текст. Факов – попка на связи. Стоит ему услышать про пятьсотшестнадцатого, из штанов выпрыгнет, но доложится вмиг. «Салют» – дискета… Еще раз, не спутай: «салют», а не «привет». А пятьсотшестнадцатый – кабинет спец-группы. Нет, не здесь. В Москве. Владик Осинцез… Эх, сколько мы с ним… – право слово, сейчас стряхнет скупую патриотически- партийную слезу! – Москва…
… да-да, как же! Много в этом звуке! Не пора ли мне? Накроют ведь фебрилы! Однако я еще рискнул вопросом, заранее предполагая ответ:
– Георгий Вадимыч, а что именно на дискете?
– А вот это, Санечка… – отечески посуровел (но отечески!) генерал Гоша.
Ну, ясно! Не моего ума дело. И тем не менее, я для проформы чуток повыкобенивался. Для правдоподобия. Иначе слишком уж все по канонам «Павел Власов – Павел Корчагин – Павлик Морозов» (Дались им герои-павлы! вот и «товарищ Павел» до кучи!). Дядь-Гоша, конечно, помнит меня пятилетним, но ЗНАЕТ и, не сомневаюсь, Боярова нынешнего.
– Видите ли, дядь-Гоша… Где гарантия, что на дискете не отдан приказ в отношении Боярова Александра Евгеньевича: казнить нельзя помиловать? И запятая там… где нужно. Вы же знаете, как ваши… подчиненные меня любят. Особенно последние двое суток!
– Санечка… Да ты для меня… Если бы не я… Все эти годы… Э-э-э, что говорить! – генерал Гоша вздохнул так, будто испустил дух.
А и действительно: что говорить! Ясно-понятно. Еще один спаситель! Сквозь годы и страны.
– Я готов! – «гвоздем» выпрямился я, осознал-искуплю. Надо делать ноги, надо! Чутье меня редко подводит – а вокруг «Фаберже» воняет фебрилами все гуще.
– И запомни! Дискета НЕ ДОЛЖНА попасть ИМ в руки. Ни в коем случае. Запомнил?!
– Запомнил.
– Факов! – то ли генерал Гоша лишний раз напомнил, то ли напутствовал меня по-английски.
– Факов! – подтвердил я, мол, все помню, исполню к точности… а вообще-то по-английски я ему ответил. – Да! Дядь-Гоша, а что за Какалов? Который в космосе? – вроде бы для разрядки напряженности, на прощанье.
Он плеснул ручкой в том смысле, что «до того ль сейчас, голубчик, поторопись!», но каноны есть каноны: перед отправкой в пекло надлежит развлечь добровольца и только после этого закаменеть окончательно: «Ну! Пора!».
– Георгий Иванов. Болгарский космонавт. В семьдесят девятом. Совместный экипаж. «Союз-33». Он не Иванов, а Какалов. Но наши долболобы уперлись: никаких Какаловых в космосе! Болгарин встал на дыбы: это древняя княжеская фамилия, горжусь ею и не сменю! Не меняйте, ради Бога… но учтите, в космос может полететь и другой… Тут Какалов и сломался, согласился на Иванова! – генерал Гоша сардонически усмехнулся: ох, долболобы наверху, ох, долболобы! то ли дело мы – все понимаем, и будь наша власть…
Чья же, черт побери, власть, товарищ генерал КГБ? Пионеры примерные, бабена мать!
Генерал Гоша посвятил меня в тайну Какалова уже на ходу, вослед, рублеными фразами, а я – тоже на ходу – оглядывался через плечо и поощряюще-понимающе кивал- хмыкал. Вроде бы ни секундочки лишней, но как не дослушать последнюю байку. На самом деле я поспешал еще и потому, что «гвоздевые» каноны требуют напоследок непременного «дай я тебя обниму напоследок, сынок!».
– Дай я тебя обниму напоследок, сынок! – хватанул пустой воздух дядь-Гоша, я уже полуспустился в полуподвал.
– Я вернусь! – соврал я по Шварценеггеру, мужественно клацнув зубами. Не подниматься же обратно для лобзаний – дело прежде всего. – Факов.
Ежели по-английски обмениваться, то и уходить надо по- английски, не прощаясь.
– Факов, сынок.
Глава 10
Fuck off, товарищ Факов. И иже с ним – fuck off!
Спасибочки большое, дядь-Гоша! Так надо понимать, что давным-давно меня бы порешили бойцы невидимого фронта или засадили бы в каменный мешок. А он все эти годы незримо держал покровительственную ладонь на моем затылке – рука Бога! То-то я – будто заговоренный, будто в каком-то боевичке из видюшника!
(Лийка Ваарзагер в бытность свою гражданином Страны Советов сокрушалась у экрана видака: «Гробить столько сил, людей, машин!.. Ну если ему так хочется, пусть бы жил!»). И действительно! Сколько сил, людей, машин загублено для достижения цели – вытряхнуть Боярова из этой жизни. Однако для меня – не кино, бля! Я чего только ни предпринимал, дабы уцелеть! Шрам на шраме! Ан выясняется: не себя должен благодарить, а некоего бога-Гогу, который (вот ведь… бля!) из оттуда же! Еще и еще раз: спаси меня от друзей!
Мания у кагэбэшников – спасать Боярова! Я почти два года в Нью-Йорке живу! Я хорошо живу! Не надо меня спасать! Не-ет уж, не удалось нам, Бояров, спасти тебя в России – мы тебя, Бояров, достанем и спасем в Америке. Характерно: стоит только им начать операцию по спасению, и – спасайся кто может! Два года в Нью-Йорке – тихо-мирно. И на тебе: Хельга Галински спасает. Валька Голова спасает. Теперь уже генерал Гоша, выяснилось, спасает… На тебе, Бояров! Оставьте себе, а? И спасайте друг друга… чем они, судя по последним событиям, и занялись. Ага! И как? Нравится? Вот и мне!..
Fuck off, товарищ Факов. И иже с ним – fuck off!
Я и телефона-то не запомнил – того, что генерал Гоша доверил. Заранее знал: никуда не позвоню!
