Я перевернул тело на спину, лицом вверх. Неизвестное мне лицо. Крепкое, сильное и… бледнеющее на глазах. Этого только не хватало! А если я ему шейные позвонки поломал?! Тогда – труп. Я взял двумя пальцами за подбородок, повертел – да нет, в порядке у гостя позвонки. Через какое-то время очнется. И это время необходимо употребить с толком.
Я глазами показал Маринке на лифт, она по стеночке, по стеночке, впритирку выскользнула на площадку, нажала кнопку – лифт ожил, стал подниматься. А я пока обхлопал бездыханное тело по карманам: абсолютно ничего!
Лифт остановился, дверцы разъехались. Я втащил неизвестного гостя в кабинку, усадил в дурацкую пьяную позу и для большей натуральности ткнул пальцем под ребро – моментальный рвотный рефлекс: бесчувственная кукла согнулась и гортанно хрипнула, выпустив изо рта лужицу желчной слюны. Тьфу, пакость! Я оставил куклу в одиночестве и нажал на прощание кнопку верхнего этажа, дверцы съехались, кабинка пошла ввысь, там и заглохла, под крышей. Пусть теперь жильцы наводят порядок в собственном подъезде – участкового вызывают или своими силами вышвыривают подгулявшего алкаша. В любом случае с его стороны не последует повторной попытки вламываться в чужую квартиру.
Маринка была готова хоть на край света. Но только со мной. И только не обратно в больницу. Так она сказала.
А я ей сказал, что – как раз без меня и как раз не на край света пока, а именно в больницу. Во- первых, исчезновение Боярова объяснить проще простого, а одновременное с Бояровым ее исчезновение… тогда тоже объясняется однозначно. Но если она как ни в чем не бывало явится на работу, подозрения в пособничестве беглому больному если не отпадают полностью, то по крайней мере ослабевают. Согласна?.. Во-вторых, Маринка нужна мне в больнице, даже не мне, а Шведу – должен кто-то Серегу предупредить, чтобы тот прикинулся дебилом и лишних вопросов не задавал, в новых попойках не участвовал, от сомнительных процедур и непонятных лекарств отказывался наотрез. Согласна?.. В-третьих, у меня на сегодня такой э-э… план мероприятий, что лучше побыть одному. Согласна?.. Маринка кивала головенкой, ничего другого не оставалось, как соглашаться, но…
– Но как мы встретимся, дядя? Как договоримся? У меня же телефона нет, и у тебя – тоже.
– В двадцать ноль-ноль будь на Кировском. У входа в «Пальмиру»… – черт меня за язык дернул. Наобум брякнул, понятия не имел, где могу оказаться сегодня в двадцать ноль- ноль. Да что там!.. И предположить бы не рискнул, где окажусь через час-два-три. Но главное: уверенность интонации, точное время, точное место. Назначил – значит буду. Ясно?!
В крайнем случае хоть один верный человек в «Пальмире» остался – Юрка, бывший напарник Олежека Драгунского. Юрке всегда дозвонюсь в «Пальмиру» и накажу встретить, согреть, накормить- напоить по полной программе. Я невольно хмыкнул, вспомнив, что аналогичный случай произошел с тезкой-Сандрой, когда она маялась в ожидании кавалера- Арика. Кавалер-Арик так и сгинул бесследно, а мне вот привалило этакое… Ладно, попробую нынче не сгинуть, попробую все же быть пунктуальным. Но пока – за работу, товарищи! У Маринки – работа в больнице, под крылышком вурдалака Резо. У меня – у меня своя работа… И непростая.
То есть найти-то в городе Тихона просто, но вот как мы с ним договоримся…
При всем взаимном уважении мы не были связаны общим делом. Я вообще, как известно, всегда сам по себе и ни в чьей команде. В Питере пруд пруди разных группировок – команды Феоктистова, Васильева (боксеры), Кумарина (тамбовские)… всех не перечислишь. Это не считая заезжих – тех же кавказцев. Или вьетнамцев – вообще не от мира сего, с кем с кем, а с ними общий язык искать бесполезно (эх, учитель Нгуен, знал бы ты, во что выродится наплыв твоих соотечественников!). Периодически главарей брали- сажали – в городе на Неве с этим быстро, не то что в Москве. Стоит человеку начать менять иномарки автомобилей – первый верный сигнал, что его скоро упакуют. И точно! А оставшиеся без вожака бойцы перетекают из одной команды в другую. Нынешним летом никто не мог составить конкуренцию команде Тихона – разве что ольгинская группировка.
Когда и если возникали проблемы, Тихон в считанные часы собирал до трехсот бойцов. Естественно, при оружии. Авторитет безоговорочный! Тихон-то Тихоном – мол, тихий… однако росту в нем было под два метра, кулаки – с мою голову, а сам спокойный, спокойный. И действительно! Чего ему беспокоиться!
Консульство США на Петра Лаврова открывалось в девять утра. Я успел вдоволь поколесить по городу, убедиться в отсутствии хвоста (не давал мне расслабиться утренний «гость» семьи Шведа, никак не давал!), ссадил Маринку рядом с метро и к девяти подрулил… Соседство консульства с Большим Домом меня не столько пугало, сколько бодрило. Все равно иначе никак, была не была, шаг вперед. Мне нужен Тихон, а Тихон скорее всего – у консульства, это его точка.
Конечно, ребята Тихона не рэкетировали американцев. Его молодые бойцы (в основном – боксеры) продавали нашенским гражданам очередь. Вернее, первые места в ней. Чтобы выехать в Штаты, понятно, нужно получить визу. Очередь за этой визой растянулась на полгода. Парни вели списки. Списки, само собой, менялись каждый день. При желании первым мог стать любой, но, само собой, одного желания недостаточно. Нынче проход в консульство «весил» три тонны, и то как сказать… Наевшись деревянных рублей, бойцы норовили снять со страждущих исключительно эскавэ. Все попытки неповиновения пресекались мгновенно. Впрочем, и попыток таких что-то не припомню. Нашенским совкам, по-моему, даже нравится, когда ими командуют («Во-от наконец-то хоть какой-то порядок!»). Сложнее конкурировать с гэбэшниками, охраняющими вход: переодетые ментами они по сигналу изнутри запускали по пять человек. И уж они-то оборзели совершенно – каждое утро создавали СВОЮ очередь, где платили просто все без исключения. Справедливости ради стоит сказать, что цены у гэбэшников были значительно ниже. Но и продвигалась в основном ИХ очередь.
По сути работка у тихоновских бойцов не такая уж пыльная: три часа в день на свежем воздухе, три выходных. Как-то Тихон в знак искренней симпатии предложил мне возглавить этот «филиал», но… каждому свое.
В ту пору «свое»-мое было селекционировать посетителей у входа в бар «Пальмира» – чисто, без уголовщины… как мне, «оловянному солдатику», представлялось. Ладно, опустим…
Тихона у консульства не оказалось. А вот бойцы его весьма оживились при моем появлении: выяснилось, что популярность Боярова растет, как на дрожжах. То ли он, Бояров, всех раздолбал-поубивал, включая многоуважаемые органы, то ли самого его, Боярова, чуть ли не застрелили, чуть ли не сожгли в гараже, чуть ли не взяли под жесткое наблюдение все те же многоуважаемые органы. Сомнительная популярность! Откуда только что выползает! И это при том, что вся недавняя катавасия с «русским транзитом» вроде бы срочно и плотно секретилась Большим Домом. Вот что, бойцы, недосуг мне лясы точить в двух шагах от того же Большого Дома, на виду честной компании. Где сейчас Тихон? Если не здесь, то где?
– Где-где! В Катькином садике!
Тоже верно. Не здесь, так там. Тоже его точка…
… Да. Вот и тихоновский «мерседес». Вокруг бурлило, копошилось, тусовалось. А Тихон правил бал – широко распахнув обе дверцы, лениво развалясь, принимал своих «лейтенантов». Ни дать, ни взять – Корлеоне. При виде меня он не выразил никаких эмоций, но щелчком пальцев отослал посторонних и показал на место рядом.
Я сел. Дверцы мы захлопнули.
– Вид у тебя усталый, Саша. Хлебнешь?
Я понял, что за внешней непроницаемостью Тихон продемонстрировал мне свое расположение. Так и оказалось. Я хлебнул приличного коньяка – обожгло – и ритуально поинтересовался, как дела. И мы поговорили: не столько, разумеется, о его, сколько о моих делах. Потом меня повело – я ведь все прихлебывал и прихлебывал. Вероятно, алкоголь лег на всю вчерашнюю пакость – этаминол, мажептил, аминазин… что там Маринка лопотала. Я сам почувствовал, что паузы между фразами все продолжительней, а язык все непослушней и непослушней.
– Ну-ка, откинься пока, передохни, – посоветовал Тихон. – И оставь мне свои проблемы.
Что я и сделал. Провалился. Не знаю, как там у Христа за пазухой, но у Тихона в «мерседесе» я ощутил себя не менее комфортно.
И толчком проснулся. Дверца «мерседеса» была распахнута, а внутрь заглядывал Игорек Бецкой – поза у него была халдейская, полупоклонная (конечно, иную позу трудновато принять, заглядывая в
