А. Махров, Б. Орлов и др
Инопланетное вторжение: Битва за Россию
Борис Орлов
Добро пожаловать!
— …Сзади! — истошный вопль заставил меня броситься на землю и откатиться в сторону.
И вовремя! Кусок бывшей проезжей части с остатками асфальта, на котором я только что стоял, испарился, выплюнув в хмурое дождливое небо клуб сероватого дыма.
Из развалин дома, который не так чтобы и давно был красивой многоэтажкой, ударили выстрелы. Ухнуло, зашипело, и в небо рванулась ракета ПЗРК. Я невольно проводил ее взглядом. Блин! Ну откуда здесь этот проклятый «карп» взялся?! Ведь секунду назад не было его еще?!!
Выстрелы все еще гремели, и тяжелые пули ПКМ рвали «носача» на части. Он уже лишился трех ног из семи, длинное щупальце-манипулятор валялось на земле рядом с еще одним «носачом», которого выстрел «мухи» разобрал на запчасти. Третий робот бил короткими вспышками из своего «носа» по развалинам, но, похоже, не мог нащупать противников. Меня он, должно быть, записал в убитые, и сбросил со счетов. Совершенно напрасно, между прочим!..
Подствольник штатной омоновской «Грозы» кхакнул, и в бочине «носача» расцвел огненный цветок. Не дожидаясь ответной реакции железяки, я, длинной очередью, высадил туда же, в разрыв, весь магазин. Если повезет, то пули пробьют ослабленную гранатой бортовую броню, и «носачу» будет несладко…
Не повезло. Значит, несладко сейчас будет мне… Робот развернулся и хищно повел своим носом, определяя цель. То есть меня. Вот и отбегался лейтенант Бортников. Я не выдержал и закрыл глаза…
Выстрелила «муха», оглушительно саданул ПКМ. Странно, я все еще жив… Чуть приоткрываю один глаз… Ого! «Носач» валяется на боку и только ноги его шевелятся так, словно он идет. А классный гранатометчик в развалинах засел! С одной гранаты вышиб железной дуре гироскопическую часть. Не то чтобы там броня была какая-то особая или еще чего, а просто гироскоп у «носача» — малюсенький, точно х… то есть мозг у комара. И попасть в него с одного выстрела — задачка та еще. А гранатометчик точно туда метил, потому что напарник его из своего крупняка лупанул специально, чтоб железяку свалить. Не по ногам бил, а в борт — импульсом пуль опрокинуть. Но если гироскоп цел — это занятие бесполезное, значит, знал пулеметчик, куда бить…
— Эй, парень! — донеслось из развалин. — Ты там спать улегся, или где? Давай к нам, да поосторожнее. Железку не поломай…
Я осторожно обошел лежащего «носача» и потопал к останкам многоэтажки. Но не успел сделать и трех шагов, как тот же голос посоветовал:
— Ты пригнись и давай пошевеливайся. Сейчас «карп» с подмогой вернется — мало не покажется… — говоривший хмыкнул и вдруг отчетливо произнес: — Так, а вы чего расселись?! Мы что, за вас все должны делать? Живо, бездельники!
И навстречу мне из руин выскочили трое молодых, очень молодых парней. Таща какие-то инструменты, они метнулись к «носачу» и принялись сноровисто демонтировать боевого робота. Один ловко содрал защитную пластину и дезактивировал оружие, другой принялся быстро, но аккуратно вывинчивать «нос» из «головы», при этом стараясь не повредить разъемы кабелей. Третий, судя по редким матерным замечаниям, занимался самым сложным: пытался извлечь блоки питания, попутно сортируя их по степени заряженности…
…В развалинах обнаружилась зияющая дыра, уходящая куда-то вниз. В подвал, в метро, в подземный бункер — понятия не имею, куда, но вниз — это точно. И около этой дыры мирно покуривали два мужичка, лет эдак… эдак… Вот чертовщина: у женщины определить возраст на взгляд — запросто. Как ни мажься, как ни наряжайся, как ни подтягивайся, а все ж проглянут через штукатурку, девчоночьи наряды да мастерство пластического хирурга истинные года. А вот у мужчины, особенно если он в стареньком вытертом камуфляже, присыпанный пылью и известкой, на глаз определить возраст почти невозможно. Что-то среднее между двадцатью пятью и шестьюдесятью пятью. Хотя если вдуматься, то уж никак не двадцать пять. Эвон, какие зубры! Вдвоем трех «носачей» уделали и «карпа» отогнали. Пацанва — технари, их в бой, может, и вообще не пускали, или так дали пострелять, как детишкам в тире. А эти… Сразу видно — спецназ чего-нибудь или кого-то там. Поди еще и чины немаленькие. Я невольно замедлил шаг, а потом и вовсе остановился.
— Ну, и чего застыл? — поинтересовался, глубоко затягиваясь, один из мужичков, тот, что пониже ростом и — как бы это сказать? — покрепче в талии. — Решил здесь «травою прорасти»?
На всякий случай я решил представиться. Вытянулся и отрапортовал:
— Лейтенант Бортников. Второй батальон Московского ОМОНа. Был в патрулировании. Попал в засаду. Из всего патруля выжил один. Направляюсь в свое расположение.
— Да не тянись ты, лейтенант, — миролюбиво посоветовал второй, повыше и, кажется, помоложе. — Следуешь? И флаг тебе в руки. Можем проводить примерно до полпути. Нам по дороге…
Я хотел поблагодарить, но тут тот, что потолще, вдруг легко вскинул «Корд» и грозно рявкнул, обращаясь к молодым:
— Живее, оболтусы! Сорок пять секунд — свернуть работы! Бегом, бегом, бегом! — потом повернулся ко мне. — Лейтенант, давай-ка в дырку, живо! Тут сейчас весело будет…
Второй быстро поднял ПЗРК, а первый уже мостился к пулемету, шипя сквозь зубы:
— Нет, мля, Леха, вот ты мне скажи: какая полудурь угадала эту Курскую дугу «Проспектом мира» назвать? Удавил бы…
Вместо ответа «Леха» поднял ПЗРК, цвиркнул сквозь зубы на кучу битого кирпича и замер, точно превратившись в статую. Первый чуть повел стволом пулемета, задранным в зенит… В этот момент мимо меня галопом промчались парни, таща на себе детали «носача». Двое мгновенно нырнули в подземелье, а третий чуть призадержался на пороге. Оглянувшись, он внезапно спросил:
— Пап, может, помочь?
Пулеметчик, не оборачиваясь, буркнул:
— Давай-давай, чеши отсюда! Брысь, недоучка, я сказал! Помогатель нашелся…
Он еще бурчал, когда тот, кого звали Алексеем, вдруг спокойно сообщил:
— Девять часов — два «карпа».
— Работаешь по дальнему, — обозначил пулеметчик. — Пустил — ушел. Тридцать сек — дверь закрыта. Вопросы?
— Слушай, Джелат,[1] ну хоть сорок пять…
— Тридцать! Работаем, — и уже мне: — Лейтенант, мать твою! Живо в дырку!
Краем глаза я замечаю, как откуда-то, со стороны обгорелого искореженного остова Останкинской телебашни, выныривают два серебристых, похожих на каких-то рыб, «карпа». И тут же выстрел «Вербы», длинная очередь ПКМ, а потом, прямо на меня, мчится Алексей. В одной руке у него ПЗРК, а другой он цепляет меня за шкирку и, поминая нехорошими словами моих родственников, буквально впихивает меня в отверстие подземного хода. По лестнице я спустился только что не кубарем, а сзади бухали шаги Алексея и где-то грохотал пулемет.
Приземлившись и откатившись в сторону от люка, я увидел, как тяжело спрыгнувший за мной Алексей поднял что-то, мучительно напоминающее пульт от телевизора, и замер. Только губы на его побледневшем лице беззвучно шевелились, должно быть отсчитывая те самые тридцать секунд…
— Тридцать — произнес Алексей вслух. Помолчал секунду-другую, затем добавил шепотом:
— Тридцать три, тридцать четыре…
И еле успел отскочить: пулеметчик со странным именем Джелат свалился ему почти что на голову. Он еще вставал на ноги, когда Алексей нажал на пульт, и по ушам со страшной силой ударил грохот взрыва. И опустилась тьма…
