— В этот день, ровно пятьдесят пять лет назад, закончилось Великое Испытание нашей планеты! Сотни миллионов землян погибли, отстаивая право на существование всей нашей расы. Вы знаете, не все смогли пройти испытание Старейших. Мы помним и скорбим о Германии, Польше, Соединенных Штатах Америки. О многих других странах на разных континентах. Но планета Земля выдержала жестокий экзамен. Ценой огромных потерь, но выдержала. Мы, земляне, с оружием в руках завоевали право на жизнь. Огромный вклад в общую победу внес и наш народ, наша страна. Мы помним и чтим имена погибших героев! Также мы чтим заветы наших предков. Мы всегда готовы дать отпор любому врагу. Больше нас врасплох не застать. Никто теперь не сможет навязать нам, землянам, ложные жизненные ценности! Слишком дорого они нам обошлись в момент страшного Испытания…
Вот уже более тридцати лет, с тех пор, как поисковики наконец-то обнаружили место гибели Дмитрия Смирнова, сюда два раза в год приезжают официальные делегации из России, почтить память русского солдата и его боевых товарищей.
Среди слушающих речь Акимова стоял со своей семьёй один из лучших рабочих московского оружейного завода — Андрей Николаевич Воробьёв. И жена, и многочисленные дети со всем возможным вниманием слушали руководителя делегации.
Все, кроме самого младшего сына — Петьки. Тот постоянно дергал отца за руку, донимал вопросами. Андрей Николаевич терпеливо отвечал.
— Папа, а как нашли, что Смирнов именно здесь погиб?
— После Победы, когда Барьер исчез, конечно, не до поисков было. Потом уже люди искать начали. Узнали, что именно в этой местности рота Смирнова воевала. Ну а потом записную книжку Шаллера в окопе обнаружили. Он её в целлофан завернул и в окопе закопал. Так всё и выяснилось.
— Папа, а почему Старейшие на нас обезьян напустили, а их потом не наказали?
— Старейшие никого не наказывают. Они экзаменуют.
— Пап, а когда мне можно в пионеры записаться? Ребята уже из винтовок стреляют!
— Вот исполнится шесть лет, тогда и запишешься.
— Пап, а когда я вырасту, то стану солдатом, полечу на планету Старейших и им экзамен устрою!
Андрей Николаевич внимательно, с неподдельным интересом посмотрел на сына.
Милослав Князев
Республика Куршская коса
Вообще-то я не латышка. Совсем. Но стоило один раз сказать, что мама рижский институт ещё при Советах закончила, как сразу и обозвали. Русские! Литовцы бы до такого не додумались. Поначалу обижалась, а они ещё и удивлялись. Девушка с винтовкой, на счету имею гориллоидов больше, чем любой, кого я тут знаю, так как меня ещё называть? Я и говорю, что русские.
Правда, они не только обидные прозвища придумывают, но ещё и сражаются с гориллоидами. В отличие от литовцев, а вернее, литовского сейма. Как только выяснилось, что связи с внешним миром нет и ждать помощи от НАТО бесполезно (неизвестно, существует ли оно ещё вообще, это НАТО), так сразу же в экстренном порядке созвали внеочередное заседание и практически единогласно приняли закон о капитуляции. Потом называли себя спасителями Литвы и по всем каналам крутили, как колонна из пяти необычного вида танков едет по улицам Вильнюса. Сама я в такой технике не разбираюсь, танки и танки, ничего особенного, кроме синего цвета, но в нашем отряде нашёлся специалист, который и объяснил, что нигде и никогда ничего подобного не видел. Это потом стало известно, что мы имеем дело с инопланетянами, а тогда ещё никто ничего не знал. Да и не любой поверил бы.
Особенно мне запомнился момент, как маленькая перепуганная девочка в ярком национальном костюме и с огромными бантами в соломенных волосах была выпихнута вперёд двумя здоровыми дядями и бросила на броню букет каких-то цветов. Теперь русские чуть не каждый день рассказывают, что прибалты ЛЮБЫЕ танки цветами встречают, национальная традиция у нас такая. И ответить нечего. Вернее, большинству нечего, а я предлагаю острякам сначала убить хотя бы столько пришельцев, сколько я, и уже потом языками чесать. Затыкаются. Уважают. Один даже где-то старый значок раздобыл «Ворошиловский стрелок» и мне подарил. Теперь всегда ношу, имею право.
На том берегу зашевелились, пора мне браться за свою ижмашевскую винтовку СВ-98. Вес шесть с половиной килограммов, длина тысяча двести семьдесят миллиметров без штатного глушителя ТГП-В. Десять патронов в магазине. Оптика переменной 3х10-кратности 1П69 «Гиперон» позволяет укладывать все выстрелы в круг диаметром 120–130 мм на 300 м. Ударно-спусковой механизм с изменяемым от полутора до двух кгс. Регулируемое ложе из прочнейшей авиационной фанеры, приклад с регулируемыми упорами под щеку и затыльник, телескопические сошки. Ещё совсем недавно я не только ничего этого не знала, но даже не подозревала, что есть такие слова, но теперь аккуратно наизусть выучила. Я вообще всё делаю аккуратно. Ну а запомнить сведения об оружии, от которого не только зависит жизнь, но которое ещё и неплохо по нынешним временам кормит, оказалось совсем несложно.
Во всём виновата мама. Вернее, её желание записать меня на уроки фортепиано. Мне эта идея тогда ужасно не понравилась, а папе ещё больше. Он категорически заявил, что у нас в квартире и так места мало и пианино ставить просто некуда. Вообще-то в таких случаях предки идут на компромисс, и папа обычно уступает, но не на этот раз. В детстве его родители тоже мучили музыкой, пускай это была и скрипка, так что он не сдался и вместо маминых курсов записал меня на стрельбу. Пострелять час в неделю в тире из пневматической винтовки не так уж и обременительно, поэтому я аккуратно посещала занятия. Мало ли что, вдруг мама опять про пианино вспомнит. А мне такая идея не нравилась, да и места в квартире действительно маловато было.
Литовцы занимают одно из первых мест в мире по количеству самоубийств. Но это не про меня. Поняв, что выжить вряд ли удастся, весь мир молчит, будто его уже нет, а Литва с пришельцами, кем бы они ни были, точно не справится, я решила непременно прожить всё, что мне осталось, и по возможности лучше других. А кто у нас сейчас живёт лучше? Правильно, те, кто воюет. У них и пайки больше, и спирт, и сигареты, и шоколад. Вот я первым делом и направилась в приёмный пункт добровольцев.
— И что ты умеешь, девочка? — спросил меня там усталый пожилой мужчина.
— Стрелять из снайперской винтовки, — нагло соврала я.
И свой абонемент предъявила в стрелковый клуб. А что? На нём ведь не написано, что только пневматика. Да и не проверить уже.
Никто и не собирался проверять. Выдали мне тогда «ижевку» и даже инструкцию к ней. На русском языке! Была бы она хотя бы на английском. По-русски я с трудом и не всё понимаю, когда говорят, а читать не умею совсем. И вообще, по закону все инструкции должны быть с переводом на литовский язык, и даже у любого самого китайского товара такие имеются, пускай неточные и очень сокращённые, а тут никакой. Но возмущаться я тогда не стала, а быстро нашла того, кто мне всё прочитал и перевёл.
Сейчас я даже не представляю, как выжила в первые дни. Быть снайпером и стрелять во врага издалека оказалось вовсе не таким безопасным занятием, как я поначалу думала. Но выжила. И выяснила, что стрелять я всё-таки умею и получше многих. И то, что правое плечо — один сплошной синяк от приклада, не самая большая цена. Я вон, даже на пляж ходить не стесняюсь. Когда рядом на одеяле лежит винтовка с оптикой, никогда с ней не расстаюсь, а на бикини пристёгнут «Ворошиловский стрелок», такой синяк не уродство, а отличительный знак.
Враг уже в пределах моей уверенной стрельбы, так что хватит воспоминаний. Очередная попытка занять плацдарм на нашем берегу, неотличимая от многих других. Странные какие-то эти попытки, складывается впечатление, что пришельцы с нами просто играют. И если бы не одно но, то это и было бы единственным объяснением. А что ещё можно подумать? Прилетели из огромной звёздной империи, если верить допрошенным пленным, а как минимум сам факт прилёта не вызывает сомнения, шутя уничтожили базу НАТО, без труда справились со всеми военными, из тех, которые, вопреки приказам сейма и президента попытались оказать сопротивление, потопили чем-то дальнобойным корабли береговой охраны, а теперь упорно штурмуют Куршский залив на самодельных паромах, вооружённые исключительно
