Включил свет. Держа пистолет в руке, подошел к Редькину. Обыскал.
— Саня, позови кого-нибудь с улицы.
Саня вышел.
— А ты не поспешил, следователь? — спросил Редькин.
Громов молчал. И Редькин, ободренный этим молчанием, бросил радостный взгляд на чемодан.
Заметив это, Громов взял чемодан, протянул Редькину.
— Мог бы подарить, да вам дадут казенное.
Редькин прижал чемодан к груди, дрожащими пальцами рванул крышку и… тупо уставился на резиновую подушку и свернутое одеяло.
— У меня хорошая зрительная память, — сказал Редькину Громов. — Я где-то вас видел. Да, у памятника Николаю I. Вы взяли у меня спички и, не вернув, ушли.
— Точно, — обрадовался Редькин, — спички! Я еще потом вспомнил. Ай, как неудобно получилось!
— Да, пожалуй что. Знать бы тогда — глядишь бы, все по-иному было, — сказал Громов.
Этот разговор происходил на следующий день в кабинете Громова на Дворцовой площади.
— Можно, я буду ходить? — спросил Редькин. — Не могу сидеть.
— Если так легче, не возражаю, — пожал плечами Громов.
Достал лоскут, снятый с кладбищенской ограды, слепки следов и протянул Редькину.
— Сравните.
Редькин отвел руку Громова.
— Ни к чему эго. Изобличать меня не надо. Я волк тертый, и «трудного» допроса у вас не будет. Так что не устраивайте сцены с вашими слепками.
…Первым к ограде кладбища подошел Витька. Несколько минут потоптался у отмеченной Редькиным доски, прислушался. Осторожно отодвинул доску, просунулся в щель — ив ужасе вылетел обратно, оставив на гвозде кусок пиджака. Растерянный, обалдевший, мчался он вдоль забора и около мостика едва не сшиб Редькина.
— Что там?! — встрепенулся Редькин.
— Покойники из могил повылазили, — задыхался Витька. — Стоят у крестов и курят.
Редькин выругался.
— Трус несчастный! Это же лампадки! А ну — марш назад!
…Около склепа Редькин спрятался за какой-то памятник, а Витька подошел к часовне с Мадонной и тихо свистнул. Тут же появился Прохор, осторожно спросил:
— Кто таков?
— Я от Николая, — негромко сказал Витька. — «Помощь и доверие»!
— «Помощь и доверие», — помедлив, ответил Прохор. — Значит, сам не пришел? Может, опять обман какой? Рубль-то у тебя есть?
— Держи!
Витька протянул «фамильный» рубль. Прохор взял монету, осветил фонариком. Долго всматривался, потом хмуро глянул на Витьку.
— А ну, валяй отсюда!
— Ты чего, дед, выпивши? — удивился Витька.
Прохор угрожающе поднял клюку:
— Я те покажу подделывать!..
— Но-но, дед, не балуй! — крикнул Витька и, зацепившись за какое-то надгробие, тяжело рухнул в сухую траву.
Витькину жизнь спаяло это падение: удар тяжелой прохоров-ской клюки пришелся по изголовью могилы.
— Убивают! — заорал Витька. — Редькин, сволочь, где ты?
— Ах!.. Вон оно как!.. Редькин, значит!
Прохор словно обезумел. Прыгнул на Витьку и стал топтать его ногами.
— Что же ты делаешь, морда? — стонал Витька, пытаясь свалить Прохора. — За кого губишь, гад! За Келлера? За то, что сыну он твоему сдохнуть помог? У-у, идиот песочный!
Услышав про сына, Прохор приподнял Витьку за борт пиджака и схватил за горло.
— Как сдохнуть? Ну, говори, а то жизни решу!
— Да отпусти же ты! — прохрипел Витька. — Давай по-людски поговорим. Мы — вам, вы — нам… Тебе не Келлер друг. Тебе Редькин друг. Боданем Мадонну, заживем, как фраера!
— Про сына говори… — тихо сказал Прохор и отпустил Витьку.
— Не веришь, — горячился Витька, — не веришь? Так слушай!
Достал газету и, спотыкаясь на каждом слове, прочел заметку под рубрикой «В мире капитала».
— Теперь уверовал? Этишкет — слово очень редкое. Этим словом только одного человека звали: твоего Петьку.
— Откуда знаешь? — эхом отозвался Прохор.
— Дурак ты старый! — почти ласково сказал Витька. — Ты что же думаешь, мы лыком шиты? Когда к тебе за Мадонной шли, подготовились. Ведь Редькин о тебе всю подноготную знает. И газеты не в пример тебе читает. Вот она, газета-то!
Прохор со всего размаха ударил по газете кулаком.
— Врешь, гад! Врешь!..
И внезапно замолчал, тупо глядя куда-то поверх Витькиной головы. Витька вдруг почувствовал что-то очень похожее на жалость.
— Дед… — шагнул он к Прохору.
— Петенька… Петенька… — скривив губы, бормотал Прохор. — Здравствуй, Петр Прохорович… Здравствуй, сынок. Вот и довелось… Обманул, ваше высокоблагородие… Обманул, значит, старика… Мол, безответный Прохор, глупый… Ан нет! — вдруг со злобой выкрикнул он. — Нет! Я вас всех… Всех!..
И побежал к часовне.
— Чего стоишь? Бей! — услышал Витька тихий голос Редькина. — Он же Мадонну разбить хочет!
— Бей! Иначе продаст! — снова зашипел Редькин.
Витька шагнул вслед за Прохором, выхватил финку.
— Бе-ей!.. — донеслось сзади.
Витька в несколько прыжков настиг сторожа. Неясным силуэтом обозначилась перед ним сгорбленная спина, и он остановился, пораженный мыслью: «Сейчас я должен… убить».
И, уже ничего не соображая, Витька ударил…
Потом, спотыкаясь, пошел к Редькину. Звякнула выпавшая из рук финка.
Редькин нагнулся, подобрал и, обернув платком, положил в карман.
— Адрес оставляешь, дурак…
Подошел к Прохору и, присев на корточки, включил фонарик.
— Вечная память… Я этого не хотел. Он сам заставил… Ну, айда к Мадонне.
В часовне Витька попросил коньяку. Лязгая зубами, сказал:
— Не тяни! Зачем пьедестал пилить? Давай под подошвы — быстрее будет. Не могу я… трясет.
Редькин покачал головой:
— Вот она, необразованность!.. Отойди, не мешай!
…Когда дверь часовни тихо скрипнула и на пороге появился Келлер, Мадонна была уже снята с постамента, и Редькин завертывал ее в одеяло.
— По какому праву? — холодно спросил Келлер.
Редькин выхватил пистолет, повертел им перед лицом Келлера.
— По праву сильного, господин Келлер. И более умного…
— Все ясно, — сказал Келлер. — Вы подслушали мой разговор с Прохором. Первое: прошу называть меня Эллисом. Второе: как будем договариваться?
