С каждой из этих условных групп у сотрудников полиции и социальных служб связаны десятки историй. Историю российской Лолиты — 13-летней проститутки из Рязани — нам поведала начальник отдела по делам несовершеннолетних полиции Казанского вокзала Татьяна Клыгина. Однажды к полицейскому на вокзале обратилась девочка, которой очень хотелось казаться взрослой. Хлопая наклеенными ресницами, она невинно поинтересовалась, не знает ли страж порядка, как можно раздобыть полтыщи на билет. Полицейский ответил, что, конечно же, знает, и доставил просительницу в детскую комнату.
«Когда мы осмотрели ее вещи, были просто шокированы, — рассказывает Татьяна Клыгина. — У девочки обнаружился целый арсенал профессиональных атрибутов: эротические костюмчики, туфли на огромных каблуках, парик, много чего еще. Сама девочка, нисколько не смущаясь, рассказала, что убежала из дома от пьющей матери, работала в Москве проституткой, а теперь заторопилась в родной город, чтобы поспеть к началу учебного года. Вместо школы мы отправили ее в Центр временного содержания для несовершеннолетних правонарушителей, где с девочкой далее работали медики, воспитатели, психологи».
Впрочем, пример рязанской Лолиты — не характерный. В большинстве случаев современные беспризорники сбиваются в своеобразные коммуны — так проще выжить. Сотрудники полиции рассказали об одной такой группе, обитавшей неподалеку от платформы Дмитровская. Подростков было восемь, самому старшему, бывшему детдомовцу, едва исполнилось 18. Он жил вместе с несовершеннолетней беременной подругой, сбежавшей из детского дома. Подростки старательно обустроили свою среду обитания: украли и раздобыли автомобильный аккумулятор, пол застелили старыми матрасами, наладили видавший виды телевизор. За едой они ездили туда, где по определенным дням благотворительные организации раздавали пищу всем нуждающимся. По мнению сотрудников полиции, такие коммуны являются самым сложным контингентом, поскольку, как правило, промышляют воровством, да и сами становятся объектами преступных посягательств. В частности, зафиксировано несколько случаев, когда наркоторговцы использовали несовершеннолетних беспризорников в качестве курьеров. Именно поэтому привокзальные территории у полиции на особом контроле.
По закону всех их доставляют в Центр временного содержания для несовершеннолетних правонарушителей ГУВД Москвы. По словам его начальника Тамары Мешковой, в год через центр проходит около двух тысяч подростков — и беспризорников, и безнадзорников. О том, что это спецучреждение, напоминают решетки на окнах, строгая пропускная система и педагоги в полицейской форме. За партами в классах — несколько афроамериканцев и смуглые юноши из Средней Азии. Как оказалось, чернокожие подростки приехали в Россию вместе с родителями из Кот-д,Ивуара. Не найдя работы, взрослые уехали, а дети затерялись на московских просторах. В конце концов оказались в центре, откуда уходить не хотят, да и некуда. Сейчас полицейские занимаются оформлением документов для их отправки на родину.
— У нас здесь полный интернационал, — рассказывает Тамара Мешкова. — Большая часть детей — это ребята из стран СНГ: таджики, узбеки, киргизы. Эти подростки приезжают в Москву не из праздного интереса, а едут целенаправленно на заработки, и не всегда законные. Ребята из стран СНГ старшего возраста — 17—18 лет, — как правило, приезжают сюда на массовые мероприятия, шествия и митинги в поисках легкой наживы — карманные кражи, грабежи. Они изначально криминально ориентированы.
По словам специалистов центра, чаще всего к ним попадают 15—18-летние мальчики из неблагополучных семей, совершившие какие-либо правонарушения. С девочками другая история — их заманивают в столицу, прельщая трудоустройством. Обещают хорошие деньги, а в итоге используют как сексуальных рабынь. Как говорит Тамара Мешкова, «главное — разобраться, что же произошло с попавшим к нам подростком, а сделать это порой бывает очень непросто». У многих «профессиональных беспризорников» заготовлены десятки историй: одна для благотворителей, другая для сотрудников полиции, третья для друзей. Недавно в центр попал весьма загадочный парень 17 лет от роду. Сотрудники прямо слезы лили от его шокирующих историй: папа маме голову отрубил, а дети, горемычные, разбежались по стране кто куда. Правда, показания пацана постоянно менялись: сегодня он из Рязани, завтра из Казани, послезавтра еще откуда- то.
— Мы проверили все названные ребенком города, разослали ориентировки — отовсюду приходил ответ отрицательный, такой ребенок не пропадал, — вспоминает Тамара Мешкова. — Ясность внес другой мальчик, с которым они сдружились. Ребята откровенно разговорились, и выяснилось, что юноша — коренной москвич из хорошей семьи. Родители работают, семья живет в достатке, а мальчик был доставлен к нам из коллектора в Бирюлеве, где коротал время с такими же подростками. Все истории, которые он выдавал за свои, он слышал от ребят из компании.
Семь нянек
Сегодня проблемами беспризорников занимаются сразу несколько структур. Их семь: органы управления социальной защиты населения, органы управления образованием, органы опеки и попечительства, ведомства по делам молодежи, органы управления здравоохранением, службы занятости и органы внутренних дел. Их деятельность регламентируется все тем же законом № 120-ФЗ, где прописана система профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних. Всем известные комиссии по делам несовершеннолетних призваны координировать работу «органов и учреждений». Плюс проблемой занимаются сотни благотворительных организаций. И ведь не скажешь, что у семи нянек дитя без глазу: оборванные и полуголодные дети, к счастью, у нас по улицам толпами не ходят. Но проблема все равно существует, и фактически получается, что сегодня в России нет государственной системы реабилитации маленьких граждан, выброшенных, как говорят специалисты, из «легального общественного оборота». Разумеется, все ведомства получают бюджетное финансирование, которое рассчитывается исходя из числа беспризорников. Вот тут-то и кроется засада.
Сколько в Москве может находиться единовременно беспризорников? Ответить на этот вопрос не так просто. Единой статистики нет, что и неудивительно по причине межведомственной неразберихи. Допустим, с МВД все понятно — поймал, оформил протокол, отправил в приемник. Вероятно, опираясь на эти отчеты, суммировав их, Генпрокуратура насчитала по всей стране несколько лет назад два миллиона беспризорников. Судя по всему, и сегодня эта цифра недалека от истины. А вот статистика благотворителей — величина весьма условная. Например, на Курском вокзале ходит байка про то, как некий беспризорник по прозвищу Леший несколько раз в день получал помощь от французских благотворителей, работающих в России. Вместе со всеми он подходил к пункту раздачи, получал одеяло, шоколадку и миску горячего супа, после чего исчезал. Через полчаса подходил опять, но уже в другой куртке, с перемазанным лицом и перебинтованной рукой — история повторялась. Естественно, благотворители каждый раз записывали Лешего как нового человека. Стоит ли удивляться тому, что, по данным Российского детского фонда, беспризорников у нас в стране насчитывается три миллиона. А по данным движения «В защиту детства» — около четырех миллионов.
