отраву! — должен был я сказать. — Хоть ты и без ума от винограда, но не видать тебе снежной шапки на Аргусе как своих ушей!»
Зачем я обнадежил его?
Дав обещание в тумане любви, я не принес ему желанного облегчения. А себе лишь создал новые проблемы.
Сейчас мне надо вернуться и сказать ему правду: обещанное — невыполнимо.
Или так — не достал кислородной подушки!
Нет. И то ложь, и это. В мире нет невозможного, в этом мире. Если бы Кеннеди сказал своим детям: «Ребята, достаньте!» — они бы достали. Разумеется, у них денег — куры не клюют, но они еще и любят папу. Не верите — взгляните на фотографии семьи.
Я же люблю его не так сильно.
Итак, что мне сказать?
Я заказал еще — «Дюарз».
В дальнем углу бара сидел дядюшка Джо. Он, конечно, видел, как я зашел, но надеялся, что я его не замечу. Теперь же он помахал мне и приплыл к стойке, поставив свою рюмку рядом с моей.
— Всего один глоток! — оправдывался он. — Уже иду. Глянь, какая прелесть.
Он открыл маленький коричневый пакет и показал его содержимое.
Там были гроздья белого винограда, без косточек, столь любимого отцом.
— Один глоток! — повторил он, его глаза виновато, как у старой собаки, сощурились.
— Я тоже только один, — сказал я.
Джо выглядел плохо.
— Я рад тебя видеть, Джо! — сказал я неожиданно, в порыве привязанности, любви или не знаю уж чего, обнял его и прижал к себе.
— Охо-хо! — выдохнул он, но улыбнулся.
Я никогда не чувствовал расположения к нему, но сейчас… наверно, из-за Тейтельбаума, я здорово изменился. До зеленщика я судил о людях с иной позиции, с точки зрения их полезности, их стремления жить, в общем, с их точки зрения, наверно, так.
Передо мной, думал я, тот самый человек, который все начал, тот самый, кто привез сюда всю семью. Если бы не он, жить мне в Турции и быть одним из запуганного греческого меньшинства. А он — здесь. В конце дороги, доживает последние месяцы. И здоровье его брата должно тревожить его. Мой отец был талисманом. И мы с Джо понимали это.
Я взглянул на него и увидел другого человека. Лицо, покореженное годами, было цвета козьего сыра, такое же бело-копченое, в полутемном баре оно блестело, как белый ночной червь. Только глаза отливали чернотой последней решимости, у которой не оставалось выбора.
Я держал, не отпуская, его плечи. Он был первым, думал я. Покинул отчий дом, место, в которое мой отец так хотел вернуться. Остальное — семейная легенда: как его послали искать свой путь в жизни, верхом на ослике, кстати, он день и ночь работал как проклятый, буквально изнурял себя на двух, а то и трех работах одновременно, пока не заработал денег на поездку в Америку, как он работал за океаном, по крохам собирая доллары на билеты в Штаты пятерым братьям и двум сестрам, матери и отцу, как он встречал в порту семью и узнал, что отец умер во время путешествия и похоронен в океане, и, наконец, как он работал впоследствии, потом и кровью скопив достаточно денег для семейного бизнеса, и уже несколько лет спустя сумел стать сказочно богатым, сумма его состояния выражалась миллионами, как он жил при этом, преуспевающий и довольный, как купил большой магазин, два «роллс-ройса», один — в Нью-Йорке, другой — в Париже, как мог оплачивать услуги шофера и девочек, квартиру в Ритц-Тауэре, когда здание завершили в 1926 году, — квартиру, в которой — даже поныне цокаю языком — был маленький гимнастический зал и персональный телеграф с биржи.
Последние главы биографии были начертаны на его лице. Банкротство, последовавшее с началом Великой депрессии, сломало ему хребет в одну секунду и отбросило его в пучину презрения, он стал Джо Старая Шина, Джо Дубина, Джо Меченый, Джо Без Мозгов, живущий на подачки старых друзей, сумевших выжить в катастрофе, утопившей его самого. Теперь он был водосточной трубой социальной системы, которую он больше не мог понять, он, который в ноябре 1918 года, когда окончание мировой бойни праздновалось парадом солдат, марширующих под Триумфальной аркой, выбрал самый дорогой кешанский шелк и велел расстелить его под кованые каблуки парней в хаки.
Я заказал нам еще по порции и спросил:
— Дядя Джо, неужто ты думаешь, что я бросил свою жизнь коту под хвост?
— Надеюсь, что не бросил, — хихикнул он конфузливо и виновато. — Надеюсь, что не бросил.
— Нет, по правде? — сказал я. — Что ты думаешь обо мне?
— Ты — большой человек, — сказал он лицемерно.
— Но еще не так давно я думал, что…
— Ага, ты думал, что можешь сделать еще больше денег. Согласен. Денег никогда не хватает. Поэтому цепляйся за то, что есть, мой мальчик!
— А я думаю, а не плюнуть ли мне на них!
Бармен принес рюмки, и Джо влил в себя свою, чтобы прибавить уверенности в ответе.
— Будешь круглым дураком, — сказал он. — Ты — гений. Но твоя философия жизни неверна. Закончишь жизнь, как я, сломанный, осмеянный, и будешь вымаливать у всех пару долларов: «Сегодня я покажу тебе, какая лошадь выиграет, — купи мне обед. Послушай анекдот, очень смешной, — поставь рюмочку!» Ты хоть и гений, но дурак, учись на примере дяди! Пока не поздно, учись! Деньги — это все!
— Хорошо, дядя Джо, — сказал я. — Я ведь не сказал тебе всю правду. Я уже отдал все свои деньги жене, потому что развожусь с ней и…
— О Господи! — выдохнул он. — Это уже факт?
— Да.
Он снял шляпу и насмешливо отвесил поклон, сказав:
— Добро пожаловать, незнакомец!
— Спасибо.
— Все деньги отдал?
— Все.
— Женщине?
— Моя жена — женщина.
— Печально слышать. Ты уверен, что ничего нельзя изменить?
— Уверен.
— О Господи!
— Мое состояние нынче, — я залез в карман, — двадцать три доллара.
Настала очередь дяди Джо покровительственно обнять меня.
— Добро пожаловать, незнакомец! — сказал он и разразился мерзким хохотом.
Затем, остыв, он спросил:
— Ну и зачем тебе, дураку, это надо было?
— Та жизнь мне не нравилась.
— А эта, думаешь, понравится? Тебя ждет ночлежка с клопами!
— Я думал об этом.
— Когда пойдешь знакомиться с клопами, возьми с собой дядюшку Джо Старую Шину! — захихикал он. — Добро пожаловать, незнакомец! — проревел он, брызгая слюной. Закашлялся и смачно сплюнул.
— Не возьму, — ответил я, — потому что ты пока в своем уме.
— Человек без гроша в кармане не может быть в своем уме!
— Мне нравится твоя философия, дядя Джо, но позволь спросить — вот ты приехал из Анатолии, привез всю семью, всю жизнь трудился как вол…
— А теперь — взгляни!
— Банкрот. Крутил миллионами, а теперь — забыт всеми.
— Полное крушение. «Титаник»!
