Якушкина на 18 лет — в 1819 году ему было 20 лет. ей — 44 года. Однако говорить лишь о сочувствии тут не приходится. Иван Дмитриевич был всегда и до конца жизни остался необычайно закрытым человеком. Даже для близких друзей он был часто непроницаем. Но установившееся между этими столь разными людьми безграничное доверие осталось навсегда непоколебленным. Между ними родилась настоящая духовная и душевная близость.
Говорят, сколько голов — столько умов. Вероятно, сколько сердец — столько и видов любви. Однако многие из них не нашли отражения в литературе и поэтому неизвестны нам.
Раздумывая о Якушкине и Шереметевой, я припомнила одну историю. Когда немецкий философ Шеллинг (1775 — 1854), в 23 года блестящий профессор философии, сблизился с кружком немецких романтиков, душою этого кружка была Каролина Шлегель. Вот что пишет об этой женщине современный исследователь: «Традиционно мало учитывается, остается за кадром роль выдающихся женщин в качестве вдохновительниц, катализаторов творческого горения, дерзания тех или иных великих людей, остроумных хозяек, умеющих соединить за столом трудно совместимые индивидуальности и тем способствовать возникновению новых искр мысли, рождающихся от содружества и соревнования... История часто норовит замолчать, обойти подобные случаи... Каролина Шлегель — типичный пример такого непрямого, мягкого, женственного и все же глубокого влияния — под ее обаянием расцветал венский кружок романтиков... Братья Шлегели, Шеллинг. Сам Гете ценил ее вкус, интересовался ее мнением. Она была старше Шеллинга на тринадцать лет и сначала стремилась заменить ему мать»[178]. Каролина мечтала увидеть Шеллинга мужем своей дочери, и лишь внезапная смерть молодой девушки открыла глаза философу. Он понял, что не может жить без ее матери. Их брак был необычайно плодотворен для Шеллинга: именно в эти годы написаны самые блестящие его труды. Скорая смерть Каролины (они прожили вместе пять лет), по уверению биографов, навсегда его сломала.
Конечно, всякое сравнение хромает — тут оно просто невозможно. Якушкин — не Шеллинг, тем более Шереметева — не Каролина. Но дальнейшая жизнь показала: если и было в личной жизни Ивана Дмитриевича что-то прочное и безусловное, укреплявшее его нравственные силы, то это почти тридцатилетняя глубокая духовная близость с Шереметевой.
Началась эта удивительная дружба-привязанность в Покровском. Летом, когда занятия Училища колонновожатых проходили в Осташеве, будущие офицеры часто бывали в Покровском. 24 человека из них стали впоследствии декабристами, в том числе сын Шереметевой — Алексей. Он был знаком с Пушкиным, говорят, даже предотвратил одну из дуэлей поэта в качестве секунданта со стороны противника[179]. Домашним учителем Алексея (вероятно, и Анастасии) был известный С. Е. Раич, литературный наставник Лермонтова и Тютчева, также член Союза Благоденствия, Участники созданного им «Кружка Раича» создали вскоре Общество любомудров. Таким образом, в Покровском неслась бурная интеллектуальная жизнь. Роль Надежды Николаевны как хозяйки Покровского по-настоящему не оценена до сих пор.
(Недавно я посетила Покровское. Барский дом уцелел. И сегодня можно видеть очень старые деревья, посаженные еще, вероятно, Надеждой Николаевной, покатые луговины речки Озерны, которая течет из ближайшего озера Анофриевского. В полуразрушенной церкви валяются надгробия внукам Надежды Николаевны).
В ноябре 1822 года Якушкин обвенчался с младшей дочерью Шереметевой. Свадьба состоялась в Москве. Ей только что исполнилось 16 или 15 лет.
Анастасия была баловнем семьи. «Порывистая, неровная, красивая, но красоты беспокойной, остроумная, насмешливая, полная противоречий, с лучистыми, загадочными глазами»,— так описывает ее современник. В семье ее звали Настенька, и она вышла замуж за друга матери по страстной, с детства затаенной любви. Брат Алексей, зная, как глубоко связан Якушкин с заговором, всячески пытался отговорить мать от этого брака, но не сумел ничего добиться.
Женившись, Якушкин с молодой женой на два года уехал в Покровское к Надежде Николаевне. И лишь после рождения сына Вячеслава молодые перебрались в смоленское имение Якушкина — Жуково, куда к ним приехала Шереметева. Иван Дмитриевич оказался страстным отцом, семенное счастье как будто посетило эту семью. Но все стояло уже при дверях.
Декабрьские события 1825 года застали Якушкина в Москве. Вместе с товарищами Иван Дмитриевич пытался организовать военное выступление, но все окончилось неудачей. 10 января 1826 года он был арестован, увезен в Петербург, сначала на допрос в Зимний дворец, потом в Петропавловскую крепость. Уже во время следствия узнал о родившемся у него 22 января сыне Евгении. Что переживала 19-летняя жена Якушкина, боготворившая своего мужа, когда он был под следствием и ему грозил смертный приговор, мы можем только догадываться.
В июне вместе с крошкой первенцем и новорожденным она уже в Петербурге, где Шереметева привела в действие все многочисленные родственные и иные связи в хлопотах о зяте. Вместе с Натальей Дмитриевной Фонвизиной Анасстасия нанимает ялик, и они катаются под окнами камер узников, так, чтобы те могли увидеть их. Наконец, Шереметевой удается получить разрешение на свидание, и Анастасия приходит в крепость вместе с сыновьями.
Приговор по делу Якушкина гласил: смертная казнь — с заменой 20-летней каторгой. Через два месяца арестованного отправляют в Финляндию, в Роченсальмскую крепость. Шереметева обивает все пороги в хлопотах, и на первой станции от Петербурга — Парголове — Якушкину разрешают увидеться с семьей — женой и тещей.
Это свидание длилось всю ночь, и сообща было решено, что Настя с детьми и Надеждой Николаевной поедут к Ивану Дмитриевичу в Сибирь.
Так началась драматическая история о несостоявшейся поездке Анастасии Васильевны к мужу.
Декабристы осуждены. Пятерых казнили 13 июля 1826 года на устрашение всем. Остальные должны понести суровое наказание — не только каторгой, по и полным остракизмом со стороны близких. Лишить сочувствия и общественной поддержки декабристов было целью и надеждой царя. Однако чаяния Николая I тут потерпели крах. И виной тому были жены, матери осужденных, которые не пожелали смириться с тем, что их мужья и сыновья были заклеймены как преступники перед образованным человечеством.
Душою этой части общественного мнения была Надежда Николаевна Шереметева, которая своей смелой позицией, будто в расчет не принимая, что ее любимый зять осужден как потенциальный цареубийца, действовала, поступала, организовывала и других поощряла так же действовать и организовывать помощь попавшим в беду не каторжникам, но лучшим из лучших людей. Николай I рассматривал всякое малейшее сочувствие декабристам как личное себе оскорбление. Подобно толстовской Ахросимовой, Шереметева нисколько не затруднялась в выражения своих подлинных чувств и не находила неловким действовать в защиту Якушкина, когда все будто онемели. Ее родственница В. П. Шереметева пишет родным в негодовании по поводу «заговора» и Надежды Николаевны: «Какие изверги эти люди! Зачем они женились с такими замыслами, когда нет религии и когда они ничему не верят, и, конечно, когда такие адские замыслы, то не нужно ничему верить. Их честность — одна личина...» 15 января, всего пять дней спустя после ареста Якушкина, Надежда Николаевна уже прислала письмо Якушкину через свою влиятельную родственницу. Та возмущается: «Можешь себе представить, что она сделала,— она мне прислала открытое письмо для своего зятя... Я не могу обещать передавать письма, это очень затруднительно»[180]. Вместе с Екатериной Федоровной Муравьевой — матерью Никиты и Александра Муравьевых Шереметева находит очень нравственным и естественным помогать, хлопотать о том, чтобы соединиться в Сибири с каторжниками могли жены и близкие. Император сначала несколько растерян: он не ожидал такой реакции в обществе. Однако быстро находит выход: исчерпав все средства убеждения и негодования, он запрещает женам, которые хотят отправиться к мужьям, взять с собой детей. И все же в конце 1820 года Екатерина Трубецкая и Мария Волконская, оставив сына, уезжает в Сибирь. Этим царю устроена настоящая манифестация, брошен вызов. Партии декабристов постепенно отправляют на каторгу.
Очень долго семья Якушкина не имеет о нем никаких вестей. Несмотря па обширные связи при дворе, на всеобщее уважение, которым окружена Надежда Николаевна, она не может узнать, когда именно станут отправлять Якушкина. Путь всех партий лежит через Ярославль, но даже генерал, ведающий отправкой партий, не знает, кто будет в ней. Однако Шереметеву генерал каждый раз извещает о новом этапе. И вот Надежда Николаевна вместе с дочерью и внуками дважды приезжает в Ярославль, живет там подолгу (один
