остановиться у них, а его старший сын, молодой кандидат прав, судебный следователь, начал сопровождать Веру Фигнер на балы, в дворянское собрание и в театр. Однако вскоре семье Фигнеров пришлось возвращаться в деревню, а следом за ними перевелся по службе из Казани в Тетюши, чтобы иметь возможность видеться с Верой, и молодой Филиппов.
18 октября 1870 года восемнадцатилетняя Фигнер обвенчалась с Алексеем Викторовичем Филипповым в имении отца Никифорове. Спустя несколько недель отец Веры скончался, мать переехала с младшими детьми в Казань, где Петр и Николай учились в гимназии, а Лидия — в институте. Филипповы остались в деревне. Вера стала готовиться в университет, так как попытки начать заниматься медициной в Казани окончились неудачей. Вера и Лидия Фигнер договорились с профессором Казанского университета Лесгафтом, и он разрешил им заниматься под его руководством анатомией. Однако через полтора месяца Лесгафт по высочайшему повелению был отрешен от кафедры с запрещением читать лекции где бы то ни было за свои слишком вольнолюбивые взгляды. Несколько профессоров университета в знак протеста покинули свои кафедры.
Поездка в Швейцарию решилась, таким образом, сама собой. Весной 1872 года втроем (с ними была сестра Лидия) Филипповы покинули Россию. Впереди был желанный Цюрих.
Неизвестно, как сложилась бы жизнь сестер Фигнер, если бы у них была настоящая возможность учиться в России.
Историки давно подметили, что некоторые революционные кружки 1870-х годов родились из женских кружков для самообразования. Так, известный кружок чайковцев берет свои истоки в небольшой группе совсем молоденьких девушек, которые решили учиться. Среди них была Софья Перовская и сестры Корниловы, дочери владельца фарфоровой фабрики.
Высшие Женские курсы (Бестужевские) были открыты в стране лишь за три года перед смертью Александра II. К тому времени сотни девушек, не сумев получить образование, не найдя применения своим силам, ушли в подпольную деятельность.
Кружок русских студенток в Цюрихе группировался вокруг Софьи Бардиной. В биографии Фигнер Бардина оказалась отнюдь не третьестепенным лицом. Однажды несколько девушек собрались для того, чтобы в отсутствии мужчин выучиться умению «логически говорить». Это были сестры Любатович — дочери московского фабриканта, три сестры Субботины — наследницы богатых поместий, Каминская — дочь купца, Бардина и Лидия Фигнер — дочери помещиков. Лидия Фигнер особенно подружилась с Бардиной. Вскоре этот кружок получил название «Кружок Фричей» по имени хозяйки дома, в котором жили большинство его участниц. Девушки со страстью предавались изучению рабочего вопроса, политэкономии социалистического движения в разных странах. Долгое время Вера, приехавшая за границу с мужем, держалась вдали от этого кружка. Но вскоре лед был сломан, и Вера стала сближаться с «Фричами».
Но чем больше сближалась она со студентками, тем сильнее отдалялась от мужа. Однажды сестра Лидия прямо спросила Веру: готова ли она вступить в организованное ими революционное общество, которое должно действовать в России? За этим последовал вопрос: готова ли она, если понадобится, порвать для этого с мужем? Вера ознакомилась с программой и уставом общества, который был копией с устава Интернационала, и ответила согласием. Наступил неизбежный разрыв с мужем, который относился к подобным затеям с недоверием и иронией, Филиппов уехал в Россию.
Вскоре вернуться в Россию пришлось и почти всем «Фричам». Правительство, наконец, спохватилось, что, лишая русских девушек возможности учиться на родине, оно толкает их в ряды революционеров. Но метод, которым пытались поправить положение, способен был вызвать лишь самый яростный протест. В то время в Цюрихе учились более ста русских студенток. В 1873 году был издан указ, в котором говорилось, что студентки Цюриха вместо наук занимаются революцией и развратом, а потому им надлежит вернуться на родину. Некоторые сделали попытку продолжить образование в Париже, Женеве, Берне. Однако почти весь «Кружок Фричей» во главе с Бардиной вернулся в Россию. Среди них была и Лидия Фигнер. Вера отправилась в Берн, чтобы завершить там свое медицинское образование. Пути двух сестер на время разошлись.
В России Бардина и ее подруги занялись пропагандой социалистических идей. Они поступили простыми работницами на московские фабрики, чтобы быть ближе к рабочим.
Привыкшие к чистоте, комфорту и даже барской обстановке, девушки стали работать по 13 часов в сутки. Рабочие жили тогда при фабриках и выпускались за ее ворота только раз в неделю. Поэтому и юные пропагандистки ночевали на фабриках в общих спальнях, на полатях, расположенных в несколько ярусов. Пищей служил ломоть плохо пропеченного хлеба и жидкая болтушка. Все эти лишения девушки добровольно принимали для того, чтобы раза два в неделю поговорить в течение 10—15 минут с рабочими и работницами о несправедливом общественном устройстве. Их слушатели засыпали от усталости после невыносимо тяжкого труда.
Тем временем в Швейцарию, где оставалась Вера Фигнер, приехал Николай Морозов — будущий народоволец и шлиссельбуржец, впоследствии товарищ Фигнер по заточению. Скорое знакомство быстро перешло в дружбу, а со стороны Морозова — и в легкую влюбленность. Между ними родилось взаимное доверие. Вера так объяснила Морозову свой отказ ехать с Бардиной на родину: «Я не могла решиться ехать с ними. Меня слишком влечет к себе наука. При том же, не думаете ли вы, что прежде всего нужно быть последовательным, доводить до конца то, что начато, а не метаться от одного недоконченного дела к другому»[277].
Морозов как нельзя лучше понимал Веру. Он сам метался между желанием посвятить себя общественной деятельности и науке. Он страстно жаждал отдаться этой «роскоши наслаждения», чем были для него научные книги и занятия за лабораторным столом, в экспедициях. А между тем чувствовал, что не в силах посвятить себя безраздельно науке, когда вокруг столько страданий и горя. Слушая доводы Фигнер, Морозов понимал, что Вере также придется пойти на «жертву искупления», придется сделать роковой выбор. Мужем она уже пожертвовала — теперь очередь за наукой.
Морозов оказался прав. В 1875 году, когда Вере оставалось полгода до окончания университета и получения диплома врача, в Берн приехал Марк Натансон, выдающийся революционер, один из деятельных членов кружка чайковцев. Он рассказал Вере, что сестра Лидия и все ее цюрихские подруги, во главе с Бардиной, арестованы и по их делу ведется следствие. Социалистическое движение России под угрозой полного разорения. Нужно возвращаться на родину, вставать на место выбывших, на место сидящих в тюрьме.
Нелегкое решение предстояло принять Вере. Ей пришлось испытать еще большую внутреннюю борьбу, чем когда она прощалась с мужем: ведь желанный диплом был так близок! «Надежды матери, ожидания знакомых и родных. Самолюбие. Но друзья томились в тюрьме, друзья звали прийти на помощь... Решение мое было обдумано и твердо, так что потом ни разу во все время я не посмотрела с сожалением назад. В декабре 1875 года я выехала из Швейцарии, унося навсегда светлое воспоминание о годах, которые дали мне научные знания, друзей и цель, столь возвышенную, что все жертвы казались перед ней ничтожными»[278].
Этой целью была социалистическая революция в России. «О гнете современного политического строя России, об отсутствии какой бы то ни было возможности действовать в ней путем устного и печатного слова мы не помышляли... Думали вырабатывать среди народа сознательных социалистов в западно- европейском смысле. Для этого, конечно, нужно было жить среди народа, по возможности даже сливаться с ним... Программа общества, членом которого я сделалась, резюмировала эти взгляды и говорила о социальной революции, которая осуществит социалистические взгляды и идеалы, как о ближайшем будущем»[279].
Осенью 1876 года в Петербурге возникло общество «Земля и воля». В феврале 1877 года начался «процесс 50-ти», по которому судились Бардина и ее подруги. Из шестнадцати девушек, попавших на скамью подсудимых, одиннадцать не достигли 20 лет. «Цюрихские мечтательницы и идеалистки в жгучей атмосфере родины в несколько месяцев превращаются в выдержанных, стойких заговорщиц»[280],— писал впоследствии в своем очерке о Софье Бардиной Степняк- Кравчинский. Он восхищался ее рациональным, практическим планом — сперва приготовить революционные кадры из городских рабочих, а уже потом с ними отправляться в деревню.
На суде Бардина произнесет знаменитую речь, которая поразит русское общество неотразимостью доводов и благородством социалистических стремлений. На скамье для публики сидела вернувшаяся в
