отгрызает от души половину, только последний сын Жозины уцелеет! Судьба, она кошка, змея, волчица, но не ызарг же…
– Оллария горит. – Арлетта взяла баронессу за руку. – Робер там, Левий и прорва народа тоже, и что? Это отменяет жизнь? Как бы не так, это ее лишь подхлестывает, а ваш Коко слишком любит мрамор и бронзу, чтобы заботиться о женщине. Серьги он подобрать может, но и только…
– Сударыня, – Марианна вымученно улыбнулась, – барон женился на мне, когда я к желтому надела гагаты.
– Не янтарь и не рубины? – Графиня наконец перевела дух. – Неожиданно… Увы, желтое мне не к лицу уже лет десять, а ведь было время! Вы что-то хотите сказать?
– Я не думала, что мать… мать…
– Графа Савиньяка? И как вы его находите? Только без прикрас, дифирамбами я сыта по горло.
– Вы хотите…
– Я хочу перемыть кости моему старшему старшему. Было бы неплохо понять, к чему ведет союз Волн и Молний.
4
– Если крыша провалится… – начал Робер и запнулся. Представлять, что будет дальше, не хотелось, а другого выхода из огненной ловушки он не видел. Только через крышу в соседний двор, где хотя бы нет бочек с горючей дрянью.
– Нельзя терять времени. – А сколько они уже потеряли, пялясь на несчастный тополь, который, в отличие от людей, мог лишь стоять и ждать огня? – Жильбер, очнись. Проверь раненых, тех, кого нужно тащить.
Адъютант отвел глаза от чего-то, видимого лишь ему, и метнулся к темным грудкам в центре двора. Чем дольше они провозятся, тем меньше шансов, но гнать людей в огонь…
– Пятеро, Монсеньор.
Пятеро не способных идти, не то что лезть на стену. И при них восьмеро южан, шестеро стражников и кагеты Бурраза, тоже полдюжины.
– Не думал, – казарон смотрел то ли на странно высокую трубу, то ли на багровое небо, – о таком нет, не думал… Ты легче, иди первым.
– Согласен.
– Раненых надо добить. Твои – моих, мои – твоих, но ты не жди.
Все верно, но
– Сэц-Ариж!
– Да!
– Полезешь первым, проверишь, надежно ли. – А у тебя еще одно дело, у тебя и кинжала Мильжи. – Справишься?
– Монсеньор!!!
Нет, это не обида, не протест, не укор… Счастье?!
– Монсеньор, сзади! Смотрите, да смотрите же!
Никто не молился, но пламя опало, и как раз в том месте, где калитка! Не исчезло совсем, но притихло, будто его сбили гигантским плащом. Можно проскочить, хоть и опалив одежду.
– Бурраз-ло… К кошкам, теперь первым ты и твои…
– Нет.
– Да. – Горы, закат, розы… Давно умерший казар, давно убитый казарон. – Да… Вдруг там еще есть… бацуты кошачьи!
Поняли, даже верзила. Ну и хвала Леворукому!
– Эгей! Первыми – кагеты, потом несем раненых.
– Монсеньор, вы должны…
– Заткнись.
Воды бы им, облиться перед броском! Той самой, что поет в покинутом парке, той, что качала цветы в колодце… А пламя пятится, отмахиваясь рыжими лапами, не рискуя вцепиться в огромного кагета. Черная тень, взмахнув поймавшим алый сполох клинком, бросается в черно-красную дыру, как в бой, исчезает, и тут же в проход кидается следующий. Господин посол.
5
Пьетро с Джанисом раздобыли двуколку и пару разномастных крепких лошадок.
– Вы с баронессой сядете в экипаж, – без обиняков объявил монашек, – я – на запряжную лошадь, на второй поедет Джанис. Если потребуется, лошадей поменяем.
– Хорошо, – согласилась вышедшая на шум к калитке Арлетта. – Что в городе?
– Неутешительно, – не стал юлить Пьетро. Странное словечко напомнило графине, что перед ней все- таки церковник. – Люди бегут. В ближнем предместье начинается безобразие, дальше мы не ходили… Нам лучше поспешить.
– Пожалуй. – Арлетта погладила верховую лошадку по бархатистой морде. – Кем были их хозяева?
– Кто ж их знает, – усмехнулся поигрывавший вожжами Джанис. – В Закат мы турнули мародеров… Лежат вместе с награбленным барахлом, барахло в крови.
– Трудно было?
«Тень» пожал плечами, дескать, и не такое видели, Пьетро понял лучше.
– Вы ждали, что мы кого-нибудь приведем?
– Нет, – честно призналась графиня. – Тот, кто меня вам навязал, не теряет времени, когда оно дорого, и мы уже проходили мимо криков. Вечером. Я приведу баронессу и заберу свой узел.
Жесткая трава негромко и ласково шуршала, зарево осталось за спиной, впереди были ночь и звездное небо, часть которого загораживал дом. На его пороге лежала Марианна, и Арлетта сразу поняла, что герцогиней Эпинэ станет другая. Если, конечно, в Талиге еще останутся Иноходцы. Если, конечно, еще останется Талиг…
– Вы не ожидали? – Значит, Пьетро ее провожал, а она отвлеклась на созвездия и не заметила.
– Нет. Она хотела жить, и здесь не должно быть ядовитых змей.
Монах щупает запястье, слушает сердце, переворачивает. Все верно, это мог быть обморок, это должен быть обморок от усталости, напряжения, страха, но это смерть… Почему она сразу поняла, что это – смерть?! Только взглянула и поняла?
– Мы не можем задерживаться. – Пьетро прикрыл смотревшие в зенит глаза. – Покойная объяснила вам, где имение ее мужа?
– Нет. – Бедный Ро… Опять один. – Мы не будем задерживаться, но хотя бы в тайник вы ее отнесете?
– Разумеется. Она была олларианка?
– Баронесса Капуль-Гизайль собиралась перейти в эсператизм, так что можете читать по- гальтарски.
6
Вновь разбушевавшийся огонь внезапно отшатнулся, давая уже не дорогу – лазейку. Надолго ли? Кагеты выбрались, раненых утащили, в почти ставшем Закатом дворике оставалось шестеро южан, ну и они с некстати угоревшим Жильбером.
– Выносите! – крикнул Робер сержанту в дымящемся мундире. Двое, пригибая головы, подхватили сомлевшего адъютанта, кинулись к калитке, исчезли. Четверо и один…
– Мон-кха-кха-кхе…
Робер обернулся на вопль, ожидая увидеть валящийся на них и на калитку охваченный огнем сук, и… ринулся к полыхающему дереву, навстречу тянущей к нему руки женщине. Марианне! Со спутанными волосами, в полуобгоревшем платье, она еще пыталась улыбаться.
– Прости… Я не могла иначе… Не могу потерять…
– Лэйе Астрапэ, как?!
– Зачем тебе это?
Незачем. Тополь охвачен огнем, дышать невозможно даже мужчинам.
