– Я больше ничего не знаю. Герцог Эпинэ провожал нас в Надор, мы ехали в карете, а они с Айрис Окделл были верхом. Когда Айрис показывала мне Надор, она вспомнила про стены, которые не отпускают, и мы заговорили о другом.
– Должен добавить, – негромко подхватил Савиньяк, – что очень похожее место видел во сне и герцог Алва. Это произвело на него столь неприятное впечатление, что Алва немедленно выехал в Олларию и прибыл к Октавианским празднествам. Сударыня, вы что-то хотите добавить?
– Да! – выдохнула Луиза, глядя не на Проэмперадора, а на гаунау, у которого в Олларии не осталось матери. – Да… И как только я сразу не сообразила, я же видела эту зелень! В первый день Октавианских погромов… По дороге в церковь я напоролась на толпу, гнавшую четверых. Кто они были, не знаю, но самый старый выбился из сил и упал. Один, рыжий, высокий, его не бросил, и тут… Я не спала и не бредила, только все стало как в зеленом меду. Ворона летела, а казалось, что плывет, юбки и волосы тоже колыхались, будто в воде, но медленней. И те, кто убивал, и те, кого убивали, кричали, а я не слышала, хотя видела, как раскрываются рты…
– Вы, – уточнил маркграф, – могли рассмотреть подробности, но ничего не слышали, и это не было сном?
– Да, – подтвердила капитанша, все еще не в силах поднять взгляд на Савиньяка. – Но оно очень быстро прошло, и всё стало как всегда. Толпа меня подхватила и потащила с собой, но это уже был просто грабеж.
5
– Нет! – взревел Рокслей. – Я не уйду! Хватит! Сколько можно?! Сдохнуть я смогу не хуже других…
Лежащий у ног Робера Готти поднял голову и еле слышно зарычал, Эпинэ положил руку на утративший белизну мощный загривок.
– Дэвид, это не обсуждается. – Иноходцу как-то удалось не повысить голоса. – Ты отвечаешь за жизнь принца и королевские регалии. Иди, поднимай эскорт.
– От войны не сбежишь, – утешил разъяренного Дэвида Карои, – а вот догнать ее, заразу такую, можно. Передайте принца людям Валме и возвращайтесь. Мы будем вам рады.
– А мародеров никто не будет спрашивать, – подхватил кагет. Все же без усов и акцента он выглядел странно.
Господ дипломатов Робер оторвал от выяснения, как и чем лучше рубить супостатов. Узнав, что по следам беженцев идут барсинцы и увязавшиеся за ними погромщики из цивильных, спорщики в один голос объявили, что вот теперь-то все станет ясно даже кошке. Покидать караван послы отказались наотрез, чему Робер искренне обрадовался. Кагетов не набиралось и дюжины, но те, кто был, стоили дорого. Что до алатов, то витязи давали фору лучшей кавалерии, правда, в чистом поле, которого поблизости не наблюдалось.
– Я вернусь, – угрюмо пообещал Дэвид.
– Хорошо. – Против этого Робер ничего не имел, а о том, что возвращение может оказаться бессмысленным, говорить не хотелось. – Возьмешь с собой Капуль-Гизайля. Ваше высокопреосвященство?
– Сын мой, мы, кажется, решили, что я отвечаю за обоз. – В голосе Левия послышался легкий укор. – Разумеется, Агили с солдатами в вашем распоряжении, я обойдусь парой десятков и легкоранеными.
– Спасибо. – Если что, легкораненый Диксон стукнет кардинала по сединам и вытащит за Кольцо, но до этого лучше не доводить.
Робер оглядел своих соратников. То, что придется несладко, понимали все, но безнадежности в глазах не было; ушедший наконец Дэвид и тот рвался не умирать, а драться. Балинт поймал взгляд Робера и красноречиво погладил саблю, вызвав улыбку обычно серьезного Блора. Вторым открытием Проэмперадора стало осознание, что он и сам улыбается. Нашел время! От него ждут диспозиции, впереди бой, за спиной хуже, чем просто враги, а он?!
– Господа, – громко, громче, чем надо, объявил Эпинэ, и мирно лежащий Готти поднял голову и насторожил обрубки ушей, – мы быстро, как только сможем, пойдем к Старой Барсине, верней, чуть ближе – к бывшей Адриановой обители. Дорога плохая – извилистая и узкая, но она плоха для всех. Есть надежда добраться завтра к вечеру, но очень может быть, что «бесноватые» догонят нас раньше. Следов не скроешь, сбить погоню с толку надеяться нечего.
– Зачем сбивать, – подкрутил усы Балинт, – лучше сразу бить. У нас сотни три всадников против, прямо скажем, не лучшей пехоты, грех не использовать.
– На открытой местности это было бы весомо, – согласился Робер, – но по?ля тут, к сожалению, маловато, а дальше еще меньше. В мелколесье и буераках не разгонишься, а буераки здесь знатные. Будь у меня пара пехотных полков, я был бы спокоен, только с пехотой у нас паршиво: городские стражники, чуть больше роты из солдат гарнизона и рота его высокопреосвященства. Против барсинцев маловато, если дойдет до боя, задавят числом.
– Это если они кураж не растеряли, – задумчиво произнес Блор. – Зимой они свою шкуру, знаете ли, берегли.
– Они ее берегли еще месяц назад, и что с того? Сейчас нам остается принять арьергардный бой и задержать погоню, самое малое, на два дня. Письмо на ближайшую заставу отправлено, но вряд ли кэналлийцы подоспеют раньше, чем семнадцатого, причем туда, куда велел Валме. В других местах мы рискуем найти разве что разъезды, а лишний пяток палашей погоды не сделает.
– Семнадцатого… – задумчиво произнес алат. – А стоит ли ждать? Тут есть где развернуться, а если слегка вернемся, то и подавно. Всех, конечно, не перебьем, но на пятках повиснем. Полдня, а повезет, и целый день выгадаем.
– Только себя берегите, – попросил Робер и понял, что уже согласился, – и… не увлекайтесь. Если вы задержитесь…
– Мои парни брали уставших детей к себе в седла, – резко бросил Балинт, – этого мы не забудем. И не отвлечемся.
– Тогда…
– По коням. – Карои больше не улыбался. – Живите!
Витязи ушли из лагеря первыми под ту же песню об оседланном коне, что саблей рассекла отчаянье на улицах Олларии. Робер слушал затихающее «гейя-гей» и вспоминал Матильду. Вспоминал, пока его не ухватил под руку желающий попрощаться барон.
– Мой милый Эпинэ, – Коко успел побриться и сменить платье, но с пистолетами не расстался, – я был счастлив вас повидать и буду вдвойне счастлив принять вас в своем именьице в Ариго. Уговаривать вас присоединиться к нам с графом Рокслеем полагаю бессмысленным?
– Сударь!
– Вот потому-то я и считаю преждевременным давать Марианне развод. Нет, я не собираюсь прощаться с вами на столь пошлой ноте, хотя в некотором роде она предпочтительна. Вы вспомните пока еще мою супругу и, возможно, – заметьте, я лишь предполагаю, – станете чуть осмотрительней.
– Спасибо, Констанс. Я в самом деле попробую сберечь свою голову для Марианны. Разумеется…
– А вот этого не надо! Оговорки отвратительны, давайте лучше проясним положение Готти. Кто-то из нас должен вернуть животное Валме, по возможности не задев его чувств. Конечно же, я имел в виду Готти. Похоже, я в самом деле непозволительно опростился… Эвро я увожу, а ей было бы приятно иметь своего рыцаря при себе. С другой стороны, Марианна предпочла бы, чтобы Готти защищал вас, и я склоняюсь именно к этому. Что скажете?
– А давайте, – Робер не выдержал и потрепал кудлатый загривок, – он решит сам.
– Это выход. – Барон поправил шляпу. – Но не перекладывайте на других то, что требует вашего решения, слишком часто, для Проэмперадора это неприлично. Итак, я жду вас в своем скромном Капуле.
– Я обязательно приеду, ес…
– Вы обещали, этого довольно. – Барон вытащил из кармана нечто завернутое в платок. – Вы знаете, как Салиган относится к драгоценностям, но это он просил отдать вам, и я, что самое печальное, дал слово. Будет лучше, если вы развернете, когда я буду в пути. Мне не хотелось бы присутствовать при том, что
