– Пес-то… Прыгнул на плечи, повалил, и всё… Костей не соберешь!
Дослушать Робер не успел, щербатая, оседланная кустами стена наконец-то закончилась, и они выскочили на когда-то замощенную квадратными плитами площадь. Парень тыкал рукой, порываясь объяснить, но Эпинэ уже и сам видел понурые сомкнутые спины. Люди сбились в круг у поваленного обелиска, они на что-то смотрели, перед глазами Иноходца мелькали рыжие кудри, траурный чепец, облезлый берет. Скулили привязанные дайты, дальше, у стены, гремели выстрелы – церковники били по барсинцам.
– Дорогу!..
– Проэмперадор…
– Наконец-то!
– Создатель, что же это? Что?!
– Сюда, сюда!!!
Расступаются, кто-то шмыгает носом, кто-то бормочет, кто-то дышит, как загнанный конь. Дальше, у белого обломка, тот самый Лысый Клод и четверо парнишек. Одни, они теперь долго будут одни.
– Где Левий? Где?!
– Там!
Это значит – за обломками. Обойти бы, но это опять время, опять отчаянье пополам с надеждой, лучше уж сразу. Прыжок на камень, прыжок вниз. Теперь люди стоят лицами, опустив головы. Все, кроме двоих лежащих… Неловко изогнувшегося, будто сломанного мальчишки и седого, очень маленького человека. Левия. Рядом скулит Готти, скулит – не воет! Значит, еще не все!
Два шага, три каменных плиты. Бледное, даже серое лицо, посиневшие губы – и улыбка! Лэйе Астрапэ, улыбка!
– Вспоминайте… иногда… наши разговоры… Повелитель… Молний…
Жозина, Катари, Жильбер, Никола, а теперь и Левий!
– Нет! Ваше высокопреосвященство, я…
Голубые, все понимающие глаза, еще живые, уже обреченные, в уголке рта розоватая пена. Ну не может удар по голове такое вызвать, да и удар-то был не особо силен…
– Скажите графине Савиньяк… Астрологии все же… надо доверять… в таких вот… ординарных случаях…
Волосы надо лбом кардинала белые, легкие, крови на них не видно, ее не видно нигде, так почему?! Брат Анджело уехал с Октавием, но есть же в лагере врачи, хотя… ничего тут уже не сделаешь.
– Ваше высокопреосвященство, спасибо вам! Спасибо, что вы были с нами, с сестрой… Без вас мы…
– Смотрите… Альбина… вернулась…
Бред? Нет, кошка. Трехцветная, худая, остромордая. Вылезла откуда-то, уселась на обломке, смотрит, будто ждет. Солнце светит, стрельба становится громче, ветер носит пороховую гарь, но Левий умирает не от пули.
– Альби…
Рука кардинала, красивая, с длинными пальцами, вздрагивает, двигается, будто гладя кошку, замирает. Всё! Здесь всё.
Что-то тычется в руку. Окровавленная собачья морда, плачущие, виноватые глаза. Не уберегли… Ни ты, ни пес, ни Создатель – звезды, будь они неладны, оказались сильнее.
– Монсеньор, дозвольте! – Старуха. Плачет, а в руках – алый цветок, с того кустика, что она тащила от самой Олларии. – Дозвольте вложить…
Робер не ответил, просто посторонился. Белое и алое, седины и орденский голубь, кровь и лепестки. Это не пожар и не война, это злоба, помноженная на судьбу.
– Раньше… – У мэтра Боннэ трясутся губы. – Монсеньор, раньше… Это всегда решал его высокопреосвященство, что я…
– Дювье!
– Да, Монсеньор?
– Теперь за беженцев отвечаешь ты. – Солнце, полный горя и бессильной ярости собачий вой, мушкетная трескотня. Твое место на галерее, Проэмперадор. – Готти, идем!
Глава 9
Талиг. Адрианова обитель и окрестности
400 год К. С. 15-й день Летних Молний
1
Мориска была пегой, собственно, за это Марсель ее и выбрал. Должен же он был хоть как-то дать понять если не Алве, так Зое, что они повели себя отвратительно. Булыжники ползли себе по Надорам и ползли, пока бы они еще доползли до чего-то нужного, Рокэ шестнадцать раз успел бы выставить морисков, ощипать «гусей» и унять Олларию, так ведь нет! Свалился в дыру, а расхлебывать молодоженам, старику с больной спиной и Эпинэ, которому вообще-то надо выспаться и жениться… Валме похлопал кобылу по скорее белой, чем гнедой, шее и привстал в стременах, озирая окрестности. Три кэналлийских полка выходили на позиции, и в недалеком будущем впереди светили скачка и рубка, к коим Марсель не испытывал ни малейшей тяги. В отличие от некоторых.
– Я не понимаю, – завел свое Мевен, – почему Дэвида… то есть графа Рокслея, оставили на заставе и почему я не могу участвовать в бою.
– Потому что оба вы сомнительны, – охотно объяснил Валме, – но ты несколько меньше, ибо мой однокорытник. И вообще должен тебе заметить, что никаких упоений в боях, безднах и тем более лодках нет.
– Можно подумать, – взвился Мевен, – я не знаю, что такое война!
– Можно, – подтвердил Марсель. – Если бы знал, не рвался бы в драку. Уверяю тебя, после кэналлийцев дело тут найдется разве что ызаргам, но их у Кольца не водится. Зато, говорят, когда-то в Старой Барсине росли удивительные огурцы. Не то чтобы я верил…
– Ты дождешься, что я тебя вызову!
– До конца нынешних безобразий дуэли под запретом, – напомнил виконт, – на этом сошлись не только все регенты, сколько бы их ни было, но и покойный анакс в разноцветных…
– Рэй Валме, рэй Эчеверрия зовет.
–
– Да, рэй. – Обычно кэналлийцы изъясняющегося на их языке Марселя понимали, но ржали при этом, как лошади, однако передавший приглашение кавалерист даже не улыбнулся. Кэналлийцы прекратили улыбаться еще до того, как отряд, миновав знакомый обелиск, свернул к Старой Барсине. Никакого заката не было и в помине, но полторы тысячи всадников словно бы тащили его с собой. Вместе с очень голодными закатными тварями. Валме и сам не рад был, но в согласном конском топоте упорно проступала если не ночь, готовая расколоться, ай-яй-яй, струнным звоном, то сама струна, которая должна, видите ли, звучать. Кое-кто щипнул пару раз и изволил провалиться, а ты звени, звени, звени…
– Вечно, – пробормотал сквозь зубы виконт, посылая пегую к сгрудившимся у обочины офицерам. – Чтоб оно звенело вечно.
Валме оказался последним, а может, Эчеверрия решил больше никого не ждать.
– Все будет очень просто. – Переходить на талиг ради одного талигойца рэй счел излишним. – Нужен один решительный, в полную силу удар. Смять, окружить, рассечь на части и вбить в землю. Чтобы не успели опомниться и собраться. Дальше, за малыми руинами, брошенный город; если уйдут туда, достать будет трудно. Лагартос, мне нужны пленные. По паре горожан, солдат и офицеров. Не больше. Остальные не нужны никому, и их остаться не должно. Начинает первый полк, затем – второй, третий отрезает бегущих от брошенного города. Я остаюсь на тракте. При мне два эскадрона. Строимся за рощей на краю поля. Рэй Валме!
– Да, рэй Эчеверрия.
– Будете со мной.
Ну вот и славно, в бой можно не лезть. Никаких тебе сломанных шей и шальных пуль, а кэналлийцы не
