на этом построить свои далеко идущие политико-идеологические выводы и заключения явно антисоветского и антисталинского пошиба.
Для ответа на этот вопрос не надо рыться в источниках, искать какие бы то ни было аргументы и обоснования. Можно просто обратиться к высказываниям самого Сталина. В докладе об очередной годовщине Октябрьской революции в ноябре 1944 года он сказал: «Социалистический строй, порожденный Октябрьской революцией, дал нашему народу и нашей армии великую и непреоборимую силу. Советское государство, несмотря на тяжелое бремя войны, несмотря на временную оккупацию немцами весьма больших и экономически важных районов страны, в ходе войны не сокращало, а год от года увеличивало снабжение фронта вооружением и боеприпасами. Теперь Красная Армия имеет танков, орудий, самолетов не меньше, а больше, чем немецкая армия. Что касается качества нашей боевой техники, то в этом отношении она намного превосходит вооружение врага. Подобно тому, как Красная Армия в длительной и тяжелой борьбе один на один одержала военную победу над фашистскими войсками, труженики советского тыла в своем единоборстве с гитлеровской Германией и ее сообщниками одержали экономическую победу над врагом. Советские люди отказывали себе во многом необходимом, шли сознательно на серьезные материальные лишения, чтобы больше дать фронту. Беспримерные трудности нынешней войны не сломили, а еще более закалили железную волю и мужественный дух советского народа. Наш народ по праву стяжал себе славу героического народа»[480]
.
Кто внимательно ознакомится с выступлениями Сталина в ходе войны и после ее окончания, тот не сможет не заметить постоянного подчеркивания вождем роли народа в достижении исторической победы над фашизмом. После победы он особенно подчеркнул: «доверие русского народа Советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества, – над фашизмом»[481]
.
Российский автор Ю. Крупнов, на мой взгляд, совершенно обоснованно заметил, что вообще, поддаваться соблазну отделить «хороший народ» от «плохого Сталина» – значит, продемонстрировать не только странные воззрения на устройство исторических организмов, но и совершить грубую методологическую ошибку. Дело в том, что признавать саму законность вопроса типа – кто, мол, победил в войне, Сталин или народ? – означает допускать правомерность существования в истории некоего отдельного, независимого от государства «народа».
Эта ошибка столь же чудовищная, как та, что совершают иногда больные на голову «психологи», которые задают в школах младшим школьникам в «тестах» вопрос: «Вы кого больше любите: маму или папу?»
Государственность, представленная в государстве и лидере, не может существовать отдельно от народа. Но и наоборот, народ не может существовать отдельно от государственности, поскольку государственность есть способ существования народа в истории. Разделять и разводить народ и государственность, народ и лидера является неправомерным и откровенно вредным[482]
.
Только в горячечном бреду можно представить себе, что кто-нибудь серьезно станет доказывать, будто победой в войне наша страна обязана Сталину, а не народу. Из этого отнюдь не следует, что Верховный играл просто роль статиста и не имеет прямого отношения к достижению победы. Равно как и к серьезным провалам и ошибкам, без которых, как мне кажется, не обходилась ни одна война, особенно солидного масштаба. Великая Отечественная война вошла в историю как самое серьезное в нашей истории испытание для нашего народа, и он с честью выдержал это испытание, явив миру всю глубину своего мужества, терпения и самоотверженности. И чем дальше нас отделяют от этого времени годы, тем величественнее в сознании потомков предстает подвиг советского народа в этой войне. За всю более чем тысячелетнюю историю нашего государства на долю нашего народа не выпадало более тяжкого и более сурового испытания, чем эта война. Но и все предшествовавшие победы так же меркнут перед победой в Великой Отечественной войне. История никогда ничего не забывает (в отличие от историков, ее освещающих), десятилетия и даже столетия не смогут стереть из исторической памяти нашего народа великий подвиг, совершенный не только во имя свободы и независимости нашей страны, но и будущего всего человечества.
2. Эстафета: от Москвы до Сталинграда
Поражение фашистских полчищ под Москвой, вне всякого сомнения, многих немецких военачальников заставило серьезно задуматься о перспективах военных действий, да и об исходе самой войны. Однако дальновидностью мышления и стратегической прозорливостью отличались не многие фашистские генералы и фельдмаршалы, хотя они и считались более чем компетентными военными специалистами. К тому же, не они, а сам Гитлер определял важнейшие решения, принимаемые германским верховным командованием. Генерал Гудериан писал, что «во время кампании в России дело дошло до серьезных недоразумений, а в декабре 1941 г. и до разрыва между Гитлером и главнокомандующим сухопутными войсками фельдмаршалом фон Браухичем. Браухич был высокообразованным офицером генерального штаба. Но, к сожалению, ему трудно было работать с таким партнером, как Гитлер. На первых порах своей деятельности он сразу попал в зависимое положение от фюрера. Это чувство зависимости влияло на его поведение и сковывало его энергию.
С уходом Браухича главное командование сухопутных войск фактически прекратило свое существование. Принадлежать к командованию – значит, как показывает само название, иметь командную власть. После 19 декабря 1941 г. командная власть полностью перешла в руки Гитлера. Практически это означало, что генеральный штаб старой прусско-германской закалки прекратил свое существование…
Шпеер находил в себе мужество открыто высказывать Гитлеру свое мнение. Он своевременно сказал ему, приводя обоснованные доводы, что войну не выиграть и что ее следует прекратить, чем навлек на себя гнев Гитлера»[483]
.
С этим высказыванием Гудериана перекликается и признание генерала Блюментритта: «Кампания в России, а особенно ее поворотный пункт – Московская битва, нанесла первый сильнейший удар по Германии как в политическом, так и военном отношениях. На Западе, то есть в нашем тылу, больше не могло быть и речи о столь необходимом нам мире с Англией. Что же касается Северной Африки, то и здесь нас постигла неудача. В районе Средиземного моря сложилась напряженная обстановка. Немецкие войска находились в Норвегии, Дании, Голландии, Бельгии, Франции, Греции и на Балканах. Даже мельком взглянув на карту мира, нетрудно было понять, что маленький район в Центральной Европе, занимаемый Германией, явно не мог выставить силы, способные захватить и удерживать весь европейский континент. Из-за политики Гитлера немецкий народ и его вооруженные силы шаг за шагом все дальше заходили в тупик»[484]
. Однако, несмотря на первое в своей истории столь крупное поражение во второй мировой войне, силы Германии были отнюдь не исчерпаны, и Гитлер отнюдь не отказался от своих планов сокрушения России как основного противника. Все трудности для Красной Армии и советского народа стояли еще впереди. Реальное положение дел и трезвый анализ обстановки не давал оснований для иллюзий советскому руководству. Однако здесь Сталин как Верховный Главнокомандующий и лидер страны допустил серьезную ошибку: он посчитал, что разгром немцев под Москвой чуть ли не окончательно передает стратегическую инициативу в руки нашей армии и что необходимо воспользоваться определенной растерянностью в рядах руководства Германии, чтобы не только закрепить стратегический успех, но нанести немцам еще более решительные поражения, причем не только на каком-то отдельном участке, а на ряде таких участков, хотя обстановка диктовала необходимость для закрепления успехов зимнего наступления перейти к обороне.
Силы Советского Союза к тому времени были достаточно внушительны. К маю 1942 г. в составе советских действующих фронтов и флотов насчитывалось 5,5 млн. человек, 43 642 орудия
