было в его натуре, не говоря уже о его политической философии, отличавшейся, кроме всего прочего, глубоким реализмом. В-третьих, даже если допустить гипотетическую возможность таких переговоров, Сталин не мог в целях оказания давления на союзников, чтобы они не уклонялись от открытия второго фронта, пойти на столь рискованный шаг. Конечно, политика допускает использование блефа как инструмента достижения определенных целей. Однако возможные потери и издержки в случае, если бы этот факт стал известен союзникам, в корне подорвали бы складывавшуюся коалицию. А это был бы не просто просчет, а неисправимая, почти катастрофическая линия поведения, последствия которой даже трудно себе представить во всей полноте. Конечно, вождь часто шел на рискованные шаги, но он не предпринимал недопустимых опрометчивых действий – это просто было органически чуждо ему, что подтверждает вся его политическая биография с тех пор, как он стал верховным руководителем страны. Еще более странным выглядят конкретные предложения немцам, которые якобы выдвинул Сталин. Шла война, в которой все было поставлено на карту, и в этих условиях носиться с какими-то грандиозными планами общего мирового переустройства в союзе с гитлеровской Германией – разве это не бред сумасшедшего? А таковым Сталин не был. Наконец, странно еще одно обстоятельство. В огромном томе, посвященном проблеме Сталин и Лубянка, где помещены даже порой малозначительные документы и материалы (способные скомпрометировать Сталина), нет даже намека на существование столь важного документа. И это не случайно – все говорит за то, что подобного документа, как и самих переговоров вообще не было. Остается загадкой, каким образом В. Карпову удалось обнаружить столь впечатляющую фальшивку. А что это фальшивка – лично у меня нет никаких сомнений. Странно, например, что предложение подписано Сталиным – Верховный Главнокомандующий Союза ССР. Таких ляпов вождь не делал, тем более в документах.
Понятно, что те, кто решительно отвергает обвинения Сталина в проведении целенаправленной политики государственного антисемитизма, используют данный «документ» в интересах опровержения такого рода обвинений в адрес Сталина. Мол, он не пошел на принятие гитлеровских планов уничтожения еврейского населения. Так, А. Шогенов в рецензии на книгу трех авторов из Майкопа – не историков, а биологов-аграрников Кубани – под названием «Вождь» писал: «В „Вожде“ приводится малоизвестный факт о том, что в феврале 1942 г., когда обстановка на фронтах была тяжелейшая – гитлеровские войска стояли под Москвой и Ленинградом, – Сталин предложил Гитлеру прекратить боевые действия и заключить перемирие. Но немцы выставили условия: а) установить новую границу между СССР и Германией по фактически завоёванному к 1942 г. пространству; б) „покончить с еврейством“, отселив всех советских евреев в район Крайнего Севера, а затем полностью уничтожив их и др. Сталин на такие условия не пошёл и вопрос о перемирии со стороны СССР больше не поднимался»[489]
.
Однако, на мой взгляд, Сталин едва ли нуждается в подобного рода «защите». В дальнейшем я специально остановлюсь на проблеме Сталин и антисемитизм. Здесь же ограничусь лишь замечанием о том, что такого рода «аргументы» в защиту Сталина выглядят более чем сомнительными и никого ни в чем не убеждают. Они лишь способны вызвать разного рода кривотолки.
Примерно в то же самое время, когда готовился этот так называемый зондаж, Сталин – и это надо особо подчеркнуть – сформулировал принципиальный подход к целям, преследуемым Советской Россией в этой войне. «…Было бы смешно отождествлять клику Гитлера с германским народом, с германским государством. Опыт истории говорит, что гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское остается»[490].
Суммируя, можно констатировать, что так называемая попытка Сталина пойти весной 1942 года на сепаратный мир с Гитлером – не более чем сомнительная версия, противоречащая не только фактам, но и реальному положению в тот период. Неизвестно лишь, кто и каким образом сфабриковал эту версию и «начинил» ее якобы документальным материалом. Завершая этот пассаж, отмечу, что к вопросу о сепаратном мире придется еще вернуться в связи с другими обстоятельствами, имеющими под собой какую-то реальную базу. Но речь пойдет не о сделке с Гитлером, а о попытках самого Гитлера найти выход из положения посредством сепаратной сделки.
Но возвратимся к непосредственной теме нашего изложения.
Планируя летнюю кампанию 1942 года, советское Верховное Главнокомандование, вынуждено было внести необходимые коррективы в первоначальные планы Сталина. Оно стало ориентироваться в целом на оборонительные действия. Вместе с тем, рассчитывая на скорое открытие союзниками второго фронта в Европе, запланировало ряд наступательных операций под Ленинградом, в р-не Демянска, на смоленском, орловском, харьковском направлениях и в Крыму. Известная переоценка возможностей наших вооруженных сил, ошибка в определении направления главного удара врага на лето 1942 года (считалось, что это будет район Москвы) и связанное с этим распределение сил и средств по стратегическим направлениям, а также отсутствие второго фронта, во многом обусловили неудачный для советских войск ход и исход этой кампании.
Вот что писал один из наиболее авторитетных в данных вопросах советских военных Василевский: «…По завершении зимней кампании 1941/42 года, когда наши вооруженные силы по своему численному составу, и особенно технической оснащенности, все еще значительно уступали противнику, а готовых резервов и материальных ресурсов у нас в то время не было, в Генеральном штабе сложилось твердое мнение, что основной ближайшей задачей войск наших фронтов на весну и начало лета 1942 года должна быть временная стратегическая оборона.
…Верховный Главнокомандующий согласился с выводами и предложениями Начальника Генштаба, но приказал одновременно с переходом к стратегической обороне предусмотреть проведение на ряде направлений частных наступательных операций – на одних с целью улучшения оперативного положения, на других – для упреждения противника в развертывании наступательных операций. В результате этих указаний было намечено провести частные наступательные операции под Ленинградом, в районе Демянска, на смоленском, льговско-курском направлениях, в районе Харькова и в Крыму.
…События, развернувшиеся летом 1942 года, воочию показали, что только переход к временной стратегической обороне по всему советско-германскому фронту, отказ от проведения наступательных операций, таких, например, как Харьковская, избавили бы страну и ее вооруженные силы от серьезных поражений, позволили бы нам значительно раньше перейти к активным наступательным действиям и вновь захватить инициативу в свои руки.
Допущенные Ставкой и Генеральным штабом просчеты при планировании боевых действий на лето 1942 года были учтены в дальнейшем, особенно летом 1943 года, когда принималось решение о характере боевых действий на Курской дуге»[491]
.
Близкую к этой, хотя и более критическую в отношении лично Сталина, оценку дают и современные советские военные историки. Они подчеркивают, что летне-осенняя кампания 1942 г. также носила в целом оборонительный характер. Попытки советского командования предпринять наступательные операции на отдельных направлениях заканчивались провалом. И здесь крупнейшей ошибкой была неправильная оценка обстановки. Несмотря на данные разведки, предупреждавшей о подготовке немцами наступления на юго-западе, Ставка полагала, что противник свой главный удар нанесет на западном направлении, и сосредоточивала там основные силы. Чреватым оказалось решение Верховного Главнокомандования одновременно и обороняться, и наступать. Вновь была допущена переоценка своих сил и недооценка сил вермахта. Сталин санкционировал проведение наступательных операций Красной Армии фактически на всем советско-германском фронте, что привело к распылению сил. Особенно гибельные последствия имел провал наступления под Харьковом, резко ослабивший группировку Красной Армии на юго-западном направлении, как раз там, где противник готовил летнее наступление[492].
Не отрицая вины Сталина за неудачи 1942 года, в первую очередь за не вполне адекватную оценку общего стратегического положения и переоценку наших наступательных возможностей, вместе с тем надо констатировать следующее.
Советские военные историки провели большую исследовательскую работу, в том числе и с привлечением богатых архивных материалов с целью объективного анализа коренных причин
