Крах СССР

дискредитации. Приведем большую выдержку из работы О.А. Кармадонова:

«В периоды глубоких социальных трансформаций реестры престижных и не престижных групп могут подвергаться своего рода конверсии. Группы, престижные в «спокойные» времена, могут утратить таковое качество в ходе изменений, а группы, пребывавшие в социальной тени, выходят в центр авансцены, и возврата к былому не предвидится…

Поощрения в данном типе стратификации включают, прежде всего, объем общественного внимания к группе и его оценочный характер. Общественное внимание можно измерить только одним способом — квантифицировать присутствие данной группы в дискурсе масс-медиа в тот или иной период жизни социума. Полное или частичное отсутствие группы в дискурсе означает присутствие ее в социальной тени. Постоянное присутствие в дискурсе означает, что на эту группу направлено общественное внимание…

Драматичны трансформации с группой рабочих — в референтной точке 1984 г. они занимают максимальные показатели по обоим количественным критериям. Частота упоминания — 26%, объем внимания — 35% относительно обследованных групп. Символические триады референтного года подчеркивают важную роль советских рабочих. Когнитивные символы (К-символы) — «коллектив», «молодежь» — говорят о сплоченности и привлекательности рабочих профессий в молодежной среде. Аффективные символы (А-символы) — «активные», «квалифицированные», «добросовестные» — фиксируют высокий социальный статус и моральные качества советских рабочих. Деятельностные символы (Д-символы) — «трудятся» «учатся» «премируются» — указывают на повседневность, на существующие поощрения и возможности роста…

В 1985 г. резко снижаются частота упоминания и объем внимания к рабочим — до 3 и 2% соответственно… Доминирующая символическая триада более умеренна, чем год назад, К-символ — «трудящиеся», А-символ — «трудолюбивые», Д-символ — «работают»…

Снижение внимания к рабочим объясняется отказом от пропаганды рабочего класса в качестве «гегемона», утратой к нему интереса, другими словами, экономической и символической депривацией данной общности. Работают символы и символический капитал. Утратив его, рабочий класс как бы «перестал существовать», перешел из состояния организованного социального тела в статус дисперсной и дискретной общности» [76].

Выведение в тень промышленных рабочих произошло не только в СМИ и массовом сознании, но и в общественной науке — рабочий класс перестал быть объектом изучения общности. Красноречивы изменения в тематической структуре социологии. Предпочтительными объектами социологии стали предприниматели, элита, преступники и наркоманы. В любом индустриальном обществе рабочий класс является объектом постоянного внимания обществоведения. Обществоведение, «не видящее» этого класса и происходящих в нем (и «вокруг него») процессов, становится инструментом не познания, а трансформации общества.

Именно такая деформация произошла в постсоветском обществоведении — рабочий класс России был практически исключен из числа изучаемых объектов. Между тем в этой самой большой общности экономически активного населения России происходили драматические изменения. Страна втягивалась государством в деиндустриализацию, а рабочий класс, соответственно, в деклассирование. Эти социальные явления, которых не переживала ни одна индустриальная страна в истории, — колоссальный эксперимент, фундаментальное изменение социальной системы.

Второй удар нанесла приватизация промышленных предприятий. В короткий срок контингент промышленных рабочих России лишился статуса и сократился вдвое. Что произошло с 12 млн. рабочих, покинувших предприятия? Что произошло с социальным укладом предприятий в ходе такого изменения? Как изменился социальный престиж рабочих профессий в массовом сознании и в среде молодежи? Что произошло с системой профессионального обучения в промышленности? По всему кругу этих вопросов имелись лишь отрывочные и «фольклорные» сведения. Сегодня ни общество, ни государство не имеют ясного представления о том, какие угрозы представляет для страны утрата этой профессиональной общности, соединенной определенным типом знания и мышления, социального самосознания, мотивации и трудовой этики.72

В целом первый этап реформ (90-е годы XX в.) погрузил унаследованную от советского порядка общность рабочих в состояние социального бедствия, которое в кооперативном взаимодействии с информационно-психологическими ударами оказало разрушительный эффект на связность этой общности.

Рабочие вплоть до начала 90-х годов XX в. сохраняли внушенную советской идеологией уверенность в том, что они — класс-гегемон, отвечающий за судьбу страны. Приватизация и деиндустриализация вырвали с мясом этот элемент самосознания из мировоззренческой матрицы, на которой была собрана общность рабочих.

С начала экономической реформы в 1987 г. быстро снижалось место труда в системе жизненных ценностей рабочих, как и удовлетворенность трудом. Наблюдению за этим процессом посвящено большое число работ. Вот выводы одного исследования нескольких предприятий разных форм собственности: в 1990 г. на обследованных предприятиях труд занял второе место после таких ценностей, как семья и ее материальное благополучие и здоровье.

К 1994 г. произошло более чем двукратное снижение ценности труда. Авторы пишут: «Индекс удовлетворенности непосредственно трудом колеблется в пределах от 2,81 (у рабочих арендного предприятия) до 3,11 (у рабочих государственного предприятия)…73 Таким образом, состояние удовлетворенности рабочих трудом на предприятиях, где они являются в какой- то степени совладельцами, ниже, чем на государственном и частном предприятиях, и ниже, чем в 1970- 1980-х гг. Так, индекс удовлетворенности трудом рабочих промышленности Российской Федерации в 1978 г., по данным обследования ЦСУ, составлял 4,09» [138].

В Британско-Российском исследовательском проекте «Перестройка управления и производственных отношений в России» был сделан такой вывод (1994): «Изменение статуса рабочих напрямую связано с изменением статуса труда в обществе, его ценности. Это уже не сфера, в которой только и осуществляется реализация сущностных сил человека, а товарный мир. Социальная ценность труда, закрепленная официальной идеологией («Трудом красив и славен человек!», «Слава труду!» и т.п.), сменяется новой идеологией, даже не упоминающей о труде, для которой наиболее ценным качеством является умение делать деньги («Мы сделаем Ваш ваучер золотым!» «Играйте и выигрывайте!»)» [18].

Если рабочие не включают труд в систему своих жизненных ценностей, рушится этос коллективного труда «прометеевского» типа (промышленность — пространство «огня и железа»). Такой труд превращается для рабочих в каторгу, при этом распадаются нормативные «производственные отношения», которые необходимы для поддержания технологической дисциплины.74 Реформа, сумев устранить это восприятие, лишила рабочих тех этических ценностей, которые собирали их в профессиональную общность. Эта культурная деформация едва ли не важнее социальной.

Мы говорили о воздействии реформы на связность всей общности промышленных рабочих, понимаемой в терминах современной социологии. Теперь подойдем с другого края: каково воздействие реформы на группу, представляющую рабочих. В социологии признана безусловная необходимость наличия этого актива для воспроизводства общности. Что произошло с этими группами представителей?

Вот что говорится о составе этой группе и ее связи со всей общностью:

«Практически на каждом крупном советском предприятии существовал слой так называемых кадровых рабочих, которые составляли как бы рабочую элиту предприятия. Основные социально-производственные характеристики кадровых рабочих: большой производственный стаж, высокая квалификация и профессиональный опыт, стабильность пребывания в коллективе (отражаемая в непрерывности стажа). Из кадровых рабочих складывалось большинство партийных организаций промышленности. Они были наиболее социально-активным слоем рабочих. Само понятие кадровый рабочий как бы растворялось среди многих обозначений (передовики, новаторы, ударники и пр.) Соответственно они имели ряд привилегий и