сведения совпадают даже в деталях: 7 сентября «начали бить из наряда по граду из трех туров, из двадцати пищалей, и били по граду беспрестанно весь день до ночи. Тако же и наутро пять часов беспрестанно по городу из наряда били и выбили городовые стены, двадцать четыре сажени, да Покровскую башню до земли, да Свиной башни половину до земли же сбили, да местами стены городовые сбили, шестьдесят девять сажен». Таким образом, общая ширина проломов в городских стенах достигала двухсот метров – вполне достаточно, чтобы ввести туда большие штурмовые колонны; к тому же ров перед стеной был завален обломками стен и землей. Казалось, дорога в Псков открыта для «королевских людей»…
Поэтому странной, на первый взгляд, кажется фраза, который секретарь походной королевской канцелярии начинает запись от 8 сентября: «Нынешний день для нас не очень благоприятен…» А дальше идет подробное описание штурма: «Как венгерцы, так и поляки своими выстрелами разбили по одной башне и около каждой из них пробили в стене проломы такой ширины, что через них можно было удобно идти на приступ. Король по совету своих венгерцев хотел непременно с полудня штурмовать крепость. Гетман выбрал несколько человек из пехоты Фаренсбека, 20 пеших немцев и французов и столько же поляков, которые и должны были осмотреть проломы; до их возвращения запрещено было выходить кому бы то ни было из окопов. Перед полуднем начали поспешно готовиться: одни – идти на штурм, а другие – любоваться.
К королю явилось 5 кавалерийских ротмистров с просьбою позволить им пешим участвовать в приступе. Король охотно дал свое согласие. Надевши белые рубахи поверх брони, каждый вывесил перед своею палаткою хоругвь, давая знать, что охотники могут записываться к их знаменам. Удивительное дело, как много набралось охотников записаться!…»
Видимо, уверенность в успехе штурма была полная. «Лишь только охотники двинулись, как другие в нетерпении бросились за ними: впереди венгерцы, за ними – немцы, за немцами толпы наших, без всякого порядка. Венгерцы и немцы, подбежав к наружной разбитой башне, быстро заняли ее; тотчас выкинули четыре хоругви и открыли с нее огонь по русским. Нам издали казалось, что город уже взят. Через четверть часа ринулись наши с своими хоругвями к другому пролому и к другой разбитой башне. Они заняли полуразрушенную башню и набились туда битком, другие через пролом ломились в город, но здесь нашли то, чего не ожидали. Они очутились на обвале стены, соскочить с которой в город было высоко и трудно, каждый рисковал сломить себе шею. Русских за стеной была тьма, так что наши поневоле должны были остановиться. Тогда-то, о господи, со стен посыпались как град пули и камни на всех тех, которые толпились внизу; те, которые забрались в первую башню, тоже рады бы броситься в город, но и им было невмочь. Затем русские открыли пальбу по башне, где засели поляки, ядром сбили ее щит и крышу, так что она обрушилась на наши войска, стоявшие внизу. Потом русские под обе башни подложили пороху, чтобы выжить наших, подкладывали головни, отчего деревянные связи в башне, где были поляки, быстро загорелись, так что нашим по необходимости пришлось очистить башню. Те, которые сражались в проломе, тоже вынуждены были отступить. Овладевшие другою башнею еще держались, но к вечеру и те ретировались. Не знаю, сколько наших легло при этом штурме, потому что говорить об этом не велят. Я полагаю, убитых до 500; раненых поменьше, секирами, избитых дубинами – очень много. Пехотных десятников, а особенно венгерцев и немцев, погибло довольно. У нас и фельдшеров столько нет, чтобы ходить за ранеными. Трагедия эта продолжалась с 19 до 23 часов…»
Да, у ксендза были все основания считать день 8 сентября «не очень благоприятным» для поляков.
К тому же потери королевского войска, о которых было «не велено говорить», оказались значительно больше, чем полагал ксендз Пиотровский. Русский автор указывал, что «всяких градоемцев у Пскова побитых более пяти тысяч», не считая раненых. Потери защитников Пскова в этот день составили восемьсот шестьдесят три убитых и тысяча шестьсот двадцать шесть раненых, то есть в несколько раз меньше, чем потерял Стефан Баторий.
Не совсем точно описывал ксендз и ход штурма, он передавал то, «что сам видел», а видел он далеко не все, оставаясь во время приступа в королевском лагере. Русский автор «Повести» значительно дополняет картину событий.
Прежде всего, не крутой «обвал» стены помешал штурмующим ворваться в город. Внутри города против проломов оказалась «стена деревянная со многочисленными бойницами». Правда, полностью она была «не сограждена», но пушки и пищали на ней уже поставили, у бойниц находились стрельцы с «ручницами». Ворвавшиеся через проломы венгры и поляки были встречены сильнейшим огнем и остановлены. Потом стрельцы и «дети боярские» предприняли контратаку, которой руководил сам Иван Шуйский, и отогнали «королевских людей» обратно к внешней стене. Труднее оказалось выбить врагов из Покровской и Свиной башен. Здесь решающую роль сыграли «великие» пушки. По словам автора «Повести», «с Похвальского роскату, из великой пищали из «Барса» ударили по Свиной башне и не погрешили: тогда множество воинских людей литовской силы в башне прибили». Затем «государевы бояре и воеводы повелели под Свиную ту башню поднести много зелья (пороха) и повелели зажечь»; башня рухнула, и засевшие в ней шляхтичи «телесами своими псковский великий ров наполнили». Новая контратака защитников Пскова – и «с проломного места литовскую силу сбили», захватив пленных и пушки. Дольше держались «градоемцы» в Покровской башне, но и под нее было заложено «зелье». После взрыва псковичи выбили врага и оттуда. Так была «очищена каменная псковская стена от литовских ног», «ночью же и от стены за градом отбили», «и так литва от города в станы побежала». Попытка короля Стефана Батория взять Псков одним штурмом провалилась.
Защитники Пскова не ограничились тем, что «сбили со стены» противника, но сами устроили вылазку, преследуя отступавших «королевских людей». «Из города выскочив, христиане далеко за ними, секуще, гнались; которых во псковском рву заставали, тех прибивали; многих же живыми похватав, в город к государевым боярам и воеводам привели, нарочитых языков с набатами и с трубами и со знаменами и с ратным оружием, а потом все здоровы в Псков с бесчисленным богатством возвратились, оружия литовского, изрядных нарочитых самопалов и ручниц разных бесчисленно много в город принесли…»
Об этом тоже умалчивает ксендз Пиотровский.
Ничего не пишет он и о мужестве простых псковичей. По зову осадного колокола вместе с ратными людьми и воеводами к опасному месту прибежали «псковские народи, с женами и детьми простившись и крепко на врага на бой уготовившись». В сражении принимали участие не только мужчины, но и женщины-псковитянки. Одна из глав «Повести» так и называется: «От жен пособие»: «Сбежалось многое множество жен к проломному месту и тут великое пособие воинским людям показали. Одни из них, крепкие, в мужскую храбрость облеклись и с литвой бились и над литвою одоление показали; другие же каменья воинам приносили и тем литву с города и за городом побивали; иные же воинам, от жажды изнемогшим, воду приносили». Это был именно тот массовый героизм, который всегда удивлял иноземцев при осадах русских городов…
После отражения штурма начались работы по восстановлению укреплений. «Государевы бояре и воеводы повелели против проломного того места стену деревянную сотворить, со многочисленными бойницами, и многие башни поставили и во многих местах и наряд изготовили против приступа литовской силы. Между каменными и деревянными стенами во граде повелели ров выкопать и поставили в нем дубовый острый чеснок (частокол из заостренных бревен), так что никаким образом человеку невозможно промежь его пройти». С помощью этих укреплений были отбиты следующие литовские приступы, причем «королевские люди» больше ни разу не смогли «взойти на стены». «Литовское воинство по все дни, а то и дважды и трижды в день, и в ночи, приступали, и всегда христиане литву от стен отбивали».
Сами осажденные постоянно совершали вылазки, «многие языки литовские во град хватали и королевское и его первосоветников умышление доведывались и против умышлений их готовились». Так Иван Шуйский узнал о готовившейся против Пскова минной войне. Отчаявшись взять город прямыми приступами, Стефан Баторий решил устроить подкопы и взорвать стены. 17 сентября в городе стало известно, что осаждающие «те подкопы все повели», а всего «в разных местах девять подкопов». Иван Шуйский немедленно распорядился рыть «слухи» (встречные подземные галереи). Вскоре русские воеводы получили точные сведения о литовских подкопах. Из королевского лагеря бежал в Псков «прежде русский, полоцкий стрелец именем Игнашь». Он рассказал «против коего места ведут» подкопы, «со стены на места указуя». Контрминные работы были ускорены, и «сентября в 23 день русские слухи с подкопами литовскими
