Она улыбнулась Фрэнни сияющей, язвительной улыбкой.
- Между нами... _д_е_в_о_ч_к_а_м_и_.
Она взялась за ручку двери и стала медленно закрывать ее. Фрэнни наблюдала, все еще удивленная и с трудом понимающая причину внезапной вспышки гнева и сарказма со стороны ее матери.
Питер медленно и неохотно поднял руку и остановил дверь на полпути.
- Питер, я хочу, чтобы ты предоставил это мне.
- Я знаю, что ты хочешь. В прошлом так и было. Но не сейчас, Карла.
- Это не твоя область.
- Моя, - спокойно ответил он.
- Папочка...
Карла повернулась к ней. Пергаментно-белая кожа ее лица теперь покрылась красными пятнами на щеках.
- НЕ СМЕЙ С НИМ ГОВОРИТЬ! - закричала она. - Ты имеешь дело не с ним, а со мной! Я знаю, что ты всегда можешь подольститься к нему с любой сумасшедшей идеей и переманить его на свою сторону, чтобы ты ни натворила, НО СЕГОДНЯ ТЕБЕ НЕ С НИМ ПРИДЕТСЯ ИМЕТЬ ДЕЛО, МИСС!
- Прекрати, Карла.
- УБИРАЙСЯ ОТСЮДА!
- Я сюда и не входил. Можешь убедиться, что...
- Не смей надо мной насмехаться! УБИРАЙСЯ ИЗ МОЕЙ ГОСТИНОЙ!
И с этими словами она принялась толкать дверь, нагнув голову и упершись в нее плечами так, что стала похожа на быка. Сначала он с легкостью удерживал дверь, потом с усилием. Наконец жилы вздулись у него на шее, и это несмотря на то, что она была женщиной и весила на семьдесят фунтов меньше, чем он.
Фрэнни хотела крикнуть им, чтобы они прекратили, и попросить отца уйти, так чтобы им обоим не пришлось видеть Карлу в таком внезапном и безрассудном ожесточении, которое всегда угрожало ей, а сейчас захлестнуло ее с головой. Но слова застряли у нее в горле.
- Убирайся! Убирайся из моей гостиной! Вон! Вон! Вон! ЭЙ ТЫ, УБЛЮДОК, ОТПУСТИ ЭТУ ЧЕРТОВУ ДВЕРЬ И _У_Б_И_Р_А_Й_С_Я _В_О_Н_!
И в этот момент он дал ей пощечину. Раздался глухой, незначительный звук. Дедушкины часы не рассыпались от ярости в пыль. Мебель не застонала. Но яростные крики Карлы прекратились, словно их отрезало скальпелем. Она упала на колени, и дверь настежь распахнулась, слегка ударившись о викторианский стул с высокой спинкой и с вышитой салфеткой на сиденье.
- Нет, не надо, - тихо сказала Фрэнни.
Карла прижала ладонь к щеке и уставилась на мужа.
- Ты добивалась этого десять лет, - сказал Питер. Голос его слегка дрожал. - Я всегда убеждал себя не делать этого, потому что бить женщин не в моих правилах. Я и сейчас так думаю. Но когда человек - мужчина или женщина - превращается в собаку и начинает кусаться, кому-то надо поставить его на место. Мне только жаль, Карла, что я не сделал этого раньше.
- Папочка...
- Помолчи, Фрэнни, - сказал он с безразличной суровостью, и она умолкла.
- Ты говоришь, что она эгоистка, - сказал Питер, продолжая смотреть прямо в окаменевшее, изумленное лицо жены. - На самом деле _т_ы_ эгоистка. Ты перестала любить Фрэнни, когда умер Фред. Именно тогда ты решила, что любовь может принести слишком много страданий и что жить для себя гораздо безопаснее. И тогда ты посвятила себя этой комнате. Ты обожала умерших членов своей семьи и совсем забыла о живых. Боль - причина перемен, но вся боль мира не способна изменить фактов. Ты была эгоистична.
Он подошел и помог ей встать. Выражение ее лица не изменилось. Глаза по-прежнему были широко раскрыты, и в них застыло выражение недоверия.
- Я виноват в том, что не остановил тебя. Чтобы не доставлять лишних хлопот. Чтобы не раскачивать лодку. Видишь, я тоже был эгоистом. И когда Фрэн поступила в колледж, я подумал: Ну что ж, Карла теперь может жить как хочет, и от этого никому не будет плохо, кроме нее самой, а если человек не знает, что ему плохо, то, возможно, с ним все в порядке. Я ошибся. Я и раньше ошибался, но никогда моя ошибка не была такой непростительной. Мягко, но с силой он взял ее за плечи. - А теперь, я скажу тебе как муж. Если Фрэнни нужно пристанище, то она найдет его здесь - как и было всегда. Если ей нужны деньги, она сможет найти их в моем кошельке - как и было всегда. И если она захочет оставить ребенка, она так и сделает. Более того, я скажу тебе одну вещь. Если она захочет покрестить ребенка, обряд будет совершен прямо здесь. Прямо здесь, в этой чертовой гостиной.
Рот Карлы широко раскрылся, и теперь из него стали доноситься звуки. Сначала они звучали странно, как свисток закипающего чайника. Потом они перешли в пронзительный вопль.
- ПИТЕР, ТВОЙ СОБСТВЕННЫЙ СЫН ЛЕЖАЛ В ГРОБУ В ЭТОЙ КОМНАТЕ!
- Да. И именно поэтому я считаю, что не найти лучше места для того, чтобы покрестить новую жизнь, - сказал он. - Кровь Фреда. _Ж_и_в_а_я кровь. А сам Фред, он уже много лет как мертв. Карла. Его давно уже съели черви.
Она вскрикнула и закрыла уши руками. Он наклонился и отвел их.
- Но червям не досталась твоя дочь вместе со своим ребенком. Неважно, откуда он взялся, но он _ж_и_в_о_й_. Ты, похоже, собралась ее прогнать, Карла. Что у тебя останется, если ты это сделаешь? Ничего, кроме этой комнаты и мужа, который будет ненавидеть тебя за то, что ты сделала. Если ты это сделаешь, то это будет все равно как если бы в тот день мы оказались втроем - я и Фрэнни вместе с Фредом.
- Я хочу подняться наверх и прилечь, - сказала Карла. - Меня тошнит. Думаю, мне лучше прилечь.
- Я тебе помогу, - сказала Фрэнни.
- Не смей ко мне прикасаться. Оставайся со своим отцом. Похоже, вы вместе с ним все продумали. Как вы расправитесь со мной. Почему бы тебе просто не поселиться в моей гостиной, Фрэнни? Не запачкать ковер? Не швырнуть угли из печи в мои часы? Почему бы и нет?
Она захохотала и протиснулась в коридор мимо Питера. Она шаталась, как пьяная. Питер попытался взять ее одной рукой за плечи. Она оскалилась и зашипела на него, как кошка.
Пока она медленно поднималась по лестнице, опираясь на перила красного дерева, ее смех перешел в рыдания. Они были такими безутешными и отчаянными, что Фрэнни чуть не закричала, одновременно почувствовав, что ее сейчас вырвет. Лицо ее отца было цвета грязного белья. Наверху Карла обернулась и пошатнулась так сильно, что Фрэнни подумала, что сейчас она скатится вниз. Она посмотрела на них, как будто собиралась что-то сказать, но потом снова отвернулась. Мгновение спустя дверь ее спальни приглушила бурные звуки горя и боли.
Фрэнни и Питер потрясение уставились друг на друга. Дедушкины часы продолжали тикать.
- Это подействует, - сказал Питер. - Скоро она придет в себя.
- Ты уверен? - спросила Фрэнни. Она медленно подошла к отцу, прислонилась к нему, и он обняв ее одной рукой. - Мне так не кажется.
- Это неважно. Сейчас мы не будем об этом думать.
- Я должна уйти. Она не хочет видеть меня здесь.
- Ты должна остаться. Ты должна быть здесь в тот момент, когда если, конечно, это случится - она придет в себя и поймет, что ты по-прежнему _н_у_ж_н_а_ ей. - Он выдержал паузу. - Что касается меня, то я давно это понял, Фрэн.
- Папочка, - сказала она и положила голову ему на грудь. - Папочка, мне так жаль, я чувствую себя такой виноватой, такой виноватой...
- Тсс, - сказал он и погладил ее по волосам. Ее волосы были освещены мягким вечерним светом, золотым и спокойным, таким, какой обычно освещает музеи. - Тсс, Фрэнни, я люблю тебя. Я люблю тебя.
12
Снова зажглась красная лампочка. Насос зашипел. Дверь открылась. На вошедшем человеке не было белого скафандра, но в нос ему был вставлен блестящий фильтр, немного похожий на серебряную вилку с двумя зубцами.
- Привет, мистер Редман, - произнес он, пересекая комнату. Он протянул руку в прозрачной резиновой перчатке, и Стью удивленно пожал ее. - Меня зовут Дик Дитц. Деннинджер сказал, что вы не будете играть
