оборвалось.
Девяносто три минуты длилась вторая операция.
Наутро первой навестила Крапивку тетя Дуня.
— Ожил?
— Ожил, да пока не знаю — к добру или худу.
— В нашем деле торопиться нельзя, — с достоинством повторила она слова Дмитрия Николаевича. — В девять обход. Жди. Придет сам.
— А сейчас сколько?
— Восемь.
— Водички хочу, сушит.
Тетя Дуня принесла стакан воды.
— А когда повязку снимут?
— Всему свое время. Понял? Зря томить не будут. — Она вышла из палаты.
Скоро беспокойные мысли, занимавшие Крапивку, оборвал тихий голос Дмитрия Николаевича:
— Давайте посмотрим, что мы сотворили…
Лидия Петровна подкатила к кровати передвижной столик с медикаментами и, склонившись над больным, стала снимать повязку. Нынешнее состояние Крапивки не вызвало опасений, и Дмитрий Николаевич попросил сестру сделать перевязку.
Федор Назарович удивился, почему профессор не спросил, как он видит. «Наверно, плохи дела», — подумал он.
Только через несколько дней услышал Крапивка долгожданный вопрос и, не веря себе, воскликнул: «Все вижу!»
Наперекор его ликованию Дмитрий Николаевич сказал:
— Рано, рано…
Лидия Петровна поднесла к глазам Крапивки лупу, и он, оглядевшись вокруг, повторил:
— Все вижу! Честное слово — вижу! Губы красные…
— Прекрасно, все начинается с женщины, — улыбнулся Дмитрий Николаевич.
Крапивка жадно всматривался в окружавшие его предметы и поспешно называл их: шкаф, стул, лампа, халат… Он торопился все перечислить, словно боялся, что его прервут.
— Будьте внимательны, — сказал Дмитрий Николаевич. — Не торопитесь. Разглядывайте предмет обстоятельно. Вам надо научиться видеть.
— А можно я сам буду держать лупу?
— Конечно.
Крапивка нацелил волшебное стекло на лицо Дмитрия Николаевича, потом посмотрел на Лидию Петровну.
— Теперь всех вас увидел… Нет, не всех… Тетю Дуню не знаю.
— Самую главную, — сказал Дмитрий Николаевич. — Завтра увидитесь.
— Дмитрий Николаевич! А мне казалось, у вас борода. Такая аккуратная, клинышком.
— Увы, не обзавелся.
Крапивка неотрывно всматривался в спокойное лицо профессора.
— На сегодня хватит. Пора делать перевязку, — сказал Дмитрий Николаевич.
Дни проходили в ожидании процедур, после которых Крапивка брал лупу и долго осматривал уже виденную палату. Но теперь его внимание все больше привлекали подробности. Возвращалось ощущение многомерности и многоцветности. А когда он подходил к открытому окну, то звуки улицы, жившие в его памяти, чудесным образом сливались со зримой картиной мира, вновь им открытого.
Столь же пытливо Крапивка рассматривал и Дмитрия Николаевича.
Однажды профессор даже усмехнулся:
— Вы бы лучше на Лидию Петровну смотрели. Богиня.
Лидия Петровна, застенчиво улыбнувшись, сказала:
— Больному хочется запечатлеть образ своего исцелителя.
В полдень Лидия Петровна бесшумно вкатила свою передвижку в палату.
Крапивка понуро сидел на кровати; на тумбочке стоял остывший, нетронутый завтрак.
— Почему не ели? — удивилась Лидия Петровна.
— Не хотелось.
— Ладно, будем лечиться.
Мягкими, ловкими движениями она сняла старый бинт, затем взяла стерильную марлевую салфетку.
— Погодите с перевязкой, — попросил Крапивка. — Можно посмотреть через лупу?
— Пожалуйста.
Он принялся вновь разглядывать палату. Неожиданно вошел Ярцев.
— Здравствуйте, Федор Назарович.
— Здравствуйте…
— Что ж, наступила осень. Пора цыплят считать… Дня через два будем прощаться.
Крапивка цепко сжал черную ручку лупы, навел линзу на лицо Дмитрия Николаевича и увидел — сильно увеличенную — рассеченную мочку уха.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
В последние дни Крапивка чаще стал вынимать из-под матраца бумажник и раскладывать на кровати свои документы и бумаги. Дольше всего задерживались в руках две странички, сколотые булавкой.
Он ощупывает странички и, убедившись, что они на месте, снова складывает их по старым изгибам.
Лидия Петровна появляется как раз в этот момент.
— Кто? — растерянно спрашивает Крапивка и, услышав знакомый голос, с неожиданной неприязнью продолжает: — Я думал, вы забыли про меня.
— Что вы, Федор Назарович! Сегодня для вас решающий день.
Крапивка настораживается, словно Лидия Петровна угадала его мысли. Мысли, которых он сам пугается.
— Если все будет благополучно, Дмитрий Николаевич разрешит вас выписать.
— А почему он сам не пришел? — с чувством еще большего раздражения спрашивает Крапивка.
— В соседней палате задержался.
— Придет?
— Конечно.
— Подождем, — бормочет Крапивка. — Дождемся…
Долгие годы одиночества приучили его разговаривать с самим собой. Слова, произнесенные вслух, хоть звуком окрашивали печальную бесцветность мира.
Было в его жизни время, когда он обрел друга. Собрав сбережения, оставшиеся от пенсии, он купил овчарку. Назвал ее Стрела. «Будет у меня собака-поводырь… С ней и поговорить можно», — с надеждой размышлял Крапивка.
Понемногу приучил он собаку к нелегкой службе и по-ребячески радовался взаимной привязанности. Но шальной грузовик сшиб Стрелу насмерть.
Лидия Петровна, сняв повязку, промыла Крапивке глаза.
Теперь он ждет, когда медсестра даст ему лупу и появится Дмитрий Николаевич.
Заметив нервозность Крапивки, Лидия Петровна протягивает ему лупу и календарик.
— Хорошо видите?
Крапивка кивает.
