женщин могло сразу же разоблачить обман. С той же целью он выбрал «образцы» разных типов, избегая слишком сходных. После первого опыта он собирался наделить реанимированных женщин сексуальной холодностью, но, посмотрев на результаты, ввел в матрицу несколько женственных черт. Его сильно беспокоило, насколько стабильны искусственные индивидуальности. Слишком короткая жизнь матриц могла завалить весь план, но в то же время Корсон не хотел давать этим муляжам долгую жизнь. Хотя он считал их только манекенами, его начинало тошнить при мысли о том, как с ними могут обойтись люди Верана. В конце концов он решил отвести им сорок восемь часов плюс–минус десять процентов. Когда это время кончится, рекруты Верана утратят видимость жизни и погибнут из–за отсутствия необходимого оборудования. Если ситуация будет развиваться так, как он предполагал, все произойдет в течение нескольких часов или даже минут. В противном случае его план рухнет. У Верана будет время подчинить себе своих солдат и безжалостно уничтожить новых рекрутов.
Тут Корсон задумался, сколько тел надо оживить. Слишком малое их число грозило вызвать ссоры между солдатами, которые, вероятно, будут решаться по слову вождя. С другой стороны, слишком массовая операция создаст проблему с транспортировкой и вызовет недоверие армии Верана к его армии. Корсон поначалу подумал, что шестисот человек вполне хватит, но потом решил витализировать две тысячи женщин. Сделать это самому было практически невозможно, и он снабдил двадцать тел такими личностями, чтобы они могли ему ассистировать. Это были точные и неутомимые инструменты. Ему стоило немалого труда сдерживаться и не кричать на них: постоянное молчание и вечные улыбки манекенов действовали ему на нервы.
Когда Корсон убедился, что может оживить две тысячи рекрутов за несколько часов, перед ним встала проблема одежды и транспорта. В мавзолее ничего такого не было. «Незачем одевать мотыльков!» — с горечью подумал Корсон. Он совершил несколько путешествий в соседнюю планетную систему, нашел войсковой склад и бессовестно его ограбил. Оставалось только надеяться, что эта кража не вызовет серьезного катаклизма в истории планеты. По опыту он знал, что, несмотря на автоматизированные системы учета, из интендантств всех армий Вселенной порой исчезали большие партии амуниции, и это не вызывало больших пертурбаций. Какой–нибудь чиновник для оправдания беспорядка в накладных проведет несколько бессонных ночей, придумывая более–менее правдоподобную историю. В худшем случае, его просто уволят в отставку. Не эти люди творят историю.
С транспортом было сложнее. Еще немного, и Корсон вызвал бы Эргистал. Но эту мысль он отложил на самый крайний случай: просить помощи у богов Эргистала казалось ему неприемлемым. Он сохранил слишком яркое воспоминание о презрении, звучавшем в Голосе. Корсон предпочитал быть пешкой, но не роботом. Может, это инфантильная позиция, зато его собственная. В конце концов он пришел к решению, скорее эффективному, чем эстетичному. С помощью своих ассистенток он демонтировал несколько перегородок мавзолея и таким образом получил большие металлические плиты, из которых начал строить большую герметичную кабину. В конце концов, между Эргисталом и Урией он путешествовал в чем–то вроде гроба. Один гипрон мог забрать с собой в пространство и время значительный груз, если путь был не слишком далек. Веран таким же образом транспортировал снаряжение. Несколько проб убедили Корсона, что так можно перевозить одновременно двести человек.
Он пробыл на планете–мавзолее более двух недель, армейские пайки давно кончились, но он основательно запасся на складах ближайшей планеты. Своих ассистенток, за неимением лучшего, он кормил сывороткой и глюкозой — им вполне хватало. Он совершенно вымотался. Конечно, можно было отдохнуть, но он не собирался оставаться в этом мрачном мире ни одной лишней минуты.
Он внимательно проследил за реанимацией первой группы и подсадкой искусственной индивидуальности. Наконец он увидел, как двести женщин покидают свои гнезда и разрывают асептическую оболочку, направляясь одна за другой к центральной аллее, и устало улыбнулся. Потом в глазах у него потемнело, накатила тошнота.
Одна из ассистенток удивленно повернулась к нему. Он слабо отмахнулся.
— Ничего, — сказал он. — Ничего страшного.
Как будто обращался к живому человеку.
Но в устремленных на него великолепных фиалковых глазах не отражалось ни беспокойства, ни жалости. Они понимали его, слушались, владели речью в определенных им самим пределах, но не более. Они не существовали. Каждый раз, когда он пытался забыть о происхождении этих женщин, их глаза напоминали ему об этом. Все они были всего лишь грубым, искаженным отражением его собственного разума.
Дверь мавзолея не хотела открываться перед женщинами, и Корсону пришлось стоять на пороге все время, пока они дефилировали перед ним, поднимали с травы одежду, одевались. Послушные его приказам, они натянули капюшоны и вошли в кабину, а затем погрузились в гипнотический транс. Корсон закрыл дверь кабины, подозвал гипрона, приладил упряжь, сел в седло и нырнул во время.
Они приземлились на Урии, вблизи лагеря Верана, вскоре после того, как он покинул планету, чтобы отправиться в будущее. Он отсутствовал на поляне всего несколько секунд, хотя его возвращение, реанимация второй группы и еще одно путешествие заняли не один час. Он путешествовал так десять раз, и это заняло несколько полных суток его собственного времени. На третий день он, чуть не плача от усталости, повалился на землю и заснул. На пятый день даже гипрон начал выказывать признаки утомления, и Корсону пришлось ждать, пока животное отдохнет. В последний раз покидая планету– мавзолей, он освободил ассистенток. Сказал слово, и они молча упали, все еще улыбаясь.
На Урии он разбудил своих рекрутов, и выстроил длинной колонной. Когда подходили к лагерю, он оставил их на видном месте, на большом расстоянии от линии обороны, а сам окликнул охрану. Через минуту появился Веран.
— Ты выглядишь усталым, Корсон, — сказал он. — Кого ты нам привел?
— Рекрутов, — ответил Корсон.
Веран сделал знак. Артиллеристы навели замаскированные орудия, остальные направили на него детекторы.
— Надеюсь, что это не ловушка, Корсон. Хотя твое украшение…
— Никто из них не вооружен, — осторожно сказал Корсон. — За исключением меня.
— Точно, — подтвердил солдат с детектором.
— Хорошо, — решил Веран. — Ты сумел убедить тех, из будущего. Я люблю действовать, Корсон. Вели приблизиться первой шеренге и скажи, чтобы сняли капюшоны, — хочу увидеть их лица.
Весь лагерь, кроме охраны, собрался за спиной Верана. Корсон с удовлетворением заметил, что солдаты казались не такими каменными, как раньше. Несколько недель отдыха на Урии сделали свое дело. Дисциплина не ослабла, но некоторые малозаметные детали позволяли делать определенные выводы. Один из солдат сунул большой палец в карман брюк, второй спокойно сосал небольшой металлический тюбик. Корсон попробовал сосчитать телохранителей Верана, определяя их по обручам, и насчитал двенадцать человек.
Он произнес какое–то слово, и первая шеренга шагнула вперед. Веран сделал знак, и светящаяся линия погасла. Двое солдат свернули часть провода. Казалось, Веран избавился от всех сомнений, но Корсон хорошо знал хитрость этого человека. Он никому не позволит войти в лагерь, если не будет уверен в безопасности.
Первая шеренга прошла, за ней с некоторым интервалом следовала вторая, третья, четвертая…
Корсон крикнул. Он был уверен, что никто в лагере Верана не обнаружил правды. Женщины были высокими, а свободная одежда скрывала их формы.
Повинуясь его голосу, первая шеренга одним движением сбросила с голов капюшоны.
Теперь уже ничего не было слышно, ни звука шагов, ни шелеста материи, только вдали посвистывал спящий гипрон.
В лагере кто–то сдавленно охнул. Кто–то рассмеялся. Потом кто–то крикнул:
— Женщины! Одни женщины!
— Их две тысячи, — медленно сказал Корсон. — Они сильны и послушны.
Веран не шелохнулся и не повернул головы. Только глаза его бегали. Он внимательно разглядывал женщин, потом перевел взгляд на Корсона.
