заметных взору под ее бледной кожей. Рубашка приоткрылась. Ее голубой лифчик скрывал гораздо больше, чем многие бикини, но Саймон ощутил, как пересохло у него во рту. Ее рубин вспыхнул, словно красный стоп-сигнал ниже ее ключицы.
Изабель.
Словно читая его мысли, она поднялась, отодвинула назад волосы, перекинув их на одно плечо, оголив с одной стороны горло.
— Разве ты не хочешь…?
Он схватил ее запястье.
— Изабель, не надо, — быстро сказал он. — Я не могу себя контролировать, не могу это контролировать. Я могу причинить тебе боль, убить тебя.
Ее глаза сияли.
— Не сможешь. Ты сможешь сдержаться. У тебя получилось с Джейсом.
— Меня не привлекает Джейс.
— Даже немного? — спросила она с надеждой. — Даже самую чуточку? Потому что это может быть весьма сексуально. Хорошо. Жаль. Послушай, привлекает или нет, ты укусил его, когда был голоден и умирал, и ты сдержался.
— Я не сдержался с Морин. Джордан оттолкнул меня.
— У тебя получится. — Она прижала палец к его губам, а затем провела им вниз по его горлу, пересекая его грудь, остановившись там, где когда-то билось его сердце. — Я доверяю тебе.
— Возможно, не стоит.
— Я — Сумеречный Охотник. Я смогу сразиться с тобой, если понадобится.
— Джейс не дрался со мной.
— Джейс влюблен в идею умереть, — сказала Изабель. — А я — нет.
Она обвила ногами его бедра, она была невероятно гибкая, и скользнула к нему, пока не смогла дотронуться своими губами до его. Он хотел ее поцеловать, хотел настолько сильно, что все его тело отдавало болью.
Он открыл рот, осторожно прикоснулся языком к ее губам и почувствовал острую боль. Его язык скользнул по клыку, острому как лезвие бритвы. Он попробовал вкус собственной крови и отпрянул, резко отворачиваясь от нее.
— Изабель, я не могу. — Он закрыл глаза. Она была теплой и мягкой на его коленях, мучительно дразня. Его клыки мучительно сжались; он чувствовал всем телом, что в его жилах проворачивались острые провода. — Я не хочу, чтобы ты видела меня таким.
— Саймон. — Она нежно прикоснулась к его щеке, разворачивая его лицо к себе. — Это то, кто ты есть, — его клыки были медленно убраны, но они продолжали болеть.
Он спрятал лицо в руках и заговорил сквозь пальцы.
— Ты не можешь хотеть этого. Ты не можешь желать меня. Моя собственная мать вышвырнула меня из дома. Я укусил Морин — а ведь она была всего лишь ребенком. Я имею в виду, посмотри на меня, посмотри, кто я, где я живу, что я делаю. Я — ничто.
Изабель слегка прикоснулась к его волосам.
Он смотрел на нее сквозь пальцы. Вблизи он увидел, что ее глаза были не черными, а темно-карими, с золотыми прожилками. Он был уверен, что может увидеть жалость в ее глазах. Он не знал, чего ожидать от нее в ответ.
Изабель использовала парней, а затем выбрасывала их. Изабель была красивой, жестокой и совершенной, ей не нужно ничего. Меньше всего ей может понадобиться вампир, у которого даже не очень хорошо получается быть вампиром.
Он мог чувствовать ее дыхание. Она пахла сладкими ароматами — кровь, смертность, гардении.
— Ты не ничто, — сказала она — Саймон. Пожалуйста. Позволь мне увидеть твое лицо.
Он неохотно опустил руки
Сейчас он мог видеть ее более четко. В лунном свете она выглядела нежной и восхитительной, ее бледная кожа была сливочного оттенка, а волосы были подобны черному водопаду.
Она расцепила руки вокруг его шеи.
— Посмотри на это, — сказала она, прикасаясь к шрамам, исцеленных метками, которые выделялись белым на ее посеребренной коже — на горле, руках, округлостях груди. — Они уродливы, не так ли?
— В тебе нет и не может быть ничего уродливого, Иззи, — ответил Саймон, честно говоря, шокированным тоном.
— Девушки не должны быть покрыты шрамами, — произнесла Изабель тоном, как само собой разумеющееся. — Но они не беспокоят тебя
— Они часть тебя… Нет, конечно, они не беспокоят меня.
Она коснулась его губ кончиками пальцев.
— Быть вампиром — это часть тебя. Я не стала бы просить тебя прийти сюда прошлой ночью, но я ни о ком больше не могла подумать. Я хочу быть с тобой, Саймон. Это чертовски пугает меня, но это так.
Ее глаза блестели и, прежде чем он успел задаться вопросом, были ли это слезы, он наклонился и поцеловал ее.
В этот раз не было неудобно. В этот раз она склонилась над ним и внезапно она оказалась сверху. Ее длинные черные волосы накрыли их обоих словно одеялом.
Она нежно шептала, когда он провел руками по ее спине. Он ощутил ее шрамы под пальцами и хотел сказать ей, что думал о них как об украшениях, знаках ее храбрости, делающих ее еще более красивой. Но это означало бы перестать ее целовать, а этого он явно не хотел.
Она застонала и задвигалась в его руках; ее пальцы были в его волосах, пока они вдвоем катались по кровати. И сейчас он был сверху, а его руки были полны ее мягкости и теплоты, рот — ее вкусом, и запахом ее кожи, солью, духами и… кровью.
Он снова весь напрягся, и Изабель это почувствовала. Она схватила его за плечи. Она светилась в темноте.
— Давай, — прошептала она. Он ощущал ее сердце, бьющееся в груди. — Я хочу этого.
Он закрыл глаза, прижавшись своим лбом к ее, пытаясь успокоиться. Его клыки вернулись, толкаясь в нижнюю губу, тяжело и болезненно.
— Нет.
Ее длинные, прекрасные ноги обернулись вокруг него, ее лодыжки замкнулись, прижимая его к ней.
— Я хочу этого.
Ее грудь прижалась к его груди, когда она выгнулась, прижавшись к нему, оголяя горло. Запах ее крови был повсюду, вокруг него, наполняя комнату.
— Ты не боишься? — прошептал он.
— Боюсь. Но все равно хочу этого.
— Изабель… я не могу… — он укусил ее.
Его зубы, острые словно бритва, скользнули в вену на ее горле, словно нож, режущий кожуру яблока.
Кровь брызнула ему в рот.
Ничего подобного он раньше не испытывал. С Джейсом он был едва жив, с Морин его сокрушало чувство вины, даже когда он питался ею. Он никогда бы не подумал, что кому-то из укушенных это может даже нравиться.
Но Изабель вздохнула, ее глаза приоткрылись, и тело выгнулось напротив него. Она мурлыкала словно кошка, гладя его волосы, спину, быстрые движения ее рук словно говорили — не останавливайся, не останавливайся. Жар, исходящий от нее, лился в него, освещая его тело; он никогда не чувствовал, не представлял чего-либо подобного.
Он ощутил сильный, уверенный ритм ее тела, бьющийся и переливающийся из ее вен в его, и в этот момент он ощутил себя вновь живым, и его сердце сжалось от чистого восторга — он оторвался от нее. Он не знал, как ему удалось, но он оторвался от нее и перекатился на спину, жестко вцепившись пальцами в матрас по обе стороны от него. Он продолжал дрожать, когда его клыки втянулись обратно.
