выходили из школы до самой пенсии по старости. Пока не кончится это совершенно особое время.
– Вы намекаете на то, что наша школа номер один должна стать образцово-показательной школой нового типа, – догадалась Рогаткина. – Не школой отличников, как школа номер два или как московские школы. Образцово-показательная школа по-колдыбански – это школа вечных второгодников.
Она в волнении налила третий стакан себе и своей соратнице по воспитательному беспределу.
– Однако что скажет на этот предмет гуно, что возразит Госпедак и что разнесет по всему свету школа номер два? Не болит ли у вас об этом голова, Антонина Титовна?
– Здесь нет Антонины Титовны, – решительно возразила Указкина. – Мы с вами – спасательницы эпохи. Ну?
– Ну! – согласилась Рогаткина, да и как иначе: полный стакан, подобно мощному подъемному крану, тянул ее руку вверх. – Теперь пусть у Госпедака, а равно и гуно болит голова. От того, что скажем мы. А если школа номер два разнесет против нас хоть слово, ее саму разнесут. Наши воспитанники.
– За Особую Колдыбанскую Истину! – воскликнули дистервеги, песталоцци, а равно макаренки и авось-небоськины наших дней.
Ну и, конечно, ульк! И будто бы даже послали еще за одной бутылкой. Преподавателя физкультуры. Потому что он делает всё не думая. Однако физрук на сей раз подумал и – не будь дурак – взял две бутылки. И не прогадал. Великие педагогические дамы оказали ему великую честь: пригласили за стол третьим…
За эту небылицу, конечно же, ухватился Геракл.
– Итак, для истинных колдыбанцев переплыть Тихий океан – всё равно что бидон рассола с похмелья выпить. Это я понял, не дурак, – потешался любимец олимпийских богов. – Но объясните мне, бесподобные волжские дельфины, киты и акулы: из чего же следует, что после встречи с вами школьный Атлас обрел новую силу и теперь бремя воспитания ему совсем не в тягость?
– Это следует из того, горе-аналитик, что директор школы Рогаткина немедленно издала специальный приказ: «Так называемых отцов близко к школе не подпускать!»
– Н-да, – не нашелся что возразить Геракл, но снова вдался в полемику.
– А помните, с какой радостью ваш выкормыш Антоша посылал вас на гибель? Даже злыдня Гера зажала уши от ужаса.
– Ха! – улыбнулся Лука Самарыч! – Мадам Гера мыслит, извиняюсь, по-московски.
Далее он поведал, что аналогично повела себя и Антонина Титовна Указкина на совместном родительско-ученическом собрании. Дескать, я зажимаю уши, а вот Добронравов пусть похвалится, как он ликовал, когда родители-отцы отправились погибать.
Но Антоша не уронил чести «Утеса».
– Уважаемая пестунья! – очень вежливо отвечал он АТУ перед лицом родительской общественности шестого «А». – Несмотря на то что вы собственноручно поставили мне «двойку» по русскому языку, я хорошо разбираюсь в глаголах совершенного и несовершенного вида. На моих глазах истинные колдыбанцы уже многократно, а равно вдохновенно погибали лютой смертью. По- ги-ба-ли. Но… еще ни разу не по-гиб-ли!
– Классика! – восхитилась АТУ и собственноручно, под аплодисменты родительской и ученической общественности, поставила Антоше в дневник «пять с плюсом».
– Вот это да! – изумился Геракл и ухватился за вымыслы и домыслы.
– А знаете, как угорала от смеха над вашей былиной сеструха Афина? Скажи, говорит, своим колдыбанским мюнхгаузенам, что скорее я рожу одиннадцать негритят, чем Волга остановится или повернет вспять. Век Интернета, а они такие сказки плетут.
– Ну, это вы совсем зря, это вы просто скептик дальше некуда, – обиделся Лука Самарыч. – Я передам для мисс Афины подборку газетных публикаций. Сейчас у нас обсуждается важная хозяйственная проблема. Как организовать на современном уровне перевозку грузов с левого берега на правый. Одни специалисты как раз и предлагают заасфальтировать Волгу в районе Самарской Луки. Что станет в таком случае с Волгой? Ну, это уже другой вопрос. Главное, что заасфальтировать русло реки гораздо дешевле, чем строить через нее мост. А другой проект еще интереснее: повернуть Волгу вспять, чтобы она текла в Ледовитый океан. Что станет в таком случае с Каспийским морем? Ну, это уж, извините, совсем не вопрос. Каспий с недавних пор принадлежит не столько нам, сколько соседним сопредельным странам. Так с какой радости наша Волга должна впадать в получужое море?
– Ну пусть я – горе-аналитик, пусть я – скептик, пусть я – осел вислоухий, – не унимался Геракл. – И все-таки колдыбанские дети не похожи на вас, своих отцов.
– Какой же вы циник! – развел руками Лука Самарыч. – На кого же, по-вашему, похожи наши дети? На датского короля, что ли? Да неужели бы тогда колдыбанки не выбили из него королевские алименты!
– Сдаюсь! – поднял руки вверх Геракл.
Ну вот, давно бы так. Хотя, конечно, есть вопрос для большой, для очень большой науки.
Если все наши дети станут, как и задумали, аферистами да рэкетирами, то кого же они будут обманывать и обирать? Опять нас, что ли? Тогда, может, и правда, уплыть в сторону самых дальних берегов? Хоть кролем, хоть баттерфляем, хоть топором.
Часть третья
Глава десятая
Итак, мы, истинные колдыбанцы-удальцы, развивая историческое соревнование с героем всех времен и народов – непревзойденным Гераклом, победили злобных змей, жестокого дракона и вероломного титана нового типа – этих неохолопов безвременья, этих опаснейших служителей низких и бескрылых, пустых и никчемных лжеистин.
Пока, правда, эти злейшие враги человечества были повержены только на территории ПОПа № 13 «Утес» (полезная площадь – 98 квадратных метров, а с туалетом во дворе – 100,5 квадратных метров). Однако мы не сомневались, что в ближайшее время указанные чудовища прекратят терзать умы и сердца всех граждан Самарской Луки, потом – Средней Волги, далее – Европы, еще далее – Азии. А там уж, глядишь, люди всей Земли, спасенные от хищных лап безвременья, возликуют и прославят Особую Колдыбанскую Истину.
Признайся, читатель: ты, небось, уже рвешься стать нашим союзником, тебя так и подмывает тоже кого-нибудь победить и выпить ему в одолжение. Но… Догадываемся, ведаем, чуем, что смущает тебя. Уж очень мы постоянно рискуем. Ходим по лезвию бритвы. Стоим на краю пропасти. Буквально сию минуту окажемся в объятиях неминуемой смерти…
Хорошо бы, – думаешь ты, ушлый и дошлый, – усовершенствовать методику и методологию колдыбанских побед. Создать эдакую особую науку побеждать. Чтобы по- суворовски: даю час на размышление и – нападаю. Или по-кутузовски: не жду ни минуты и отступаю. А лучше как Цезарь: пришел, увидел, победил. Но совсем бы хорошо, чтобы никуда и не ходить. И не надрываться. И не нервничать. А то флакон валерьянки, особенно в твердой упаковке, стоит сейчас почти столько же, сколько стакан «Волжской особой».
Правильно мыслишь, читатель. Буквально сию минуту наша историческая битва с безвременьем повернет еще на пятьсот градусов. Будет тебе, читатель, а равно внукам и правнукам удивительная, совершенно особая наука побеждать по-колдыбански…
Впрочем, всё по порядку. Как у Гомера и Гюго. Не хуже, чем в научной диссертации. Хлеще, чем в милицейском протоколе…
Собравшись в «Утесе» после блистательной победы над нео-Атласом, истинные колдыбанцы, естественно, были в приподнятом настроении.
После второго стакана, когда мысль взяла решительный старт для новой широты и глубины, Лука Самарыч решительно обратился к Гераклу:
– Ну, какой там у нас теперь подвиг по плану?
Геракл почесал затылок и вдруг принял загадочный вид:
– А сверх плана можешь? Так сказать, специальный подвиг, по заказу?
– Спецзаказ? – понятливо отозвался наш вожак. – Это по-нашему, по-колдыбански. И мазут, и сажу, и резину – всё даем сверх плана. Для Европы, для Азии, для чукчей американской Аляски.
– Я хочу предложить кое-что похлеще сажи и мазута. Такой подвиг, что чукчи французами станут, – так же загадочно продолжал Геракл. – Но если откровенно, то очень сомневаюсь, справишься ли ты, не надорвешься ли.
– Вчера в наш гастроном завезли уцененный фарш и ливерный паштет. Так что сейчас я в отличной форме, – похвалился герой и похлопал себя по животу. Тот отозвался гулко и мощно, как Молодецкий курган перед оползнем или обвалом. – Какое неслыханное чудовище мне предстоит ноне уложить на сыру землю?
– Уложить. Именно уложить! – опять по-плейбойски захихикал сынок Зевса. – Только не на сыру землю. На белоснежную простыню. Усыпанную лепестками белых роз. И не чудо-вище, а чудо-вещь. Иначе говоря, предмет безумных желаний.
– Эк, как вас развезло! Как наших цеховых поэтов, – удивился Лука Самарыч и взглянул на Ухажерова. – Вы, наш Ромео, догадываетесь, о чем он толкует?
– Назовите, пожалуйста, номер вашего спецподвига, – попросил Геракла Ухажеров, доставая из своего портфеля нужную хрестоматию и справочник.
– Номер тринадцать, – с веселым вызовом объявил Геракл и заранее захихикал.
– Такого номера здесь нет. Всех подвигов двенадцать.
– Я и говорю: сверх плана, – горделиво возразил эллин. – Это такой подвиг, для которого даже у ваших волжских сказителей-мюнхгаузенов слов нет.
– Ну не томите душу! – заговорил его соперник. – Рассказывайте.
– Ох, порасскажу! Будет что послушать вашим внукам и правнукам, – многозначительно пообещал Геракл. – Только усядусь сейчас поудобнее, а то наверняка от своего рассказа сам со стула упаду. – Он вцепился в стул обеими руками:
– С чего же начать? С начала? С конца? Или с середины? Ох, сейчас упаду… Короче, их было сорок. А я один. Ох, и
