Разве вы не словили по шеям?»
Словили бы, обязательно словили бы. Если бы мыслили и действовали по-московски. То есть направились бы к входной двери, пытаясь проскользнуть мимо разъяренной слонихи и медведицы. Но…
Мы приблизились на цыпочках к другой двери. Той, которая не хотела выпускать любовника века на свидание века. На сей раз мы попытались открыть ее силой. Сначала вдвоем. Потом втроем. Вчетвером. Потом штурмовики пригласили жестом на помощь Ухажерова.
Но вечный студент сделал хитрые глаза в сторону Голенищевой. Дескать, почему она- то прохлаждается? Хм.
А ведь и правда. Кому нужен позарез Лука Самарыч? Ей, несчастной влюбленной. Вот пусть она и покажет себя поборницей особой любви.
В дальнем углу за барной стойкой висела на гвозде веревка типа канат. Ею пользовались еще наши деды и прадеды. Говорят, что после первого стакана с помощью каната они испытывали силу: кто кого перетянет. После второго – крутили канат вместо скакалки и прыгали: на одной ноге, на одной руке и будто бы даже на голове. Начиная же с третьего стакана, веревкой типа канат связывали завзятых буянов. На всякий случай, для профилактики. Правда, потом все равно развязывали, потому как начинали буянить сами и было бы нечестно лишать этого удовольствия других…
Сейчас мы привязали канат одним концом к ручке упрямой двери, а другой дали в руки хану Батыю в юбке. Она не успела сообразить, а мы не успели пояснить, что все это означает, как прадедовский канат, наверное, и сам любивший побуянить, задрожал от предвкушения еще не виданной им доселе забавы, натянулся и рванул что было сил. Как вы догадываетесь, что было сил в руках хана Батыя в юбке. Дверь широко распахнулась, точнее, слетела с петель, и…
В руки, которые собирались казнить «безрогих скотов», то есть истинных колдыбанцев, вдруг свалился, как с неба, предмет девичьих мечтаний. То есть врио Луки Самарыча. Словно снаряд из зенитки. Словно камень из пращи. Бах! И – прямым попаданием в Степаниду.
Степанида не сразу поняла, что это – не простой камень, а драгоценный. Поэтому она поймала предмет своих мечтаний и держала его без восторга, а лишь с недоумением.
– Ты чего тут летаешь, как муха или комар? – сердито спросила она. – Прихлопну ненароком, а отвечать придется как за настоящего.
Предмет соскользнул с ее рук на пол, и тут же пол «Утеса» задрожал под ударом багра.
– Мне стыдно за вас! – вскричал в нашу сторону предмет голосом партийного демона или же трагика из драмкружка колдыбанского трампарка. – Вся Самарская Лука, вся держава, весь мыслящий мир взирают на вас с верой и надеждой, а вы с позором покидаете поле битвы!
Да, так и сказанул. Даже мы, привыкшие к беспардонности этого пузатого монстра, ошалели. Это он упрекает нас! Он, который все время сидел и жалобно скулил в подсобке, как на горшке в ГУМе.
Ведь это из-за него, из-за того, что у него некстати оказалась жена, нам теперь идти на войну с амазонкой. Мы что ему – пушечное мясо?
Задергался левый глаз у одного генерала, он же солдат. Ему вторил другой. Подыграл третий. Выразил полную солидарность четвертый.
– За победу над дамой, – полились флагманские куплеты, – соратники Луки Самарыча готовы не только головы сложить.
– Но быть первым возлюбленным у девицы – особая честь.
– Эта честь по праву принадлежит первому среди равных, то есть Луке Самарычу.
– Вся держава с завистью смотрит на него.
Степанида, изумленно наблюдавшая всю эту сцену, кажется, наконец сообразила, что она как бы тоже является действующим лицом, ибо спор идет о том, кому быть ее соблазнителем. Точнее сказать – кому не быть. Но до такого ракурса женская, а тем паче девичья логика не дойдет никогда.
– Мужики, в чем проблема-то? – участливо забеспокоилась Степанида. – Может, кому в лапу для ускорения дела сунуть? Всегда пожалуйста. Сколько надо?
И она уже полезла было в вырез блузки. Видать, грузчик Федот не ошибся: там действительно был ларчик, а может, даже и сейф с драгоценностями.
– В «Утесе» предоплата не практикуется, – решительно остановили мы заказчицу. – И вообще, настройтесь на самое удивительное. Вам будет что порассказать внукам и правнукам.
И, ничтоже сумняшеся, мы взяли объект предстоящего высшего блаженства в окружение. Сначала участковый уполномоченный Самосудов ткнул зачем-то ему в нос свое милицейское удостоверение. Словно хотел подвергнуть аресту. На самом же деле арестовывать супергероя он не стал, а вместо этого снял с него верхнюю одежду. То есть плащ-палатку. Причем проделал это так молниеносно и ловко, будто был не страж порядка, а ночной тать-рецидивист. Впрочем, мент Самосудов, может быть, и брал тайно уроки у рецидивистов своего участка. На всякий случай. Например, если ему и его сотрудникам снова будут задерживать зарплату или выдавать ее не деньгами, а разрешением раздевать прохожих.
Короче, не успел супергерой и пикнуть, как остался без своей знаменитой хламиды. Тогда к нему подступил зав мужской помывкой Безмочалкин. В одну секунду наш вожак оказался без штанов и рубахи. Наверное, Колдыбанский Мойдодыр тоже упорно тренировался. По тайному сговору с соседним медвытрезвителем. Там вот уже несколько лет ремонтируется душ. И Безмочалкин вытрезвляет задержанных гуляк с помощью водных процедур у себя в помывочном отделении.
Короче, счастливый любовник остался в трусах и в майке. К делу приступил преподаватель-многопредметник Молекулов. Он руководил работами по возложению обнаженного супера на уникальное ложе «Утеса». То есть на прадедовский диван.
Создатель теории абсолютности и ее прикладной отрасли «Как ни кинь – все клин» тоже проявил выдающуюся изобретательность. Очевидно, учился у своих второгодников. У того же Антоши Добронравова, который ухитряется запрятать вундеркинда Семипядева так, что даже многоопытная колдыбанская служба спасения ищет его и на чердаке школы, и в подвалах, хотя вундеркинд всего-навсего лежит в ящике парты.
После ряда попыток уложить супергероя в привлекательном положении: калачиком, бубликом, рогаликом, щукой под шубой, цыпленком под майонезом – Молекулов велел совместить бренное туловище подопытного с контурами впадины, которую оставили на диване наши разбойные предки-атаманы. В этом положении Самарыч выглядел классическим волжским хахалем. Как ни кинь меня, красна девица, – все равно не кинешь, а будешь как миленькая носить передачи в СИЗО.
То что надо! Все вмиг расступились и передали эстафету луженой глотке суперлектора Профанова. По-профессорски откашлявшись и заглушая слабый писк раздетого субъекта, глотка загрохотала:
– Перед нами – уникальная композиция. В центре ее – загадочная фигура некоего колдыбанца. Обратим внимание сначала на трусы, в которые он облачен. Судя по фасону, впервые они надеты лет двадцать пять назад. Имеют необычайно линялую расцветку. Она явно свидетельствует о том, что в этих трусах было совершено длительное плавание. Как в пресных, так и в морских водах. Очевидно, по Волге – от Самарской Луки до Астрахани. И далее – по Черному морю, по Средиземному, до самых британских морей…
Так говорил Профанов, и мы удивлялись: чего к нему пристает шеф Сократов? Якобы на его лекциях все спят. Вон как встрепенулась Степанида Захаровна Голенищева! Вся в слух обратилась.
– Теперь взглянем внимательно на майку, – продолжала луженая глотка. – Отчего она вся в пятнах и разводах? Может быть, это следы французских вин и немецких ликеров, которые льются рекой на веселых пирушках? О нет, мы видим, что предмет нашего исследования печален и вот-вот разрыдается. Логично предположить, что он уже пролил реки горьких слез. Вот отчего столь ужасна его майка.
Профанов сделал паузу, и Голенищева нетерпеливо дернулась: говори, мол, говори.
– И наконец – живот невиданных размеров! – восхищенно объявила луженая глотка. – Никакими спецрационами, даже с применением генной биоинженерии, невозможно добиться подобных чудес откорма. Такой живот можно отрастить, только лежа на диване в течение очень долгого времени. Нет сомнений, что наш колдыбанец лежит, не вставая, на диване вот уже четверть века. Лежит и думает.
– О чем? О ком? Ответив на этот вопрос, мы разгадаем, что за колдыбанец перед нами, под каким именем он будет занесен в Книгу рекордов Гиннесса и вознесен на вершины славы потомками.
Профанов утомился и, наверное, все-таки заснул бы, но его встряхнула Степанида.
– А ну отойди! – приказала она, вплотную приблизилась к дивану и вопросила возлежавший на нем объект: – Лука Самарыч?
Тот был ни жив ни мертв и действительно готовился заплакать.
– Он самый! – поспешил подтвердить догадливость Степаниды мент Самосудов. – Идентификация точная.
– Абсолютное сходство, – свидетельствовал Молекулов. – Даже если перевернуть предмет вниз животом.
– Даже если помыть его в бане и сменить майку, – заверил Безмочалкин.
– Лука Самарыч! – подытожил Профанов, предлагая Голенищевой еще раз полюбоваться на товар. – В комплекте с диваном – скидка пятнадцать процентов. Плюс уценка за инвалидность. Дешевле некуда. Только для вас!
– Как пить дать! – рявкнул зал.
И без лишних слов истинные колдыбанцы со свойственной им крайней деликатностью повернулись спиной к влюбленной парочке. Лицом, соответственно, – к барной стойке. Влюбленным – полная свобода действий. Пусть делают что хотят и как хотят.
Ну а нам – зеленая улица к заповедным прадедовским стаканам. Кто сказал, что здесь и сейчас мы не выпьем? Еще как выпьем! С восторгом и ликованием. Без
