— Плохие дела, товарищ Дзержинский, — отвечал Лебедев, — в штабе Ярославского военного округа заговор. Руководят заговором начальник штаба округа бывший полковник генерального штаба Дробыш- Дробышевский, начальник управления артиллерии Смолич и бывший царский генерал-адъютант Янгалычев, последний «рюрикович», как он себя называет. В заговор втянуто много офицеров.
— Чем же эти ваши заговорщики занимаются? — раздался насмешливый голос Сталина. Он раскуривал трубку и исподлобья смотрел в упор на Лебедева.
— Пока формируют явно ненадежные полки, ставят во главе их белогвардейских офицеров, с тем чтобы по прибытии на фронт эти части переходили на сторону врага. Смолич саботирует снабжение Северного фронта вооружением и боеприпасами. Но главное — они готовят новый мятеж. Намерены захватить Ярославль и открыть дорогу на Москву иностранным интервентам.
— Доказательства? — спросил Дзержинский.
Лебедев достал из портфеля «Дело о заговоре в штабе Ярославского военного округа» и протянул Дзержинскому.
Некоторое время в вагоне царила тишина, прерываемая шелестом страниц да изредка вопросами и репликами Дзержинского и Сталина.
— А почему Ярославская ЧК до сих пор не расправилась с заговорщиками? — спросил Сталин.
— Арестовать руководящих работников штаба без согласия комиссара округа ЧК не может, а он отказывается санкционировать их арест, ссылаясь на указания Троцкого.
Феликс Эдмундович достал из кармана блокнот и написал:
«Поручается председателю Ярославской губчека М. И. Лебедеву в срочном порядке докончить расследованием дело штаба Ярославского военного округа и немедленно приступить к ликвидации такового.
Дал подписать Сталину и подписал сам.
Поезд ушел. Той же ночью заговорщики были арестованы и руководители заговора расстреляны. Опасность, нависшая над Северным фронтом, устранена…
Вернувшись в Москву, Дзержинский и Сталин отчитались о своей работе по расследованию причин поражения 3-й Красной армии под Пермью.
Трудная это была командировка. Создалась угроза прорыва белых к Котласу и соединения их с англо- американскими интервентами, наступавшими от Архангельска. Приходилось не только заниматься расследованием, но одновременно на ходу принимать экстренные меры по укреплению боеспособности армии и наведению порядка в тылу.
Владимир Ильич прислал телеграмму: «Глазов и по месту нахождения Сталину, Дзержинскому. Получил и прочел первую шифрованную депешу. Очень прошу вас обоих лично руководить исполнением намеченных мер на месте, ибо иначе нет гарантии успеха».
Комиссия ЦК и Совета Обороны вернулась в Москву только тогда, когда боеспособность 3-й армии была полностью восстановлена и она вместе с другими армиями Восточного фронта вновь перешла в наступление на Колчака.
Расследование, проведенное Дзержинским и Сталиным, вскрыло серьезные недостатки в управлении армиями из центра. Центральный Комитет одобрил меры, принятые ими на месте, и принял решение произвести проверку деятельности Всероссийского Главного штаба.
Пребывание на Восточном фронте убедило Дзержинского в необходимости слияния фронтовых и армейских чрезвычайных комиссий с органами военной контрразведки (Военконтроль). Такой опыт он уже провел в 3-й армии.
Возвратившись в Москву, Дзержинский немедленно занялся этим делом. По согласованию с Реввоенсоветом республики на базе Военного отдела ВЧК и Военного контроля были созданы единый орган борьбы с контрреволюцией и шпионажем в армии и флоте — Особый отдел ВЧК и особые отделы фронтов, армий, дивизий. 3 февраля 1919 года Феликс Эдмундович подписал проект постановления об особых отделах ВЧК, а 6 февраля это постановление было принято ВЦИК. В оперативном отношении особые отделы были подчинены ВЧК, а политическое руководство их деятельностью возложено на реввоенсоветы и политотделы фронтов и армий.
Первым начальником Особого отдела ВЧК был назначен член коллегии ВЧК Михаил Сергеевич Кедров, член Коммунистической партии с 1907 года, прекрасный конспиратор, к тому же проявивший себя как крупный военачальник на Северном фронте.
Стабилизация на фронтах и снижение активности контрреволюционных элементов внутри страны позволили Центральному Комитету приступить к упорядочению деятельности ВЧК и революционных трибуналов, точнее разграничить их функции.
4 февраля Центральный Комитет партии поручил комиссии под руководством Дзержинского разработать новое положение о чрезвычайных комиссиях и ревтрибуналах.
За всеми этими крупными делами Феликс Эдмундович давно забыл о встрече с Лебедевым на станции Всполье, как вдруг пришло письмо от Троцкого. Нарком-военмор и председатель Реввоенсовета республики требовал ареста М. И. Лебедева и предания его суду реввоентрибунала. Лебедеву предъявлялись обвинения в самоуправстве и дезорганизации работы штаба Ярославского военного округа.
Феликс Эдмундович поставил вопрос о поведении Лебедева на коллегии ВЧК. Для участия в заседании коллегии Троцкий прислал своего заместителя Склянского.
Лебедев доложил дело. Доказательства виновности Дробышевского, Смолича, Янгалычева и других участников заговора в Ярославле были неопровержимы. Промедли ЧК еще неделю, и мятеж вспыхнул бы неотвратимо.
— А как бы вы, как коммунист, поступили на месте Лебедева? — обратился Феликс Эдмундович к Склянскому.
Склянский только развел руками.
— Поезжайте обратно и спокойно делайте свое дело так же, как и до сих пор, — сказал Дзержинский Лебедеву.
А когда тот вышел, обернулся к своему помощнику Беленькому:
— Председатель Ярославской губчека ходит в рваных сапогах и старой шинели. Надо его одеть как полагается.
В Ярославль Михаил Иванович Лебедев вернулся в новых хромовых сапогах и кожаной куртке.
— Феликс Эдмундович! Эшелон подходит к Москве. Пора встречать, — доложил Беленький, улыбаясь в свои пышные усы.
— Сейчас, сейчас, — откликнулся Дзержинский, торопливо собирая и пряча в сейф бумаги, лежавшие на столе.
Через несколько минут автомобиль председателя ВЧК остановился у Александровского вокзала, и Дзержинский быстрым шагом направился к поезду, доставившему из Швейцарии в Москву группу русских военнопленных и политэмигрантов.
— Зося, Ясенька мой, вот мы и опять вместе, — говорил Феликс Эдмундович, обнимая жену и сына.
— Товарищ Беленький, проводите их в кабинет начальника ОРТЧК[7] , а я должен заняться прибывшими военнопленными и политэмигрантами.
Беленький взял багаж Дзержинских, и они пошли в транспортную ЧК, первую Чека, с которой пришлось столкнуться Софье Сигизмундовне. Свой «Мекано», игрушку-конструктор, Ясик нес сам. Он никому не пожелал доверить подарок отца.
Спустя некоторое время в кабинете появился и Дзержинский.
— Ну вот и все в порядке, — весело сказал Феликс Эдмундович. — Политэмигрантов разместили в Третьем Доме Советов, а военнопленные до отправки по домам поживут в Покровских казармах. А теперь домой!
