Дзержинский схватил самый большой чемодан, взял за руку Ясика и заспешил к машине. Рядом шел начальник ОРТЧК и тщетно пытался вырвать чемодан из его рук.
— Оставьте, я сам, — сердился Феликс Эдмундович.
— Не надо, товарищ, — сказала Софья Сигизмундовна, мягко касаясь руки чекиста, — он не отдаст.
Автомобиль промчался по Тверской и через Троицкие ворота въехал в Кремль.
— Вот, Зосенька, и наша квартира, — говорил Феликс Эдмундович, распахивая дверь в просторную комнату с двумя высокими окнами на втором этаже кавалерского корпуса.
В комнате было все необходимое для жизни: три кровати, стол, шкаф, стулья, даже маленький старинный диванчик с резной спинкой.
Феликс Эдмундович ушел на работу, обещав скоро приехать, а Софья Сигизмундовна стала разбирать багаж и осваиваться на новом месте. Дверь из комнаты Дзержинских вела прямо в столовую Совета Народных Комиссаров. Слышался звон посуды и голоса столующихся, в комнату проникал специфический «столовский» запах.
Феликс Эдмундович появился, по ее понятиям, страшно поздно, а по его — очень рано, не было и двенадцати ночи.
Софья Сигизмундовна ни одним словом не обмолвилась о беспокоившей ее столовой — не могла же она, в самом деле, после долгой разлуки омрачать встречу такими пустяками.
Ясик, намаявшись за дорогу, крепко спал. А Софья Сигизмундовна и Феликс Эдмундович проговорили почти до утра и все не могли наговориться.
— Об убийстве Розы Люксембург и Карла Либкнехта мы узнали в пути. Какая подлость! Всю дорогу я не могла прийти в себя.
— Ты знаешь, Зося, как я любил и уважал Розу, — после продолжительного молчания начал Феликс Эдмундович. — Мне пришлось пережить смерть многих товарищей, но ни одна из них не потрясла меня так сильно, как ее смерть.
Феликс умолк. Лунный свет, лившийся в высокие окна кавалерского корпуса, освещал резкие складки на его лице, плотно сжатый рот, суровый взгляд, устремленный ввысь, и страдальческий излом бровей.
Прошло несколько минут, и Феликс Эдмундович снова заговорил:
— Роза была организатором и идейным руководителем социал-демократии Польши и Литвы. Ей вместе с Либкнехтом принадлежит честь создания Коммунистической партии Германии. «Орлом» назвал ее Владимир Ильич. Я повесил портрет Розы у себя в служебном кабинете. Она всегда будет для меня примером преданности делу рабочего класса и интернационализма.
— Феликс, когда я думаю о Розе, то в голове не укладывается, как могло произойти, что ее убийцами стали социал-демократы?!
— Ты еще увидишь, Зосенька, как наши «социалисты» — меньшевики и эсеры помогают белым генералам вешать и расстреливать рабочих, — устало ответил Феликс Эдмундович.
Постепенно жизнь налаживалась. Дзержинскому дали в Кремле небольшую, но вполне приличную двухкомнатную квартиру. Ясик стал ходить в школу. Мальчик вырос в Швейцарии среди поляков- политэмигрантов, хорошо говорил по-польски, неплохо объяснялся на французском и немецком, но совершенно не знал русского языка. Ему помогал сын Якова Михайловича Свердлова — Андрей, или Адя, как его звали тогда в семье. А Софья Сигизмундовна с помощью жены Свердлова Клавдии Тимофеевны быстро освоилась с незнакомой и потому порой непонятной московской жизнью.
Только к одному она долго не могла привыкнуть: они с Ясиком мало видели Феликса Эдмундовича. Забежит на несколько минут — и обратно на работу, а то и вовсе не появляется по нескольку дней, только по телефону звонит, узнает, все ли здоровы, не нужно ли чего-нибудь. Умом понимала: время такое, Чека и ночью вынуждена работать, а вот привыкнуть никак не могла.
Легко понять радость Софьи Сигизмундовны, когда однажды в воскресенье Феликс Эдмундович пригласил ее вместе пойти в Большой театр.
Софья Сигизмундовна достала и привела в порядок свое единственное выходное платье, привезенное из Швейцарии, взялась было за одежду Феликса, но, как всегда, услышала: «Я сам».
Феликс Эдмундович надел шинель вместо халата и, подшучивая над своим видом, тщательно вычистил и отутюжил гимнастерку и брюки, навел глянец на сапоги…
В радостном, приподнятом настроении вошли они в ложу Большого театра. Феликс Эдмундович с любовью исподволь наблюдал за Зосей. Для нее, варшавской консерваторки, впервые попавшей в Большой театр, этот день был настоящим праздником. Он смотрел на ее счастливое лицо и мысленно давал слово почаще доставлять ей такое удовольствие.
К концу второго акта в ложу вошел Беленький. Стараясь не шуметь, он что-то прошептал на ухо Дзержинскому.
— Прости, Зося. Я должен ехать на работу.
Потускнел праздник. Исчезло радостное настроение.
Софье Сигизмундовне стало скучно в театре.
Трудно быть женой профессионального революционера-подпольщика. Оказывается, быть женой чекиста не легче.
На рассмотрение Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Дзержинский от имени коммунистической фракции внес проект постановления о реорганизации чрезвычайных комиссий и революционных трибуналов.
Коротко, но ярко рассказал он о деятельности ВЧК за истекшие пятнадцать месяцев. Он говорил о скоплениях в городах старого офицерства, которое поставляло кадры для многочисленных заговоров, хотя часть его и переходит на сторону Советской власти.
— Для того, чтобы прекратить всякие заговоры, и для того, чтобы разбить эту сплоченную офицерскую массу, нам пришлось действительно быть беспощадными. Красный террор был не чем иным, как выражением воли беднейшего крестьянства и пролетариата уничтожить всякие попытки восстания и победить. И эта воля была проявлена!
Аплодисменты прервали Дзержинского. Когда в зале стихло, он продолжал:
— Теперь этой массы, сплоченной контрреволюционной, нет. Мы знаем, что почти во всех наших учреждениях имеются наши враги, но мы не можем разбить наши учреждения, мы должны найти нити и поймать их. И в этом смысле метод борьбы должен быть сейчас совершенно иной. Теперь, когда нам нужно выискивать отдельные личности, то их нужно судить, ибо внутри страны уже нет тех контрреволюционных сил, с которыми бы, как с массовым, повторяю, сплочением, нам приходилось бы бороться.
Первый пункт проекта гласил: «Право вынесения приговоров по всем делам, возникающим в чрезвычайных комиссиях, передается реорганизованным трибуналам…» Далее следовали пункты, определяющие состав трибуналов, сроки и порядок ведения следствия, вынесения и обжалования приговоров.
Как грозное предостережение белогвардейским заговорщикам прозвучали слова Дзержинского.
— Но вместе с тем мы не должны убаюкивать себя, мы должны своим врагам сказать, что, если они посмеют выступить с оружием в руках, тогда все те полномочия, которые имела раньше Чрезвычайная комиссия, она будет иметь и дальше!
Проект был принят. В постановлении ВЦИК было предусмотрено предоставление ВЧК «права непосредственной расправы» при наличии вооруженных выступлений, а также в местностях, объявленных на военном положении, «за преступления, указанные в самом постановлении о введении военного положения».
Феликс Эдмундович просил ВЦИК разрешить ВЧК в административном порядке заключать в концентрационные лагеря «господ, проживающих без занятий, тех, кто не может работать без известного принуждения».
И эта просьба была удовлетворена.
Это было 17 февраля 1919 года…
