Глава 4. Генка — строитель
После побелки комнаты ребята почувствовали себя полноправными строителями.
Глеб Костюченко, часто наблюдавший за ребятами, как-то сказал:
— Вижу, флотцы, нос вы задрали выше адмиралтейской иглы!
Неожиданно выяснилось, что в угловом классе печка дымит и ее надо перекладывать.
Колька упрашивал Марию Ивановну, чтобы им разрешили исправить ее. Мария Ивановна посоветовала подождать Дмитрия Ермолаича, который перекладывал печи в других классах.
Ребята расстроились: долго ждать.
Марии Ивановне житья не стало от Наташи и Кольки. За едой ли, перед сном, они упорно осаждали ее.
Она прекрасно понимала ребят и в душе одобряла их настойчивость.
По ее просьбе Дмитрий Ермолаич отправился в класс, чтобы узнать, какой требуется ремонт. Пришел он с плотничьим ящиком, с которым никогда не расставался. Ребята бурно спорили. Генка и Каланча утверждали, что Колька и Наташа слабо действуют, плохо добиваются от Марии Ивановны разрешения. Те отбивались.
…При виде Дмитрия Ермолаича Колька вспомнил, как он его принял за глухонемого и многозначительно переглянулся с Наташей. Старик сделал вид. Что он не заметил этого, громко кашлянул и приступил к осмотру печи.
Он видел, что ребята с нетерпением ждут его заключения. Тщательно, как врач больного, обследовал он печь.
Вывод был нерадостный.
— Как говорится, — осторожно начал он, — дела-делишки невеселые. Послужила она неплохо. А теперь, выходит, всю ее разрушить требуется и заново сложить.
Дети приуныли.
— Ну, ну, сорванцы, пяток дней потерпите, помогу. Как говорится, раньше никак нельзя…
Он подхватил свой ящик и ушел.
Опечаленные ребята рассуждали о том, что во всех комнатах ремонт проходит успешно, а у них затягивается.
Генке, мечтавшему о славе, показалось, что наступила долгожданная минута, когда он сможет проявить себя. Это тем более легко сделать, что не было Каланчи (тот всегда относился к нему насмешливо). Скромно потупив взор, Генка с достоинством промолвил:
— Я сложу печь!
Слова его произвели большое впечатление. Наташа попыталась что-то сказать, но поперхнулась. Колька же, не веря своим ушам, спросил:
— Ты?
Генка уселся на ящик и загадочно улыбнулся.
Но Наташа уже пришла в себя:
— Послушай, Минор, — схватила она его за рукав, — ты не врешь?
— Какой же из тебя печник? — недоверчиво спросил Колька.
— Да он врет, — убежденно заявила Наташа. — Ей-богу, врет.
— Я вру? — Генка встал с ящика. Выражение его лица — снисходительное, больше того, несколько презрительное — совсем сбило с толку Кольку и Наташу. — Я вру? Эх вы, музыканты…
— Клянись, — громко потребовала Наташа.
— Лопни мои глаза, если я хоть капельку наврал, слышишь, Колька, — он принципиально не замечал Наташу.
Колька захотел проверить Минора.
— Генка, а с чего мы начнем?
— Отвечай? Ну-ка? — потребовала Наташа.
Все решалось настолько просто, что Генка невольно струхнул. Он понял: ребята поверили ему. «А не сказать ли честно, пока не поздно: какой из меня печник? Но нет, это значит — опозориться. Только вперед, авось все будет хорошо».
— Чего особенного, — небрежно сказал он, — разберем все, кирпич за кирпичом и уложим его аккуратненько.
— Аккуратненько? Тогда давай завтра, — предложил Колька.
— Можно! — милостиво согласился Генка. Он решил утром сбегать к знакомому печнику и посоветоваться с ним.
Все складывалось так, как желал Генка. И все же чувствовал он себя неважно. Ночь прошла для него беспокойно. Снились какие-то страшные сны. То будто они сложили печь высотой с городскую водокачку, и, когда затопили ее, из поддувала хлынула вода. То печь получилась кособокая, и кирпичи, пританцовывая, напевали: «Коль не можешь, не берись, не берись!»
Рано утром он побежал к знакомому печнику, но, к великому ужасу Генки, того не оказалось дома. Генка пришел в отчаяние. Он поплелся к школе, пытаясь придумать какой-нибудь выход.
Кроме Кольки и Наташи, класть печку пришел Борис. Все они обрадовались, увидев Генку. Он стремился оттянуть начало работы, надеясь как-нибудь выйти из затруднительного положения. Но выхода не было — пришлось взяться за дело. Печь быстро разобрали, а к полудню выявилась полная беспомощность Генки: он не знал, как приготовить раствор. Выкладывая внутреннюю стенку, он без толку разбил много кирпичей, а в городе их нельзя было достать.
Только теперь ребята поняли, как их подвел Генка. Измазанные, усталые, они тяжело переживали неудачу.
— Несчастный Минор, — чуть не плача, говорила Наташа, — что ты натворил?
Борька укоризненно говорил:
— Какой же ты, хлопче, хвастунишка!
Колька ходил по комнате мрачнее тучи. «Вот Минор, вот подвел, — думал он. — Сколько кирпичей испортил!»
— Коля, — проговорил жалкий и подавленный Генка, — я тебя прошу — стукни меня разок, ну, избей. Мне будет легче, ну что тебе стоит, стукни.
— Отойди, Минор, — огрызнулся Колька, — а то и в самом деле стукну.
Забежал Каланча. Он возвращался с выгрузки дров, попутно в саду набрал яблок. С первого взгляда он понял все. Поторопились, не подождали его. А ведь он мог исправить печь. Кем только Васе не приходилось быть в годы бродяжничества.
По виду Генки Каланча догадался, кто виноват. Ссутулившись, гневно сверля Минора глазами, он свирепо двинулся на неудачливого строителя, зажал его в угол и ударил по щеке.
Колька стал между ними.
— Оставь его, Каланча, мы все виноваты.
Каланча угрюмо отошел к окну.
Все было до скуки знакомым. Около конюшни прыгали вертлявые воробьи, плотники поднимали веревками доски на верхний этаж.
— Плакала наша печь без кирпичей, — мрачно проговорил Каланча, как бы подводя итог невеселым размышлениям друзей.
— Что теперь делать? — спросила Наташа. — Что мы скажем маме, Коля?
В тяжелую минуту Наташа по привычке искала у него помощи.
Все с надеждой смотрели на Кольку.
Было душно. Речной ветерок почти не приносил прохлады. Колька расстегнул ворот косоворотки и
