чётко представляя себе всё происходящее, и совсем другое дело – бить вслепую, нащупывая замаскированные нефтехранилища и склады боеприпасов, укрытые в складках местности. Кроме того, к Оаху, к границе поля, уже приближались корабли флота вторжения, а «миязаки» не имели системы распознавания «свой-чужой». И самураи решили не рисковать: уровень владения «оружием богов» даже у лучших операторов-мангустов был ещё далёк от совершенства.
Японские крейсера подходили к Пёрл-Харбору в зловещем молчании, и в тягостном ожидании замирали сердца артиллеристов и морских пехотинцев, следивших за вражеской армадой: неужели джапсы так и не сделают ни единого выстрела? Этого не произошло: когда флот вторжения был в нескольких милях от Оаху, небо и океан вздрогнули от рёва десятков крупнокалиберных орудий.
Японцы применили тактику, проверенную у Филиппин и отработанную. «Фугаки», кружившие над Пёрл-Харбором, сняли поле и перенацелились на другие острова архипелага, занавесив их маревом. Оаху взяли под лучевую опеку линкоры и тяжёлые крейсера японцев, охватившие широкой полудугой побережье острова от мыса Барберс до мыса Даймонд Хэд – каждый из кораблей имел свой сектор воздействия, который перекрывался его бортовыми излучателями. Берег испятнали дымные султаны разрывов – выключив «миязаки», японцы развили максимальную скорострельность, торопясь выпустить как можно больше снарядов, пока противник не опомнился.
Берег ответил – янки опомнились быстро, и быстро пристрелялись. Высокие всплески окружили «Мусаси», а затем четырнадцатидюймовый снаряд ударил в крышу его носовой башни главного калибра и… с воющим гулом рикошетировал и упал в море, подняв фонтан сверкающих брызг. По команде адмирала Куриты мангусты вновь активировали поле.
Началась игра в «кошки-мышки» – игра, в которой все преимущества были на стороне атакующих. Японцы произвольно варьировали периодичность появления «окон» в поле и продолжительность их открытия; они знали наверняка, на каком участке побережья надо будет сосредоточить огонь башенных орудий через ближайшие пятнадцать-двадцать секунд. Американцам же приходилось подстраиваться и ловить момент – неудивительно, что стрельба их орудий была на порядок менее эффективной. И тогда с аэродромов Оаху, щедро изрытых воронками, взлетели уцелевшие самолёты, а из узкой горловины входа в гавань выскочила дюжина американских эсминцев.
Воздушная атака была безуспешной (на успех никто и не рассчитывал – самолёты должны были отвлечь и рассеять внимание противника, заставляя операторов излучателей заботиться и о ПВО флота вторжения), но у эскадренных миноносцев, несмотря на то, что они разворачивались для атаки под перекрёстным огнём, были кое-какие шансы. Эсминцы US Navy получили на вооружение электроторпеды, скопированные с трофейных немецких, – электромоторы не должны были сдохнуть в стандартном поле, рассчитанном на подавление двигателей парогазовых торпед. Правда, оставался ещё вопрос, сработают ли боеголовки, но это можно было проверить только в бою. Предполагалось, что торпеды всё-таки взорвутся – японцы непременно встретят атаку эсминцев огнём, следовательно, артиллерийских порох и тринитротолуол будут детонировать как положено. А не сработают торпеды – что ж, тогда остаётся старый добрый таранный удар, который не отменил и двадцатый век со всеми его техническими наворотами. Эсминцы шли на таран, как в античные времена, подгоняемые не стонущими от натуги гребцами, а табунами условных коней, бьющих сотнями тысяч копыт в лопатки бешено вращавшихся турбин. «Гайкокудзины хотят красиво умереть, – проговорил адмирал Курита, глядя на атакующие эсминцы. – Пусть будет так: храбрым воинам нельзя отказывать в подобной чести».
Японцы встретили атаку ураганным огнём. И всё-таки, зафиксировав пуски торпед, они снова включили гасящее поле: японские адмиралы не хотели рисковать. Электроторпеды прошли мёртвую зону, однако три стальные рыбины, нашедшие борта японских кораблей, не взорвались – «миязаки» осечек не давали. «Стронг», «Эванс» и «Боул» были потоплены ещё на подходе, ещё три эсминца отвернули, получив повреждения, но остальные дорвались до боевых порядков флота вторжения. «Дрекслер», проскочив между крейсерами «Судзуя» и «Кумано», врезался в борт японского танкодесантного корабля, проломив сталь и вспоров обшивку. Японец накренился, черпая воду, но и победителю пришлось несладко. Эсминцы двадцатого века – не греческие триеры и не римские триремы, специально предназначенные для таранного боя; носовая часть «Дрекслера» была непоправимо изуродована, он потерял ход и начал зарываться носом. А затем из дымовой завесы выдвинулся форштевень тяжёлого крейсера «Тикума» и разрубил хрупкий корпус эсминца.
Японцы приняли таранный бой, в котором их более крупные тяжёлые корабли имели явное преимущество – линейный корабль «Хьюга» при столкновении на сходящихся курсах переломил своей бронированной носовой оконечностью эсминец «Шеннон» как спичку. Эсминец «Битти» сцепился бортами с лёгким крейсером «Сакава», и начался абордажный бой в лучших традициях флибустьеров, с распарыванием животов ножами и проламыванием черепов тяжёлыми подручными предметами вроде брусьев и железных ломов. Однако этот бой продолжался недолго: опасаясь, что американцы захватят излучатель «Сакавы», японцы сняли поле и смели с палуб обоих кораблей орущую, стонущую и лязгающую железом толпу длинными очередями строенных зенитных автоматов, не разбираясь, где свой, где чужой.
…Раздвигая носами плавающие обломки и не обращая вниманиям на цеплявшихся за них людей, десантные суда флота вторжения двинулись к судорожно огрызавшемуся берегу. А навстречу им потекли косматые облака ядовитых газов, выброшенных пневматическими газомётами, наскоро сконструированными в торпедных мастерских Пёрл-Харбора на основе стрельбовых механизмов торпедных аппаратов.
Газовая атака не стала для японцев неожиданностью – со времени налёта «троянских коней» янки на Токио не прошло и месяца. Угловатые коробки десантных барж продолжали двигаться к берегу в клубах ядовитого тумана, только люди в их стальных утробах утратили человеческий облик. Лица имперских солдат скрылись за хоботясто-пучеглазыми личинами противогазов – казалось, на Оаху наступает орда злобных пришельцев из неведомых миров, порождённых больной фантазией очередного сочинителя, жаждущего развлечь скучающую и пресыщенную публику. Потери десанта от химического оружия были ничтожными: куда больше людей – сотни и тысячи – погибло на улицах Гонолулу, куда переменившийся ветер погнал газовое облако. Мирное население оказалось беззащитным – как всегда.
Железные чудища в полном молчании – всё побережье было перекрыто полем узкого диапазона частот, блокирующим огнестрельное оружие, но не мешавшим работе двигателей внутреннего сгорания, – достигли мелководья. С грохотом откинулись аппарели, и по ним на берег с рычанием поползли японские лёгкие танки, расплёскивая воду и разбрасывая песок. Их пушки и пулемёты бездействовали, но в ближнем бою штык и даже арбалетная стрела – слабое оружие против подвижной брони. А за танками с криком «Банзай!» густыми цепями бросились в атаку воины микадо.
Самураи недооценили противника. Кто-то надоумил морских пехотинцев US Army вооружиться американским аналогом знаменитого «коктейля Молотова» в ассортименте, и из полуразрушенных окопов, из-за камней и из-за кустов в японские танки полетели бутылки с зажигательной смесью, исправно вспыхивавшей и жарко горевшей. «Ха-Го» и «Чи-Ха»[81] горели чадно и смрадно, истекая удушливым чёрным дымом; морпехи пошли в контратаку, и на золотистом песке Эва Бич закипела по-звериному жестокая схватка: падая под ударами японских штыков, янки остервенело резали самураев ножами, перерубая шейные позвонки.
Весь берег превратился в полосу кровавой липкой грязи, отвратно чавкавшей под ногами сражавшихся. Десантников оттесняли к воде; в район высадки спешно выдвигались, лязгая гусеницами, американские «стюарты» и «шерманы», и тогда в ответ на отчаянные радиопризывы о помощи, подаваемые частями первого эшелона, японцы сняли завесу поля, и на берег снова обрушился смерч артиллерийского огня. Восьми– и четырнадцатидюймовые снаряды разрушали окопы, разносили блиндажи и размётывали в клочья человеческие тела; под градом снарядов 127-мм скорострелок американские танки вспыхивали один за другим – их расстреливали прямой наводкой, – а с десантных судов ударили пулемёты, прокладывая кровавые просеки в рядах морских пехотинцев, распалённых боём, опьяневших от пролитой крови и начисто позабывших о какой-то там цивилизованности.
