1945 атака Пёрл-Харбора в 1941 казалось детской шалостью. А среди моряков US Navy, вырвавшихся из объятий «огненной смерти», родилось жутковатая шутка: «Акулы Тихого океана перестали есть сырое мясо: теперь они предпочитают мясо жареное».
…Маятник войны, с чугунной неотвратимостью двигавшийся от Гавайев к берегам Японии, сокрушая коралловые черепа тихоокеанских атоллов, зацепился за Филиппины и пошёл в обратную сторону. Война, до сих пор шедшая по неким «правилам», установленным за века и тысячелетия кровавой истории человеческой, изменила лик свой: «оружие богов», подаренное империи Ямато свирепым гением Тамеичи Миязака, перечеркнуло все прежние представления о войне как таковой, о способах её ведения, о стратегии и тактике, и понятие «поле боя» обрело новый смысл. И ни японские генералы, ни операторы-мангусты, ни даже сам создатель супероружия ещё не понимали в полной мере, на что оно способно. «На всё» – это короткое словосочетание не имело границ, и это, если вдуматься, было самым страшным.
Огненная буря над атоллом Улити, уничтожившая почти весь Тихоокеанский флот США, лишила американцев не только основной боевой силы, но и подорвало их способность и готовность сопротивляться – ту самую, которая, будучи помноженной на промышленную мощь, позволила Америке превратить её поражения сорок второго года в победы года сорок четвёртого. Что можно противопоставить врагу, уничтожающему на расстоянии соединения боевых кораблей и эскадрильи боевых самолётов и остающемуся при этом недосягаемым и неуязвимым? Кошмарный сон, где человек не может ни убежать, ни отбиться от чудовища, тянущегося к его горлу, стал явью.
Бесполезными сделались самые передовые технические идеи, воплощённые в грузных корпусах линкоров и авианосцев, в стремительных телах истребителей и бомбардировщиков, в торпедах, бомбах и тяжёлых снарядах, в звенящей ярости авиационных моторов и в рокоте мощных турбин, в чутких антеннах радаров и в обтекателях гидролокаторов, в орудийных стволах и даже в патронах магазинных винтовок. Материальный мир, веками познаваемый пытливым умом человеческим, перевернулся: привычные законы физики, подтверждённые опытом и шеренгами формул, выстроившихся на страницах научных трактатов, рассыпались пылью под натиском чего-то неосязаемого и малопонятного, но действенного, как удар меча.
Английская эскадра отошла к Цейлону и дальше, к берегам Африки; американские вооружённые силы на Тихом океане торопливо отступали, и отступление это походило на паническое бегство: все привычные и хорошо знакомые средства ведения войны оказались бессильными перед материализованной разрушительной волей, извергаемой излучателями Тамеичи Миязака. В обиход входило ненаучное, но понятное и ужасающее словосочетание «боевая магия» – как ещё объяснить то, что проделывали самураи своими «миязаками»? Да, учёные уже могли – в общих чертах – понять, с чем они столкнулись, но от этого было не легче: защиты от японского «оружия богов» не существовало.
Американские субмарины, продолжавшие охоту на японские транспорты, ещё какое-то время держались, но дошла очередь и до них. «Миязаки» оказались не только оружием, но и действенным средством обнаружения: обычные локаторы по сравнению с ними были не более чем факелом по сравнению с лучом прожектора. За одну лишь неделю августа погибло одиннадцать американских субмарин – «плотность потерь», скрупулёзно подсчитанная в штабе Тихоокеанского флота, в сорок раз превысила среднестатистическую: за четыре года войны на Тихом океане погибли пятьдесят две американские подводные лодки (ноль целых три десятых лодки в неделю). А что происходило с лодками (по крайней мере, с некоторыми из них), обнаруженными «миязаками» японских лёгких крейсеров, сопровождавших конвои, стало ясно из донесения капитана 3-го ранга Мортона, командира подводной лодки «Тенч», которой повезло – она уцелела.
«На глубине шестидесяти ярдов мы потеряли управление, – сообщил Мортон. – Вся электрика взбесилась: отказали электромоторы, скисло управление гидравликой, перестали перекладываться горизонтальные рули. Субмарина начала проваливаться, не помогло даже экстренное – вручную – продувание балластных цистерн. К счастью, глубины в этом районе были небольшими: на глубине ста семидесяти ярдов мы легли на грунт и лежали там тихо, как покойники, пока не затих шум винтов японских кораблей. Прошло десять часов; в отсеках стало трудно дышать, аварийное освещение еле теплилось. И тогда мы попробовали включить электродвигатели и всплыть, и это нам удалось: японцы со своими «заклинанием дьявола» ушли, сочтя, что с нами покончено. Вероятно, другим нашим лодкам, попавшим под удар «миязак», повезло меньше: потеряв управление, они провалились ниже предельной глубины погружения, после чего давление воды взломало их прочные корпуса надёжнее глубинных бомб».
Спасением для американцев (или хотя бы отсрочкой исполнения приговора) стали огромные просторы Тихого океана и относительная малочисленность японского военного и транспортного флота – четыре года жестоких боёв ослабили боевую мощь империи Ямато, а японская промышленность не могла восполнить потери в считанные месяцы. Не могла она и насытить в сжатые сроки армию и флот десятками тысяч боевых излучателей всех калибров, а главное – новое оружие требовало немалого мастерства и особой подготовки операторов: диапазон воздействия «миязак» непрерывно расширялся, но асов, умеющих работать во всём доступном спектре частот, можно было посчитать по пальцам. Выражение «талант воина» тоже обрело новый смысл – ведь даже обычным снайпером может стать далеко не каждый.
Тем не менее, маятник «войны без правил» приближался к Гавайским островам с неотвратимостью секиры палача – похоже, его не могли остановить ни боевые газы, ни даже атомные бомбы.
То, что Гавайям не избежать японского удара, американскому командованию было ясно: не захватив Гавайи, самураи не могли продвигаться дальше на восток. Американцы не надеялись удержать острова – «миязаки», судя по всему, проломят любую оборону, – но надо было выиграть время: не может такого быть, чтобы на японские излучатели не нашлась управа, учёные непременно что-нибудь придумают. Стараясь не поддаваться панике (а это было очень непросто), генералы US Army пытались прикинуть, каким будет бой, когда всё и вся простреляно «миязаками», когда отказывают винтовки, не взрываются снаряды и не работают моторы – военные оставались военными. «Если на тебя идёт дьявол, – говорил Макартур, – прикинь, чем ты можешь вспороть ему брюхо. В конечном счёте, исход любого сражения решают солдаты в рукопашной: мы будем резаться с джапами штыками, будь я проклят!». Морские пехотинцы запасались газовыми гранатами, начинёнными дифосгеном, а в мастерских Пёрл-Харбора изготовляли из стальных полос арбалеты и короткие арбалетные стрелы. Американцы сдаваться не собирались: на предложение начать мирные переговоры, сделанное правительством Трумэна после бойни на атолле Улити, японцы ответили в том же духе, как ответили им янки в сорок втором, после сражения у Мидуэя: «Мы подпишем мир на борту нашего флагманского корабля, стоящего в Нью-Йоркской бухте». И гарнизон Оаху принял неравный бой, почти не надеясь на победу – надеяться на неё было трудно.
Сражение за Гавайи развёртывалось так, как и ожидалось: в небе повисли «фугаки», а к островам подошли линкоры и крейсера флота империи Ямато. Японское командование тщательно готовило захват островов и не допустило «мозаики»: операция с массированным применением «миязак» была сложной и многоэтапной, уровень умения сотен операторов, принимавших в ней участие, – разным, и если бы мангусты стали действовать кто во что горазд, как средневековые воины в беспорядочной свалке, где всё решает индивидуальная подготовка бойцов, сражение стало бы беспорядочным и неуправляемым. Образно говоря, генерал Ямасита и адмирал Курита
«Фугаки» накрыли острова конусом поля, в котором глохли двигатели и не работало огнестрельное оружие. Береговые батареи Оаху не встретили огнём приближавшийся флот вторжения, и самолёты не поднялись с взлётных полос аэродромов. Впрочем, самолётов этих было немного, всего около сотни: американцы отправили на материк большую часть боевых машин, не без основания полагая, что толку от них всё равно не будет. И половина самолётов стояла с пустыми топливными баками – Макартур опасался «огненной волны». Однако её не последовало: одно дело атаковать ясно различимый надводный корабль,
