Зубами черными скрипя,И в том, как ложка, разливая,Над паром въедливым дрожитИ падает и, остывая,Как труп на скатерти лежит —Так возникает, — непохожей,Себя сама не узнает,Но здесь уже, в костях, под кожей,И, кажется, еще поет —Тем голосом, тем страшным звуком,Подслушанным среди волков,И только сердце ржавым стукомСчитает время у висков —Не отпущу и не забуду,Не разлюблю, — за каждый год,За каждый камень, здесь и всюду,В пустыне всех земных широт.
* * *
Среди вокзальных наставленийИграя шляпой иль ключом,Случайно, без приготовленийКоснуться призрака плечом —И в первый миг не замечаяНи холодка, ни ветерка,Но спутникам не отвечая,Кого-то потеснив слегка,Вдруг вырваться нетерпеливоИз рук, терзающих еще,И гладить, гладить молчаливоВ толпе занывшее плечо —Ни судороги, ни ожога,Но долго повторять потом —О, ради Бога, ради Бога, —Внезапно пересохшим ртом —И спотыкаясь о ступени,Роняя вещи на ходу,Взывать вослед скользящей тени —— Уже иду, уже иду! —А там, сквозь вечность проплываютГолубоватые черты,В вечернем дыме тают, тают —Уже не ты, уже не ты —
1956
* * *
Подходит смерть, и странно мне прощаньеС самим собой на чуждом языке, —Как будто чувств подложных завещанье,Забытое на пыльном чердаке.Так странно мне признаться, что без целиБлуждал я столько беспокойных лет,Что суждено мне умереть в постели,Что выпьет с горя добрый мой сосед,Что на пять лет по третьему разряду