его собакой и другим псом. Тот пес казался больше похожим на волка, судя по его внешности, и автор описывает его как «помесь койота, овчарки и сеттера». Каждый раз, когда эрдельтерьер проходил мимо территории этой «оригинальной» собаки, между ними вспыхивала борьба. Стейнбек пишет: «Каждую неделю мой пес боролся с этим ужасным существом, и каждую неделю он был унижен».
Эта война продолжалась несколько месяцев. Но однажды эрдельтерьер поймал удачу за хвост. Он застал жесткую волкоподобную полукровку врасплох и выиграл бой. Стейнбек был опечален тем, что случилось потом. Избитая собака «повесила голову в углу проигравшего». В типичной пассивной и покорной манере пес катался на спине и выставлял свой уязвимый живот. В этот момент, как пишет Стейнбек, эрдельтерьер «оставил всю галантность». Автора обеспокоило, что эрдельтерьер не был удовлетворен победой. Пока проигравшая собака лежала на спине и в подобной волку манере сигнализировала о сдаче, чтобы закончить схватку, пес Стейнбека внезапно вернулся и стал жестоко рвать половые органы побежденного. Сцена была ужасной. К тому времени, когда эрдельтерьера оттащили от жертвы, та навсегда потеряла «мужское достоинство». Стейнбек заканчивает свою историю словами: «И собаки могут быть бесчестны, как некоторые из нас».
Стейнбек, возможно, прав, предполагая, что его эрдельтерьер был просто злобным или сумасшедшим и преднамеренно хотел причинить боль своему прежнему мучителю, несмотря на его очевидную покорность. Однако здесь возможно и другое объяснение: будучи представителем породы, достаточно далекой от волка, он просто не понял социальное значение жеста другой собаки. Для собаки, говорящей по-волчьи, этот сигнал сдачи позиций означал понижение в статусе. Социально этот сигнал важен и представляет критическое сообщение. Собаке, которая волчий диалект знает хуже, подобные социальные сигналы читать не так легко, она может интерпретировать их лишь как сиюминутные, не говорящие об окончательной победе, которая нужна была эрдельтерьеру, чтобы чувствовать себя в безопасности. Отказ признать сигнал и непонимание его значения объясняет, почему эрдельтерьер не закончил бой, когда получил от другой собаки сообщение о сдаче. Если так, то эрдельтерьер продемонстрировал лишь языковую безграмотность, а не злое намерение, которое вызвало нарушение собачей традиции и кодекса чести.
Конечно, не все собаки ответят на коммуникацию так же адекватно и точно, как люди отвечают на соответствующее сообщение разговорного языка. В зависимости от породы и диалектов существуют варианты ответной реакции собак. Это пришло мне в голову, когда я однажды на курсах дрессировки попал в чрезвычайно напряженную ситуацию. На первое занятие в новой группе женщина привела самую огромную немецкую овчарку из всех, что я когда-либо видел. Собаку называли Шредером (Шинковкой) — это имя, казалось, соответствовало его характеру, так как он подавал полный набор агрессивных сигналов угрозы всем другим собакам, подходившим слишком близко. Кроме того, на любого человека, который пытался приблизиться, он реагировал точно так же. Новые ученики отходили и выстраивались у дальней стены, а хозяева пытались защитить своих собак. Преподаватель Ральф понял, что у него возникли трудности, и спросил:
— Он всегда такое вытворяет?
Женщина ответила дрожащим голосом:
— Только когда волнуется.
— Хорошо, тогда я скажу ему на собачьем языке, что ему не угрожают.
Поскольку Ральф потянулся к карману, чтобы взять несколько кусочков лакомства, я подумал, что догадался, как он разрешит эту ситуацию. Затем, к моему великому изумлению, он сел на корточки и раздвинул ноги, повернувшись к Шредеру.
Ральф объяснил:
— Это человеческий эквивалент покорного положения собаки. Что касается Шредера, я показываю ему низ живота и гениталии, что означает, что я ему не угрожаю. Ни одна собака никогда не нападет на другую собаку в таком положении.
У меня перехватило дыхание, когда Шредер приблизился к широко раздвинутым ногам Ральфа, при этом все еще рыча. Преподаватель положил свою руку между ногами (отчасти в целях защиты, как мне показалось) и открыл ладонь, чтобы показать лакомство. Шредер осторожно продолжал подходить, а затем медленно взял лакомство. Он обнюхал промежность Ральфа, затем повернулся боком к человеку, которого принял в члены стаи. Когда Шредер наконец вернулся и сел, глядя на Ральфа, тот осторожно встал и сказал:
— Хорошо, теперь займите место вон там, и я буду общаться с ним отдельно.
Я спросил:
— Не было ли это несколько безрассудно?
— Нет, это совершенно безопасно, если вы знаете язык собак.
Я тогда вспомнил эрдельтерьера Джона Стейнбека. Когда с ним говорили на собачьем языке, он отреагировал совсем не так, как от него ожидали. Может быть, он не знал именно этого конкретного сигнала на собачьем диалекте? А возможно, он знал собачий язык и просто захотел проигнорировать сообщение? Знание кода общения не гарантирует, что собака пожелает слушать наши рассуждения и реагировать на них. Это зависит от породы, характера собаки и ситуации. На сей раз Ральф с его маневром избежал неприятностей: собака прочла его сигнал и ответила надлежащим образом. Немецкая овчарка имеет больше сходства с волком и не показывает явной неотении, поэтому смогла понять этот коммуникативный сигнал. Однако в другой раз, если бы Ральф решил опробовать этот прием на собаке, которая меньше говорит на волчьем и знает меньше доминирующих и покорных сигналов, ему бы не очень повезло. Я содрогаюсь при мысли о последствиях.
19
Это язык?
Раньше я говорил вам, что буду пользоваться словами «язык» и «коммуникация» как синонимами, не принимая в расчет до определенного момента научные дебаты о разнице между этими понятиями. Теперь, когда мы знаем больше о собачьем языке, мы можем вернуться к этому вопросу. К данной проблеме даже необходимо обратиться, потому что в науке она вызывает споры, а я по профессии ученый. Так что позволим себе рассмотреть, имеют ли собаки настоящий язык, как мы, люди, понимаем это слово, или их коммуникация является только собранием жестов и сигналов.
В большинстве наук термин «язык» определяет способ коммуникации, включающий произнесение звуков, знаки, символы или жестикуляцию с целью передать, например, сообщение или пояснить смысл чего-то. Однако в рамках более точного определения этого явления присутствуют еще и другие определенные требования. Раньше список этих требований был длинным и составленным таким специфическим образом, что на его основании можно было сделать вывод, будто иметь язык могут только люди. Сегодня этот список намного короче, возможно, потому, что мы лишь недавно научились по- настоящему наблюдать за миром природы и перестали считать себя исключительными, особыми созданиями, вершиной творения эволюции. Современные психологи и лингвисты наверняка договорились бы о четырех или пяти основных требованиях, чтобы определить, что такое язык.
Первая самая важная особенность языка — содержательность (иногда это называют семантикой). Очевидно, что единственная цель, которой служит язык, состоит в том, чтобы сообщить нечто существенное другим. Слова должны обозначать вещи, идеи, действия или чувства. В то время как отдельные слова, каждое из них, должны иметь значение, определенные комбинации слов должны изменять или разъяснять, т. е. уточнять это значение. Я думаю, мы установили, что собачьи сигналы определенно имеют значение. Собаки не лают, не рычат, не поднимают хвост и не смотрят на вас пристально просто так, без всякой цели. В конце книги я разместил «Фразеологический словарь собачьего языка», своего рода словарь значений собачьих знаков и символов. Итак, можно предположить, что требованию осмысленной содержательности языка собачья коммуникация отвечает.
Следующее основное требование — смещение, т. е. язык позволяет нам говорить об объектах и событиях, которые смещены в пространстве или во времени. Это значит, что вы можете использовать язык, чтобы рассказать об объектах, которые не присутствуют и невидимы в данный момент, или о событиях,
